Голод

Как?.. Неужели он успел сходить за своими вещами?

Но тут мое внимание привлекает его мощное сложение. Даже стоя на коленях, он выглядит устрашающе огромным, и мне не нужно видеть кожу под доспехами, чтобы понимать, что это тело создано для битвы.

Однако все это пустяки по сравнению с его лицом.

Он… Никакими словами невозможно описать такую мужественную красоту. Волосы цвета жженого сахара вьются на затылке, горящие зеленые глаза кажутся еще ярче на фоне загорелой кожи.

Я не знаю, куда смотреть: на четкую линию подбородка, на острые скулы или на мягкие губы грешника. Он похож на мифологического персонажа, сошедшего с какой-нибудь картины.

Да он и есть мифологический персонаж.

Я приподнимаюсь на локтях, и всадник тут же отодвигается.

Я догадываюсь, что меня разбудило: его пальцы. Он убирал мои волосы с лица – точно так же, как я всю ночь убирала его волосы. А сейчас кончики его пальцев замерли у моей щеки.

Кончики пальцев…

– Твои руки! – ахаю я. Матерь божья… или чья там! – Откуда у тебя руки?

Голод чуть улыбается, и все мое тело отзывается на эту улыбку.

– Теперь тебя беспокоит, на что я способен?

Мой скептический взгляд переходит с ладони, касающейся моей щеки, на лицо всадника.

– Может быть… Что ты делаешь?

– Хотел тебя увидеть, – говорит он, окидывая меня таким взглядом, будто пытается запомнить мои черты.

Он достает из-за спины и протягивает мне какую-то ткань.

– По-моему, это твое.

Моя рубашка. Только тут до меня доходит, что я до сих пор без нее.

– Спасибо.

Я натянуто улыбаюсь всаднику, забираю рубашку и поспешно набрасываю ее, чтобы прикрыть наготу.

Всадник встает, и я впервые замечаю другие вещи, лежащие рядом с ним. Про одну я пока даже не догадываюсь, что это такое, а другую узнаю – коса с поблескивающим острым лезвием.

Господи, эта штука похожа на смертоносное оружие.

Всадник берет косу в руки, и сердце у меня начинает колотиться. Ночью я даже не осознала, насколько он громадный, но теперь, с оружием в руках, он выглядит как сама смерть.

Я отодвигаюсь подальше.

Всадник, должно быть, видит, как я струсила: он бросает на меня сердитый взгляд.

– Ты всю ночь спала прямо на мне. Тебе нечего бояться.

– Теперь у тебя есть лезвие и руки, – говорю я. – Как ты сумел их вернуть?

– Мой организм способен к регенерации.

– Твой организм…

Во имя младенца Христа… он что, может отращивать конечности?!

– А… а…

Я неопределенным жестом указываю на его одеяние.

Голод сжимает губы – не то от досады, не то сдерживая смех. На весельчака он не похож, так что досада вероятнее.

– Я не из этого мира, цветочек.

Это, собственно, не ответ, но я слегка обмираю от того, что он назвал меня цветочком.

Это же комплимент, правда?

Глядя на него, я хочу, чтобы это был комплимент.

Ана, ты что, серьезно готова втрескаться во всадника апокалипсиса?

Черт возьми, похоже, да. Но могу сказать в свою защиту, что здесь, на Земле, таких красивых скул не делают.

– Идем, – говорит Голод, прерывая мои мысли. – Нам пора.

– Куда идем? – спрашиваю я, вскакивая следом за ним и хватая по пути корзину с фруктами. У меня есть слабая надежда, что если я принесу корзину домой, это каким-то образом защитит меня от гнева тетки.

Надежда глупая, но я же и сама дура дурой.

Голод не отвечает, да мне и ни к чему его ответ. И так ясно, что наш путь лежит обратно в город: мы шагаем вдвоем по той самой дороге, на которой я нашла его совсем недавно. Мой взгляд притягивает коса у него в руках. Он решил взять с собой именно ее, а не другой, менее опасный предмет, и я очень, очень стараюсь не думать о мотивах такого решения. Или, если уж на то пошло, о том, что произойдет в тот момент, когда горожане встретятся с Голодом.

– Прошлой ночью на этой дороге людей было пруд пруди, – говорит Голод, скорее сам себе, чем мне. – А теперь пусто.

У меня слегка шевелятся волосы на затылке.

– Думаешь, эти люди?..

– Они готовят мне ловушку.

Эта мысль приводит меня в ужас.

– Может, не стоит нам идти по этой дороге? Можно же спрятаться…

Все, что рисуется мне в воображении, – то, как истерзано было тело Голода, когда я нашла его.

– Я ждал этого момента много лет, – говорит он. – Я не стану прятаться от них. Я должен насладиться их смертью.

Вот тут-то у меня и возникают первые серьезные опасения по поводу Голода.

– Я тебя не для того спасала, чтобы ты убил кучу людей, – говорю я.

– Ты знаешь, кто я такой, цветочек. – Опять он меня так зовет. – Не делай вид, будто не знаешь моей натуры.

Прежде чем я успеваю возразить, мы входим в Анита2полис.

Мы идем по улице, а люди вокруг заняты утренними делами. Однако, завидев Голода и его огромную косу, они замирают.

Когда мы приближаемся к центру города, по растрескавшемуся асфальту прямо к Голоду галопом подлетает угольно-черный конь. Морда у него на редкость злобная, однако всадник при взгляде на него словно вздыхает с облегчением.

Стойте-ка. Это что, его?..

Конь замедляет бег и наконец останавливается перед Голодом.

Всадник прислоняется лбом к лошадиной морде.

– Все хорошо, мальчик, – говорит он, поглаживая коня. – Теперь тебя никто не тронет, – повторяет он те самые утешительные банальности, которые я говорила ему самому прошлой ночью.

Я смотрю на коня. Где он был все это время? И почему решил появиться именно сейчас?

Они готовят для меня ловушку.

В тот же миг я слышу свист стрелы.

Хлоп!

Стрела с каким-то хлюпающим звуком вонзается в плечо Голода.

Я жду, что всадник вскрикнет или дернется, как прошлой ночью, но ничего подобного.

Он улыбается.

Меня пробирает дрожь.

Это не взгляд испуганного человека. Это взгляд человека, желающего испепелить весь мир.

Глаза Голода на одну долгую секунду встречаются с моими, и в них плещется злобное веселье. Затем он переводит взгляд на людей, идущих за черным конем, – людей, которых я замечаю только сейчас. В руках у них луки, мечи и дубины.