Года любви и дни печали

* * *

В лес весна нагрянула в апреле Шумная – от птичьей кутерьмы. И стоят в весенних платьях ели, Будто бы и не было зимы. И ручьи, ожив от ветров вешних, Песни разнесли по всем концам. Воробьи покинули скворешни, Чтобы сдать их н'a лето скворцам. Дождь стучится робкою капелью. Первый дождь – предвестник майских гроз. Так тепло, что сосны загорели И открыты шеи у берез. Ожил лес – теплу и солнцу рад он. Ничего, что выбравшись из тьмы, В эту пору он еще залатан Белыми заплатами зимы.

Чиновнику

За вами должность, а за мною – имя. Сослав меня в почетную безвестность, Не справитесь вы с книгами моими. Я все равно в читателях воскресну. А вам такая доля не досталась. И как сказал про вас великий критик — Посредственность опасней, чем бездарность. А почему – у классика спросите. Кайфуйте дальше – благо кайф оплачен. Он вам теперь по должности положен. Но только не пытайтесь что-то значить… Чем в лужу сесть, сидите тихо в ложе.

* * *

В память о музыке Кем-то убитого леса, В память о музыке, Тихо уснувшей на пне, — Я постигаю молчание Старого кресла, Чтоб эта музыка Снова звучала во мне. Я ее помню в порывах Веселого ветра, В неблагозвучных угрозах Охрипшей совы. Как музыкальна в лесу Была каждая ветка. Сколько мелодий Таилось в созвучьях листвы.

* * *

Дымится гора Машук. Над ней облака, Как тени… И рядом мое волненье Да сердца тревожный стук. Деревья в лучах рассвета… Я встал на обрыв крутой, Как будто от пистолета Поэта прикрыл собой. Но чуду здесь не случиться. И замертво пал Поэт. Ведь я опоздал Родиться Больше, чем на сто лет. А рядом со мною друг. Он той же минуты пленник. Лишь сердца тревожный стук Его выдает волненье. Он грустно молчит при этом. И встав на обрыв крутой, Он тоже от пистолета Поэта прикрыл собой. И он опоздал родиться… И тоже волнуясь, ждет, Что, может, не состоится Немыслимый выстрел тот. Пятигорск

* * *

Руки женщин — Как звуки скрипки. Так же искренни, Так же зыбки. Так же веселы Иль печальны. И умышленны И нечаянны. Руки женщин — Вы так прекрасны! Вы прекрасны, Когда любимы. Когда солнцем Весенним п'oлиты. Когда к сердцу Волненьем подняты. Чтоб неслышно сказать «Любимый…» Вы прекрасны в труде И в отдыхе. Своей нежностью, Своей гордостью… Своей силой, Что людям отдана… Ну, а те, что на вас Глядят, Так, как будто бы что Выпытывают, Так глядят, Будто чем грозят, Это просто они завидуют. Вы не бойтесь их Взглядов мрачных… Оставайтесь всегда прекрасны, Руки женщин…

* * *

Пришли плохие времена. Авторитет России продан… Идет холодная война Между властями и народом. Идет холодная война От пораженья к пораженью. Ни та, ни эта сторона Не проявляют сожаленья. И станут биться до конца. Одни, – чтоб выжить на пределе. Другие – в поисках лица, Чтоб люди верить захотели. Но их надежда не сбылась. Нас так обманывали часто, Что как бы ни менялась власть, Здесь не меняются несчастья. Идет холодная война… И гибнут вера и надежды. И власть опять обречена. А я кричу – «Россия, где ж ты?!»

* * *

Наступили времена тусовок. Пол-Москвы тусуется в Кремле. Пол-Москвы изыскивает повод, Чтобы оказаться при столе. И тусовка, вкусно отобедав, И дела вершит, и пьет вино. Александр Сергеич Грибоедов Эти нравы высмеял давно.

Доктор Маленькая новелла

Татьяна вернулась С дежурства под вечер. Усталая… (Лишь бы не встретиться с кем.) Сережка ей кинулся звонко навстречу: «Ой, мамочка, ты насовсем?» «Насовсем…» Пока она ела, Он ждал терпеливо С игрушками вместе, В углу присмирев, Где всадник скакал, Подбоченясь красиво. И крался к дверям Гуттаперчивый лев. А после, усевшись вдвоем у окошка, Сережка и мама затеяли бой: Был всадником смелым Довольный Сережка, И маму спасал он, Рискуя собой… «Держись!» – кричал – «Мама, Спешу на подмогу…» — И Таня задорно смеялась в ответ. Вдруг холодом сильно Пахнуло с порога И в комнату шумно протиснулся дед. Знакомый старик из соседней деревни. Метелью запылена борода. «За вами послали Татьяна Андревна. У нас на Заречье в больнице беда. Хотел поначалу отправиться в город, Да больно дорога туда тяжела…» «Сережа, ложись… Не балуйся. Я скоро…» Метель за окном все мела и мела. Вокруг ни души. Только полночь слепая. Да разве кто выйдет в такую пургу? Березы, дорогу саням уступая, С проселка сошли и увязли в снегу. Среди этой ночи — Холодной и снежной Ей жутко остаться с тревогой своей. Сомнения, думы ее и надежда Давно обогнали усталых коней. … Ночь кончилась. И неожиданным светом Заря разгорелась над краем земли. И видела доктор, Как краски рассвета На бледном, на тонком лице расцвели. И женщина вдруг очень тихо И просто Спросила у доктора: «Можно взглянуть?» И спал ее первенец — Мальчик курносый, На маму, пожалуй, похожий чуть-чуть. Татьяна ему улыбнулась устало… Нахлынувший сон побеждая едва, На вешалке молча пальто отыскала И долго попасть не могла в рукава. …А дома… А дома все было в порядке. Вошла, И как будто бы прибыло сил. Сережка сидел на короткой кроватке И молча глаза кулачками будил. Сын обнял ее озорными руками, Прижался к груди, как горячий комок… «Скажи, ты соскучился очень по маме?» — А он вдруг слезами ей руки обжег. И обнял ее из всей своей силы… И сердцем она в этот миг поняла, Что ночью не просто беду победила, А материнское счастье спасла.

* * *

Ельцин попросил прощенья у народа. Есть за что… Народ с ним обнищал. И к тому ж он многого не додал, Что когда-то людям обещал. И страну из кризиса не вывел, Хоть изображали торжество. По-хозяйски вовремя не вымел Сор из окруженья своего. Он еще просить прощенья должен У солдатских вдов и матерей… Президент ушел… И потому не дожил До грядущих окаянных дней.

Память

Он хоть не стар, но сед. Не от годов – от бед. Он видел, как убивали наших В предрассветном дыму. Как без вести всех пропавших Ждали в каждом дому. Как голосили вдовы По мужикам. И горя хлебнувши вдоволь Невесты шли по рукам. Когда-нибудь он об этом Сыну расскажет, Заросшие красным цветом Окопы ему покажет. Воронки от бомб упавших, Затопленные по весне. Пусть сын, войны не знавший, Знает все о войне.

* * *

Царило на земле средневековье. Мне кажется – я помню с той поры, Как честность молча истекала кровью И молча поднималась на костры. Я помню все – и одержимость судей, Судивших тех, кто был не виноват. Судивших братьев, как врагов не судят, Как в бешенстве бьют зверя наугад. Неистовствуя, только бы не думать, Грех возложив на совесть топора, Они судили мужество и юность — За то, что слишком откровенна юность, За то, что зрелость чересчур мудра.

* * *

Любую нетерпимость ненавижу, Когда огонь сверкает из-под фраз. И чье-то мненье – как знаменье свыше. Как будто снизошел к нам Божий глас. Учитесь слушать и врага, и друга. И даже больше, может быть, врага. А мы гоняем Истину по кругу, Когда до Правды, может, два шага. Бывает нетерпимость агрессивна, Что говорит о скудости ума… О, как бываешь в спорах ты красива, Когда ошибки признаешь сама. Я ненавижу в людях нетерпимость, Которая лишь подлости под стать… Выводит кто-то жизнь свою на минус, Когда душа не склонна уступать.