Года любви и дни печали

Эмигрант

Вернулся как-то в отчие края Мой старый друг, Слинявший за границу. Судьба его, карьера и семья Здесь начались… Чтобы вдали продлиться. В России получил он свой диплом, И опытом запасся поневоле. Но стал не мил провинциальный дом. Как видно, захотелось лучшей доли. И ничего зазорного в том нет, Когда бы не презрение к былому. Как будто кроме пережитых бед Уже и вспомнить нечего… Но к слову, Хочу сказать, что отчая земля Его за вероломство не простила. За то, что вдалеке ее хуля, Он позабыл, чья в нем таилась сила. Но он понять ее уже не мог. Хотя его о том и не просили. И жизнь былая – как условный срок, Который он «отсиживал» в России.

* * *

Я хотел тебе лес показать. Он таинственен — Только бы слушать. Даже боязно слово сказать, Словно в нем можно Что-то нарушить. Я хотел, чтоб в его волшебство Ты неслышно вошла на мгновенье. И прощальную песню его Положила себе на колени. Чтоб потом, — Где бы ты ни была, — Этот лес никогда не забыла. Ни прохлады его, ни тепла, Ни его золотого настила. Чтобы в сердце хранился покой И молчание сосен и елей… Словно ты дотянулась рукой До зеленой своей колыбели.

* * *

На перекрестке двух путей Стоял старинный дом. Он по утрам встречал людей Приветливым дымком. И люди, мимо проходя, Не ошибались в нем. Он укрывал их от дождя, В ночи светил огнем. Какой еще желать судьбы? Но с некоторых пор Его забрали в плен столбы, Подняв, как щит, забор. А жизнь идет своим путем, Где солнце и простор… Она обходит этот дом, Споткнувшись о забор.

* * *

Любовь во все века неповторима, Хотя слова мы те же говорим. Для женщины, что любит и любима, Весь мир любви ее неповторим. Неповторимо ожиданье встречи, В чужую ночь открытое окно. И в той ночи неповторимы речи, Что ни забыть, ни вспомнить не дано. Неповторим и тот рассвет весенний, Когда восходит сердце вместе с ним. Неповторима боль ее сомнений И мир надежд ее неповторим.

* * *

Я знаю, что все женщины прекрасны. И красотой своею и умом. Еще весельем, если в доме праздник. И верностью, – когда разлука в нем. Не их наряды или профиль римский, — Нас покоряет женская душа. И молодость ее… И материнство, И седина, когда пора пришла. Покуда жив, – я им молиться буду. Любовь иным восторгам предпочту. Господь явил нам женщину, как чудо, Доверив миру эту красоту. И повелел нам рядом жить достойно. По рыцарски – и щедро, и светло. Чтоб души наши миновали войны И в сердце не закрадывалось зло. И мы – мужчины – кланяемся низко Всем женщинам родной земли моей. Недаром на солдатских обелисках Чеканит память лики матерей.

* * *

Человек умирает… Видно, вышли года. Как ему умирать не хочется! Был всю жизнь он с людьми. Никогда, никогда, Никогда не любил Одиночества. Возле ласковых глаз, У фабричных ворот. И в хорошие годы. И в годы невзгод. Он всегда был при деле, В самой гуще людской… А теперь ему смерть говорит – На покой… — Он не хочет покоя, Не хочет молчанья… И молчит. Потому что приходит Отчаянье. Что он в жизни успел — Это людям видней. Он всю жизнь свою прожил Для них, для людей. Он о смерти не думал. Он ее не боялся. Воевал и дружил. Горевал и влюблялся. На сто жизней Хватило бы этого пыла. Он о смерти не думал. Просто некогда было.

* * *

Когда ко мне приходит юность, Чтоб встреча та была легка, Предпочитаю с нею юмор, Взамен учебного пайка И, мельком вспомнив Песталоцци, На миг приму серьезный вид. А юность весело смеется, И шумно спорит и острит. И ей легко на самом деле Со мною говорить про жизнь. И поносить пристрастье к д'eньгам, Пока они не завелись. И пироги с капустой лопать, И слушать искренность мою, Не зная, что житейский опыт Я им вовсю передаю. И просто радоваться встрече. Тому, что так она добра. И никаких противоречий Всю ночь, до самого утра.

* * *

Отшумели выборы… Распродан Весь пиар и весь рекламный бум. Власть предпочитает быть с народом С голубых экранов и трибун. А Россия так же в бедах корчится. Негодует, мучится, скорбит. Вымирает в гордом одиночестве От недоеданья и обид. Вновь Россию краснобаи кинули, Потому что верила она. Машет птица бронзовыми крыльями, Но взлететь не может с полотна.

* * *

Мы дорогу к Богу выбираем сами. Не страшит идущих высота… Иудеи обрели ее во Храме. Христиане начали с Креста. И какой бы мы ни шли дорогой, Все они сойдутся в Небесах. Припадут с мольбой к Престолу Бога В равных просьбах – грешник и монах. Лишь бы мы в пути не оступились. Даже если тягостен подъем. И тогда нас не оставит Божья милость Ни на этом свете, ни на том. Иерусалим

Памятник солдату

Немецкий лес, немецкая трава. И рядом русский поднялся солдат. А над солдатом неба синева, Как материнский взгляд. Он не дошел сто метров до села. Он до Победы полчаса не д'oжил. Чужая мать сюда опять пришла, Свою кручину возложить к подножью. Стоит солдат… И взгляд его тяжел. Над ним в Россию пролетают птицы. И он давно б на Родину ушел, Да все друзей не может добудиться.

* * *

Какие лица у парижских женщин! Покой мужчин при них на волоске. И все же там красивых женщин меньше, Чем в нашей замороченной Москве. Да что Москва… У нас полно красавиц По две, по три – на каждую версту. И весь Париж бы изошел на зависть, Когда б увидел эту красоту. Беда в другом, что их до срока старят Наш образ жизни, горести и быт. И веры нет, что жизнь иною станет, Без хамства, без потерь и без обид. Мне бы взглянуть на милых парижанок, Когда б на много дней их обрекли В автобусную давку спозаранок, И на зарплату – в жалкие рубли. На вечные нехватки и работу, Где нелегко дается отчий хлеб… Парижских женщин украшает мода, А наших унижает ширпотреб. Мы в праздники встречаем их елеем, А в будни жизнь по-прежнему грустна. Я добрым словом женщин пожалею, Коли не хочет их жалеть страна.