Год Иова

Как и остальные, Джуит помочился в маленькую бутылку, а заодно себе на ноги и на грязный, пропитанный чужой мочой пол. Он встал у стола и обнажил головку члена перед врачом, который говорил таким изнурённым голосом, что, казалось, сейчас заснёт. Далее Джуит и все остальные, кто стоял в очереди, должны были нагнуться и раздвинуть ягодицы перед следующим врачом, который нёс своё бремя, разумеется, не менее безучастно, чем врач, проверявший члены. Джуит подумал, что с него уже и так достаточно этой армии. Настало время сказать. Он попытался заговорить с молодым врачом, который приложил к его груди холодный стетоскоп и недоверчиво посмотрел в глаза Джуиту. Медсестра с щербатым лицом обернула руку Джуита манжетой, накачала грушу, посмотрела на стрелку тонометра, затем в глаза Джуиту, а затем снова на стрелку. Она тоже недоверчиво нахмурилась.

— Ты что-нибудь принимал? — спросил врач.

— Принимал? — спросил Джуит. — Вы о чём?

— О наркотиках. Некоторые, чтобы откосить, напичкивают себя разной дрянью. — Врач что-то нацарапал в бумаге Джуита. — Твоё сердце делает сто миль в час. С таким давлением, как у тебя, в пятьдесят умирают, не сходя с места.

— Мне не пятьдесят, — сказал Джуит. — Я волнуюсь.

Медсестра сняла манжету. Джуит потёр себе руку. Врач посмотрел ему в глаза так, что Джуит заволновался ещё больше и уставился в пол.

— Простите, пожалуйста, как бы мне поговорить с…

Но врач уже сунул ему в руки бумагу, похлопал по плечу и стал осматривать следующего. Ему надо послушать ещё пятьсот сердец.

Джуит снова оказался в большой комнате. Теперь он стоял за мужчиной, тело которого пересекали длинные послеоперационные рубцы цвета свечного воска. Низкорослая женщина в офицерской форме показывала тем, кто стоял в очереди с Джуитом, следующий кабинет. У неё были крепкие ноги, бульдожья челюсть, грубый повелительный голос и нездоровый блеск в глазах. Джуит подумал, что обратиться надо именно к ней. «Не спрашивай их, — резко говорил ему Джой. — Просто скажи им». С горечью Джуит подумал о том, какой Джой умный. Но тут он сказал этой женщине: «Мне нужно поговорить с психиатром».

В комнате перед кабинетом психиатра — деревянной коробке размерами шесть на девять футов — стояло пять жёстких стульев. Два стула были заняты. Те, кто сидел на них, смотрели прямо перед собой в никуда. Один был чернокожий мальчик, похожий на карлика. Его голова всё время дёргалась в сторону и назад. Рядом с ним сидел пухлый мальчик с синдромом Дауна. Короткими пальцами он рассеянно поигрывал своим членом под бумагой. Джуит устыдился своего ладного тела и отличного здоровья. Ему здесь было не место. Эти мальчики больны по-настоящему. Зачем их вообще заставили сюда прийти и пройти через всё это? Это нелепо и жестоко. На сборный пункт вызвали всех ущербных, даже глухих и слепых — их этим утром он тоже здесь видел. Входит ли он в их число? Ущербен ли он? Он уже собирался встать со стула и уйти из комнаты ожидания. Но Джой сказал: «Останься здесь со мной». Глядя ему в глаза, Джой сказал: «Я не хочу, чтобы ты уходил».

Психиатр сидел, откинувшись на спинку скрипящего и перекошенного дубового стула и вертел своей нежной рукой маленький красный резиновый молоточек. Это был хилый маленький человечек с пучком рыжих волос на голове. За его спиной было окно без занавесок. Снаружи по грязному оконному стеклу стекали струйки дождя. Психиатр спросил, встречался ли Джуит когда-нибудь с девушками. Речь психиатра была женоподобной и изобиловала шипящими звуками. Джуит настроил и свою речь на этот лад. Нет, он никогда не встречался с девушками. Ему нравятся классическая музыка, фильмы, живопись, балет и театр. Кем он хочет стать? Актёром. Почему же он думает, что не сможет служить в армии? Ну, столько голых мужских тел вокруг — это такой соблазн! Правда, голые тела, которые он видел сегодня, вызвали в нём лишь жалость и отвращение. Но об этом он не сказал психиатру. Он упомянул о Давиде Микеланджело. Сейчас он играл роль, и впервые за всё то время, прошедшее с тех пор как он проснулся этим дождливым холодным утром и пришёл сюда, он чувствовал облегчение. Он, можно сказать, приятно проводил время. Он даже не задумался над тем, хорошо ли это. Всё, о чём он думал — это как хорошо он справляется со своей ролью.

В тесной комнатке, где в ожидании толпился народ, стучали пишущие машинки и хранились документы, Джуиту выдали бумагу, проштампованную красной печатью с какими-то расплывчатыми символами внутри. Джуит не смог разобрать, что это было.

— Что это значит? — спросил он усталого офицера.

— Это значит, — офицер уже протягивал руку за документами следующего, — что ты можешь забирать свою одежду и идти домой, парень. Армия в тебе не нуждается.

Джуит застыл на месте. Он должен всё объяснить. Всё это ложь. Он не имел в виду ничего такого. У него всё в порядке. Никакой он не голубой. Он пойдёт служить. Он отчаянно хотел пойти вместе с остальными. Ему не нужна одежда, ему нужна униформа. Он не хочет никаких штампов на своих документах. Он открыл рот. Во рту у него пересохло. Он сглотнул.

— Послушайте, — выговорил он.

— Проходи быстрей, куколка, — сказал офицер. — Убирайся отсюда.

Джуит и Молодой Джо стоят в серой тени дерева на тротуаре напротив пекарни.

— Сто пятьдесят тысяч долларов, — говорит Молодой Джо. — Всё оборудование новое, куплено всего год назад. Если бы бабушка не умерла, я бы не стал ничего обновлять. А теперь цена всех пугает. Но в общем это разумная цена. Пекарня удобно расположена. Покупателей достаточно.

— Конечно, — говорит Джуит. — Я могу уплатить в рассрочку?

— О, боюсь, мне нужны наличные. Я хочу купить ранчо к северу от города. Им нужны наличные.

Джуит слегка улыбается и грустно качает головой. — У меня нет столько наличными, Джо. Я даже не смогу столько заработать. Если только мне не улыбнётся удача.

Молодой Джо вздыхает.

— Вы работали здесь с моим отцом. Мне бы хотелось, чтобы именно вы стали новым владельцем. — Он смотрит на проезжающие мимо машины. — Но мне и правда нужны наличные.

— Пожалуйста, — говорит Джуит, — не продавайте её, не предупредив меня, хорошо? Знаете, жизнь актёра — это лотерея. Может, мне повезёт.

Сам он в это не верит, но не хочет расставаться с мечтой о пекарне. В эту грустную солнечную минуту ему кажется, что всё, чем он владеет — мечты.

— Обещайте мне, — говорит он.

— Конечно, мистер Джуит, конечно.

Молодой Джо пожимает ему руку. Джуит думает, что Молодой Джо не принимает его всерьёз, но как это изменить, он не знает. Молодой Джо говорит: — Спасибо, что зашли.

И возвращается в магазин, который уже переполнен покупателями. За кассой стоит девочка. Она младше Питера-Пола. Она похожа на Фрэнсис Ласк.

В белом бумажном пакете Джуит несёт лекарства для Сьюзан, а в белом целлофановом — свежий хлеб из пекарни Пфеффера. Он отпирает машину. Время, отмеренное его машине счётчиком на стоянке, давно истекло, однако штрафного билета за дворником нет. Это его радует. Он бросает пакеты на сидение, нагибается, чтобы сесть в машину, и чувствует, как жарко внутри. Солнце палит во всю. Оно сильно нагрело крышу машины. Он снимает пиджак, бросает его на заднее сидение, садится внутрь и быстро заводит мотор, чтобы заработал кондиционер. Он ждёт, пока из дефлекторов польётся холодный воздух, и смотрит в зеркало заднего видения. Куколка? Нет, его лицо никогда не было женоподобным. Офицер казался доброжелательным, пока не произнёс это слово. Зато Джуит ушёл с лёгким сердцем. Он наблюдает за уличным движением в зеркало заднего видения. Поток машин иссякает, он разворачивается и едет на Деодар-стрит. Он смотрит на часы. Он приготовит Сьюзан ленч с опозданием. Из-за этого он собой недоволен. Как и его отец, он считал, что принимать пищу нужно всегда вовремя.

Отец поднимался к нему по длинным пыльным лестничным пролётам. Подниматься наверх было трудно, а кроме того он был зол — поэтому тяжело дышал. Маленький театр так и назывался — «Чердак». Это была большая комната на верхнем этаже многоэтажного здания, в котором располагались конторы, в конце Маунтин-стрит в Кордове. В этом театре играли молодые актёры, которых упорно не принимали на работу в знаменитые «Подмостки Кордовы». Пол, стены, потолок чердака и даже слуховые окна — всё было выкрашено чёрной краской. Стёкла входных дверей на лестничной клетке тоже были чёрными. Они репетировали триллер, историю красивого юноши, который женился на одиноких богатых вдовах и убивал их ради денег. Это была первая большая роль Джуита вне школьных стен. Освещение было тусклым, зловещим. Когда отец Джуита открыл двери, в помещение ворвался яркий свет, на фоне которого вошедший выглядел тёмной фигурой. Но Джуит, конечно, знал, кому она принадлежала.