Голод
Шрифт:
Я вдавливаю клинок глубже: ласковое обращение только сильнее злит.
Покончи с этим, говорю я себе. И все же колеблюсь.
Просто я еще никогда никого не убивала.
Будет ли технически это убийством, если всадник все равно не может умереть?
Я непременно должна это выяснить. Это мой долг перед Элоа, перед тетей, перед двоюродными братьями и сестрами.
Вдавливаю нож еще глубже и смотрю, как кровь стекает по лезвию.
– Не умеешь, – говорит Голод, и голос у него спокойный. Я чувствую,
– Заткнись.
Я делаю глубокий вдох, набираясь храбрости.
Как будто слегка забавляясь, всадник говорит:
– Ты хоть понимаешь, что я могу тебя остановить, если захочу?
При этих словах я замираю.
Всадник откровенно ухмыляется.
– Девочка, ты что, забыла о моих способностях?
Я смотрю ему в глаза.
Только что сила была на моей стороне, и тут…
Пол начинает ходить ходуном, твердое дерево растрескивается под ногами. Меня отбрасывает в сторону, и я ударяюсь плечом о стену. Каким-то чудом мне удается не выронить кинжал. Слышу, как скрипит под Голодом стул, и тут же всадник хватает меня.
Чистый инстинкт заставляет меня выбросить вперед руку с кинжалом. Острие вонзается в Голода. Он глухо вскрикивает, глядя на рукоять, торчащую из груди, и его лицо искажает гримаса.
Я взвизгиваю от неожиданности.
Дерьмо! Я ударила его ножом! По-настоящему! С ужасом смотрю на оружие, вонзенное в его тело, но удовлетворение так и не приходит.
Жнец с гримасой берется за рукоять, выдергивает окровавленный кинжал и отбрасывает в сторону.
Я тянусь за новым оружием, но Жнец хватает меня за горло, тащит к столу, впечатывает в полированную поверхность, и его коса оказывается подо мной.
Нижняя часть тела Голода вжимается в мою.
– Глупенький маленький цветочек, – бросает он, нависая надо мной.
Я снова тянусь к кинжалу, висящему в ножнах на бедре. Жнец опережает меня: его рука скользит по моему боку и выхватывает оружие. Он отбрасывает его в сторону, затем вытягивает другой клинок, подлиннее, прицепленный к нагрудному ремню, бегло осматривает и отшвыривает далеко в сторону.
Вот и все. Последняя часть моего грандиозного плана рухнула. Третий раз в жизни я оказываюсь в безраздельной власти всадника.
– Это и был твой план? – хрипит он, а его кровь капает мне на грудь. – Прийти сюда и убить меня? Из тебя убийца еще хуже, чем шлюха.
Я плюю ему в лицо.
В ответ он крепко сдавливает мое горло.
– Но нет, конечно, ты не хотела меня убивать, – говорит он, стараясь поймать мой взгляд. – Ты же видела, что я не могу умереть, и знаешь, на что я способен. Ты же не настолько глупа, чтобы думать, будто тебе по силам прикончить меня…
Где-то в особняке открывается дверь.
Голод бросает в ту сторону злобный взгляд. Я, пользуясь моментом, подтягиваю ногу к груди и изо всех сил бью ублюдка по яйцам.
Охая от боли, Голод выпускает меня и хватается за пострадавшее место, а я, пользуясь моментом, выбегаю из комнаты.
Вон, вон отсюда!
Я перепрыгиваю через труп, сворачиваю за угол… Какой-то человек преграждает мне путь.
Твою мать!
При виде меня глаза у него слегка округляются. Я притормаживаю, но все-таки врезаюсь в него, и мы оба падаем, сплетаясь в клубок.
Отчаянно пытаюсь освободиться и тут слышу приближающиеся шаги Голода. Прежде чем я успеваю подняться, человек, лежащий на мне, отлетает в сторону от удара ноги. Коса Жнеца опускается ему на горло.
– Я тебе говорил, чтобы ты не вмешивался? – говорит Жнец своему стражнику.
– Но…
Глаза мужчины устремляются на меня.
Стремительно, так, что я не успеваю уловить движение, Голод перерезает стражнику шею, и из открывшейся артерии хлещет кровь.
Я вскрикиваю от этого зрелища. Стражник все еще смотрит на меня, потрясенно и испуганно, и тянет руку к перерезанному горлу.
Да, вечер явно не задался.
Я вновь судорожно пытаюсь встать.
Всадник ставит ногу мне на грудь.
– Ну-ну, я с тобой еще не закончил.
Он вновь заносит косу. Теперь ее лезвие перепачкано кровью.
При виде ее я закрываю глаза и часто дышу, стараясь не лишиться чувств.
– Почему ты думаешь, что я не убью тебя на месте, прямо сейчас? – спрашивает Жнец.
– Я не боюсь смерти, – тихо отвечаю я.
– Ах, вот как? – Кажется, всадника это забавляет. – Тогда открой глаза и взгляни ей в лицо.
В его голосе звучит издевка, и это заставляет меня разлепить веки. Я вскидываю на него яростный взгляд.
Он склоняет голову набок.
– Вот так. Дай-ка поглядеть на тебя.
Если бы его лицо не маячило так далеко, я бы попыталась плюнуть в него еще раз.
Голод не спешит.
– Я думал о том, встретимся ли мы снова. Зря ты не сказала, кто ты. Я бы тебя пощадил.
Я хмыкаю. Как будто он тогда слушал, что я говорю.
– Но ты не пощадил, – говорю я. – Взгляни на мою грудь, и сам убедишься.
– Однако же ты выжила. – Он смотрит на меня испытующе, как будто сам не может в это поверить. – Зачем же было искать меня, снова навлекать на себя мой гнев?
Что-то теплое и влажное касается моего плеча, стекает по руке и поднимается вверх, к волосам. Далеко не сразу я догадываюсь, что это кровь убитого.
С ужасом смотрю на Голода и дышу носом, стараясь не дать волю эмоциям.
– Я хотела сделать тебе больно.
Он приподнимает брови.
– Яйца и правда еще побаливают, цветочек, надо отдать тебе должное.
Щеки у меня вспыхивают от гнева, несмотря на весь очевидный ужас моего положения.
– Пошел ты…
Всадник сильнее придавливает меня сапогом.
– Ты сама хотела туда сходить, помнишь? Но я все еще не хочу твою киску.
Для него это все шуточки. И моя боль, и боль всех остальных.
– Когда мы впервые встретились, ты отнял у меня всех, кого я любила, – шепчу я. – А потом еще раз.
Он хмурится.
– Я делаю свое дело, смертная. И буду делать до тех пор, пока меня не призовут домой.