Год Иова
Шрифт:
— Он бы не взял его, если бы знал, что я не смогу окупить потерю.
— Не рассчитывайте на это, — говорит Джуит. — Молитесь, чтобы закладная всё ещё была у него. Когда это случилось? — Пропажу я обнаружила этим утром — правда, я не всегда носила его. Я не могла поверить своим глазам. Я обыскала весь пол и все антресоли. Видели бы вы, как я весь ковёр на четвереньках исползала. Ковёр у меня с высоким ворсом. И никакого толку. Тогда я вам и позвонила. — Она еле-еле улыбнулась, косо и разочарованно. — Хорошо, что Долан такой невежда. Берёт что побольше, а не то, что ценнее.
Джуит вытирает и вешает на крюк вторую сковороду.
— Он и за этим вернётся. Рано или поздно он добудет и это всеми правдами и неправдами. Если только
— С ним весело. — С задумчивым выражением она стирает красной салфеткой следы томатного сока со своего подбородка. — Мы так много смеёмся. И он очень хорош в постели.
— Великий Боже, — говорит Джуит. — Пойдёмте. Попробуем заполучить закладную. У вас есть чековая книжка?
Чековая книжка была у неё с собой. Он выехал на своей машине из подземного гаража и сказал ей, чтобы она запарковала свой «Экскалибур» на обочине слева. Они поехали на шоссе, ведущее в Сан-Диего, в Вэлли. Солнце обжигало крышу машины. Когда он отыскал улицу, то на мгновение испугался, не перепутал ли он её с какой-то другой. Хэйкоки часто меняли жилище. Он ничего не слышал о них с тех пор, как Долан ограбил Грэмпа и Грэн, а было это несколько месяцев назад. Это одна из тех улиц Вэлли, что напоминала ему тридцатые — грязная дорога без тротуаров, покосившиеся покорёженные заборы, ржавые проволочные изгороди. По краям улицы растут искривлённые и всклоченные перечные деревья, а во дворах — апельсиновые, лимонные деревья и ореховые кусты. Дома похожи на убогие коробки, те, что постарше — деревянные, те, что помладше — им теперь по сорок, по пятьдесят лет — покрыты жёлтой, зелёной или розовой выгоревшей на солнце штукатуркой. Кое-где во дворах есть газоны, местами шипят оросительные системы, где-то вьётся плющ, иногда попадаются выжженные солнцем цветочные клумбы. В иных дворах нет совсем ничего — только утоптанная земля. Где-то пробегает потрёпанная собака, где-то клюют крошки цыплята, а где-то утки переваливаются с ноги на ногу. В иных дворах видны корпуса старых автомобилей, посаженные на пни эвкалиптов. От пней по сухой траве расползаются запутанные длинные корни. То здесь, то там запаркованы трейлеры с опущенными жалюзи в окнах. Они ожидают хозяев, впитывая жару. Как ни странно, подъезд к дому Хэйкоков не больно запружен транспортом. Джуит запаковал машину. Мимо них медленно проходит лошадь, на которой сидят подростки в ковбойских шляпах, грязных джинсах и грязных ботинках. Лошадь попадает то в полосы света, то в тени деревьев. Слышен цокот больших копыт и скрип кожи. Когда подростки на лошади их минуют, Джуит выбирается из машины. Жара стоит невыносимая. Мэвис Маквиртер вынимает из сумки солнцезащитные очки и тоже выходит из машины, правда, не столь охотно. Она захлопывает дверь и стоит, уставившись на окрестности. Возможно, ей кажется, что это всего лишь дурной сон.
— Берегитесь свинцового корня, — говорит ей Джуит. — Его шипы могут порвать вам одежду.
Свинцовый корень уже перемахнул через забор, который, наверное, в скором времени рухнет. Сквозь плотную, пушистую, серо-зелёную листву, проглядывают выгоревшие на солнце голубые цветы. Живую изгородь за оградой из проволочной сетки, похоже, подстригали недавно. Надо же, и щеколда не отвалилась. Джуит толкает калитку и придерживает её, чтобы Мэвис Маквиртер прошла, но она отстраняется.
— А что если его жена дома? — молвила она слабым голосом. Джуит качает головой.
— В отличие от Долана, она работает.
— Почему бы мне не подождать в машине? — Мэвис отворачивается и наклоняется к двери машины.
— Я хочу, чтобы вы посмотрели на лицо Долана.
Она оглядывает улицу.
— Его машины здесь нет. — Она делает несколько шагов по обочине. На ней толстый слой сухих листьев перечного дерева. Листья свернулись в трубочки. Они хрустят под красивыми туфлями Мэвис. Она заглядывает за дом. — Гаража я не вижу.
— Кто-нибудь
там обязательно будет, — говорит Джуит. — Хэйкоки — народ многочисленный. Сделайте одолжение. Я думаю, вам следует знать о Долане больше, чем то, что с ним вы много смеётесь и что он очень хорош в постели.Он направляется вперёд по треснувшим цементным плиткам. Трава, которая проросла через трещины, так высока, что тропинка едва видна. Входная дверь на крыльце блестит лаковым покрытием, которое растрескалось и напоминает чешую. Сбоку от двери звонок. Он нажимает кнопку, но никакого звука внутри не слышит. Он слышит музыку.
— И что он вор, — добавляет он, чувствуя, как она стоит в двух шагах позади у ступенек с явной неохотой входить и нервничает.
Он стучит в дверь. Музыка звучит громко. Собака, которая обыкновенно лает на всех и вся, не залаяла. Джуит поворачивает дверную ручку, открывает дверь и заглядывает внутрь.
Вся мебель стоит у стен. Если здесь когда-нибудь и был коврик, то сейчас он отсутствовал. Пол покрывают прямоугольные виниловые пластины. На тронутой ржавчиной металлической подставке стоит телевизор, который оклеен местами отслоившейся и поцарапанной плёнкой под дерево. По телевизору идёт пугающе красивый цветной фильм. Джуит знает, что это за фильм. «Нижинский». В сегодняшней программе этого фильма нет. Если бы сегодня он шёл, Джуит плюнул бы и на «Куин Мэри Тур», и на Мэвис Маквиртер с её перстнем, потому остался бы дома, чтобы его посмотреть. На полке под телевизором он видит ящик, в котором узнаёт видеомагнитофон из рекламного ролика. Всё это он успел охватить взглядом одномоментно.
Но не в этом главная достопримечательность. Вместе с танцором на экране посреди комнаты танцует шестнадцатилетний мальчик. Его абсолютно голое тело покрывает лишь скользкая плёночка пота. Его загар, губы и профиль такие же, как у Билла. Ни тени дурного настроения, но та же дурацкая потливость и тот же здоровый юмор, которые были у Билла десять лет назад. Волосы до плеч, длинные густые ресницы и пустые глаза, устремлённые в никуда. Как у экспонатов на полках в чучельной лавке. Мальчик ростом повыше Билла, но высоким его не назовёшь. Он движется с такой грацией, которая Биллу и не снилась. Дверь открыта, и музыка звучит просто оглушительно.
— Эй! — кричит Джуит. — Лэрри! Можно нам войти?
Бросив испуганный взгляд через плечо, мальчик стремительно выбегает из комнаты. Телевизор продолжает работать. На экране под музыку танцует прекрасный молодой человек. Джуит подходит, садится на корточки, на мгновение застывает, а затем нажимает на кнопку. Комната наполняется благословенной тишиной, экран становится серым, а затем чёрным. На экране остаётся лишь плёнка пыли, на которой остался след. Видно, что по ней проводили руками.
— Одну минуту, мистер Джуит, — эхом доносится откуда-то голос Лэрри. — Будьте там.
Слышится плеск воды. Джуит встаёт. Мэвис Маквиртер всё ещё стоит за порогом. Чтобы чем-нибудь занять руки она закуривает сигарету. Лэрри возвращается в комнату. На нём джинсы и чистая майка. На шее висит полотенце. С волос капает вода. Он смущённо улыбается. Его улыбка красивее, чем у Билла — ровные белоснежные зубы без промежутков.
— Простите, что не сразу услышал вас. — Он поднимает с пола обтягивающие шорты и суёт их под подушку на стуле.
— Мне следовало сперва позвонить, — говорит Джуит, — но я хотел сделать сюрприз твоему отцу. Он дома?
— Дома никого. Просто рай. Первый раз пользуюсь один этим видиком. Я устроился на работу к «Полковнику Сандерсу», но сегодня позвонил им и сказал, что болею.
— Значит, это новая вещь? — спрашивает Джуит. — Извини. Он делает знак Мэвис Маквиртер, и она неуверенно поднимается по ступенькам.
— Мэвис Маквиртер — Лэрри Хэйкок.
Они жмут друг другу руки. Лэрри смущён, но улыбается лучше, чем удалось ей. Её улыбка натужна. Джуит дотрагивается до видеомагнитофона сандалией. — Откуда он взялся?