Год Иова

Пятно исчезло. Он проходится пылесосом по комнате и взгляд его останавливается на собственном отражении в зеркале трюмо «Генерал Грант». Он смотрит в зеркало, и щётка пылесоса слабо подёргивается в его руке, словно котёнок или щенок, пока он не нажимает ногой на кнопку выключателя. То, что он видит, пугает и озадачивает его. Он не выглядит стариком. Он выглядит гораздо моложе своих лет, и кажется, что линия его губ, вопреки его теперешним мыслям, должна произнести сейчас что-нибудь гениальное. Взгляд его кажется очарованным. Куда же девался тот образ, что он вынашивал в мыслях — трясущийся, беззубый старик, с хрупкими костями и сухой кожей, шаркая, еле плетётся за красивым мужчиной, который вполовину младше его, издавая жалкие, писклявые звуки? Что-то из Конгрива, Уичерли, Отуэя. А то и хуже, если бывает хуже. Глядя в зеркало, он понимает, что просто мысленно играл роль. Но почему? А ты красив, как всегда. Так сказала Сьюзан. Высок, строен и подтянут. Оливер Прекрасный. Рита Лопес сказала: «Ты с каждым годом выглядишь всё лучше и лучше». Они правы. Так почему же он чувствует себя, как Панталоне? Что с ним происходит? Он сходит с ума?

Он выключает пылесос из сети, сворачивает петли шнура, закрепляет их клеммами и закатывает пылесос в шкаф с одеждой, что стоит в гостиной. Ему хочется ещё чашку кофе. Он идёт на кухню и зажигает горелку под кофейником. Он возвращается в спальню и одевается. Старые джинсы. Водолазка. Сандалии. На улице уже тепло, и если день будет таким же, как вчера, к полудню станет довольно жарко. Он заглядывает в корзинку с грязным бельём в ванной — плетёную корзинку, которую Билл выкрасил пульверизатором в красный цвет. Грязных маек, трусов и носков пока ещё маловато, чтобы нести их в прачечную. Пожалуй, он поразмыслит над ужином и отправится в супермаркет. Пожалуй, сегодня он приготовит Биллу его любимое блюдо — кажется, это спидини из телятины. Да, точно. Потому что Джуит всё-таки не пойдёт на этот банкет.

Звонит телефон. Он мчится нa кухню, выключает газ под кофейником и хватает со стены трубку. Он всегда мчится, когда звонит телефон, и всегда хватает трубку. Как все актёры. Должно быть, на другом конце провода ему даст о себе знать большая передышка? Должно быть, это роль, которая сделает его звездой на вечные времена и принесёт миллион долларов? Ему лучше знать. Как бы там ни было, но всякий телефонный звонок заставляет его сердце биться чаще. Оно и сейчас забилось. Оно — настоящий идиот. Он выдыхает в трубку «алло».

— Мистер Джуит? Оливер? Надеюсь, вы меня помните. Это Мэвис Маквиртер.

Он вспоминает её, неуклюжую и громоздкую, в дорогой изящной одежде, немного навеселе и более чем немного униженную, когда той тёмной, далёкой зимой, Оливер удивил своим появлением в квартире её и Долана. По телефону голос её звучал пышно и столь же элегантно, как голос Маргарэт Дюмон.

— Так мы и не позавтракали вместе, как вы обещали.

— Я не забыл, — солгал Джуит. — Моя сестра заболела. Она живёт в другом городе. Большую часть времени я провожу с ней. Пожалуйста, не обижайтесь.

— Не буду, если мы позавтракаем сегодня, — говорит она. — Это очень важно. Мне очень нужен совет.

— В какой пьесе вы сейчас заняты?

— О, это не о театре. Это личное. Мне очень неловко вас беспокоить, но вы, пожалуй, единственный, к кому я бы могла обратиться.

— Позвольте мне угадать, — говорит Джуит. — Это связано с Доланом? Что он вам сделал?

— Я не хотела бы говорить об этом по телефону.

Джуит смотрит на часы.

— Не будем дожидаться второго завтрака. Приезжайте ко мне. Если вы голодны, я приготовлю вам что-нибудь лёгкое.

— Я слишком расстроена, чтобы есть, — говорит она. — Но я приеду. Минут через двадцать.

Однако, Джуиту кажется, что эта женщина сможет есть в любых обстоятельствах, поэтому он занялся приготовлениями. Включая «кровавые Мэри». И он оказывается прав. Сегодня на ней синяя рубашка, синяя блузка в белую крапинку, маленькая красная косынка, повязанная под двойным подбородком, красная губная помада, красный маникюр, красные полумесяцы на голубых туфлях. Высокий бокал с красным напитком она осушает довольно быстро. По поводу яиц-пашот, свежего бекона и горячих сдобных булок, политых сырным соусом, она восклицает: — Это божественно. Вам следует открыть ресторан.

О Долане она заговорила лишь после того, как разделалась с последним кусочком еды, оставила большую часть губной помады на сигарете и краешке чашки кофе и вновь аккуратно обновила помаду.

— Хотелось бы верить, что я не права, но я сомневаюсь, что не права. Взломщики не бывают столь мелочными. Пропал только один перстень, с большим квадратным изумрудом.

Она бросила помаду и зеркальце в свою огромную сумку через плечо.

— В любом случае, мы в Сандоваль Эстейтс очень хорошо защищены от воров. Все виды сигнализации, охрана, камеры слежения.

— Вам нужен не я, — говорит Джуит. — Вам нужна полиция.

Он ставит её тарелку в мойку, снова снимает со стены телефонную трубку и протягивает ей.

— Позвоните им. Прямо сейчас. Он этого вполне заслуживает.

— Но если я не права?

Испугавшись его предложения, она мотает головой и встаёт со стула, чтобы быть от телефонной трубки подальше.

— Наверное, я где-нибудь обронила его и не заметила. Может быть, он его и не брал. Представьте, как он обидится. Я этого не вынесу.

— Тогда спросите его.

Джуит вешает трубку обратно и начинает мыть сковороды под струёй горячей воды.

— Он гнусный лжец. Брал он его или нет, вы поймёте, когда он улыбнётся.

— О, я не могу. Поэтому я вам и позвонила. Я не могу сама обвинить его. Я думала, что вы бы… вы ведь его знаете. Мне показалось, тогда вы держали его на расстоянии с таким… достоинством. Я знаю, у меня нет никакого права просить вас, но если бы вы…

— Вы давали ему деньги, не правда ли? — спрашивает Джуит. — Будьте откровенны. Всякий раз он просил у вас денег, да? Не бойтесь, вы меня этим не удивите.

— Вот почему я и не могу этого понять. — Она стала плакать. Джуит вытирает сковороду.

— Сколько же вы ему дали?

Она пожимает массивными плечами.

— Сотню там, сотню здесь. Ну и, конечно, за спиртное и за обеды платила я. И за мотели.

Она смотрит на пустой стакан со следами томатного сока и ломтиком лимона.

— Не могли бы вы налить мне ещё стаканчик?

— Если за рулём буду я.

Джуит вешает на крюк сковородку и смотрит на неё, слегка вздёрнув брови. Она нервно кивает, снова взгромождается на стул и роется в сумке в поисках сигарет. Он берёт со стола стаканы, споласкивает их и наливает ей новую порцию.

— Как я понимаю, этот перстень с большим изумрудом стоит куда больше, чем сотня здесь, сотня там, да и кто знает?

Он ставит перед нею стакан, в котором постукивают кубики льда, и она с жадностью принимается за напиток.

— Он стоит много тысяч, — говорит она. — Куда мы поедем.

— Разыщем Долана и отберём у него закладную. Если она всё ещё у него. Вы не хотите его наказывать. Вы просто хотите вернуть перстень, да?

— Он не хотел причинить мне вреда.

Чиркнув раз десять кремнем свой зажигалки, инкрустированной камнями, она наконец-то извлекает из неё пламя и закуривает сигарету.