Голубая луна

– Потрясающе!
– выдохнула женщина, и это восклицание подвигло Герду на следующий подвиг.

Она решилась на то, чего еще ни разу не делала, хотя и знала, что теоретически это возможно. Он убрала руку и, подвесив сгустки пламени в воздухе, заставила их кружиться в хороводе. Сейчас огонь стал подвластен ее воле, как никогда прежде, и главным в этом странном фокусе было то, что Герде не пришлось для этого строить специальные заклинания или оживлять произнесенные, или подразумеваемые формулы. Все творилось само собой, - "силой разума" и "страстью сердца" - по одному лишь ее желанию, с легкостью и естественностью дыхания или ходьбы. Герда хотела, огонь исполнял любой ее каприз.

– Это... Это чудо!
– Выдохнула между тем Дарья.
– Как это возможно? Как?..

– Я рада, что вам понравилось, - улыбнулась Герда, развеивая огненную карусель.
– Если хотите, можем устроить вечером фейерверк. Я, правда, ни разу этого не делала, но теорию знаю. Можем попробовать.

– Не надо, - покачала головой Дарья.
– Не дай бог, кто увидит! Про такое чужим знать не надобно. У нас колдуны лишь бы кому не открываются, но, если хотите, познакомлю вас с другими, при них можно все.

"Вот при колдунах я бы как раз поостереглась!" - подумала Герда, но вслух сказала нечто другое:

– Хочу, - сразу же решила она, надеясь, что здесь, в Гардарике, все сложится не так скверно, как это случилось с ней в Коллегиуме.

– Значит, договорились!
– облегченно вздохнула сестра Ивана.
– А фейерверк... Можем съездить в поля... Здесь недалеко находится наше с мужем имение... Можем попробовать запустить огни там.

– Договорились, - кивнула Герда, почти дословно повторяя реплику Дарьи, и в этот момент вернулся банкир. Он принес четыре кошеля из темно-зеленого сафьяна и несколько листов пергамента, сложенных вчетверо. В кошелях находилось по пятьдесят золотых рублей в каждом, а пергаменты являлись "чеками": четыре чека по четыреста пятьдесят рублей и три по тысяче...

***

Все-таки, когда есть деньги, чувствуешь себя куда лучше, чем, когда их нет. Казалось, даже на улице стало теплее, и солнце засияло ярче, заставляя искриться снежный наст.

"Странный эффект!
– отметила Герда, не упустившая из вида случившиеся в ней перемены.
– Или все дело в том, что я слишком люблю деньги?"

Странное предположение, если честно. Ведь она, сколько себя помнила, не была ни жадной, ни меркантильной. Эгоистичной? Возможно, и даже скорее всего. Но ни разу не корыстной. Практичная, но не скупая: скаредность - не ее. Гордая и амбициозная - несомненно. Но при этом не жадная и уж точно - не мелочная. Тогда, откуда взялась эта беспричинная, как ей казалось, эйфория, это неуместное воодушевление, бессмысленный восторг?

– А если это всего лишь приступ счастья?
– спросила Другая Она, подхватывая Герду под руку.
– Предвкушаешь удовольствия, разве нет? А удовольствия стоят денег...

– Как у тебя все просто!
– покачала головой Герда.

– А зачем все усложнять?
– возразила Другая Она.

И в самом деле, вот пройдутся они с Дарьей по торговым рядам - чем не удовольствие?

И они отправились на поиски радости, заглянув первым делом в гостиный двор. Такого чуда, если честно, Герда не встречала ни в одном другом городе ойкумены, а ведь она много где была. Однако, попав в первый раз в Нижнем Новгороде в так умно и необычно организованный торговый квартал, она вполне оценила, как идею, так и исполнение. Впрочем, в Новгороде Великом гостиный двор, на поверку, оказался и больше, и богаче, чем виденный ею в Нижнем, и Герда с удовольствием прошлась по его крытым галереям вдоль всевозможных лавок и ремесленных мастерских. Чего здесь только не было! Казалось, нет такой вещи, такой услуги и такого мастерства которых невозможно здесь найти. Герда, впрочем, нашла, такой уж она была человек. Как выяснилось, здесь не шили такое женское белье, как в Эриноре и Горанде, и это было неправильно, потому что Герда с юности привыкла носить короткие штанишки до середины бедер - с удобными завязочками на талии, - и бюстье. Отказываться от хорошего не хотелось, поэтому пришлось вспомнить жизнь в доме барона Геммы и нарисовать понравившейся ей белошвейке правильный крой, объяснив по ходу дело, что, для чего, и как должно в конечном счете выглядеть и сидеть на фигуре. Договорились, что мастерица сошьет к завтрашнему утру несколько образцов, и, если все будет сделано, как надо, знатные дамы закажут ей по нескольку комплектов такого белья из шелка и батиста, и, разумеется, с вологодскими шелковыми кружевами.

– Я пришлю возок, - сказала Дарья, когда все условия сделки были оговорены, и белошвейка получила серебряный гривенник задатка.

– Приедешь, покажешь товар, на месте решим сколько и чего у тебя заказывать! Хорошо сработаешь, от заказчиков отбою не будет.

– У меня, в Пскове на подворье свои белошвейки, - повернулась она к Герде, - надо будет и их обучить. Хорошего белья много не бывает.

От белошвейки отправились бродить по мастерским портных и модным домам, пока не нашли - не без подсказки Дарьи, - того мастера, который пришелся Герде по вкусу. Вот у него она и заказала себе сразу три платья, каждое следующее роскошнее предыдущего. Первое, - выдержанное в изумрудно-зеленых тонах, - было "попроще", но в нем не стыдно было посетить оперу или прийти к кому-нибудь с частным визитом, второе - синее с золотым узорным шитьем - в принципе, подходило для приемов любого уровня точно так же, как и для бала. Ну а третье - из серебристой парчи и дымчатого шелка - должно было стать и вовсе сказочным, в особенности, если надеть к нему бриллиантовую или сапфировую парюру или жемчужный комплект. Довольная заказом, Герда на радостях купила у мастера два готовых платья, красивых и удобных, которые оставалось только подогнать по фигуре.

От кутюрье пошли к башмачникам, от них к скорнякам, - Герда захотела соболиную шубу, - перчаточникам и шляпникам, и так до тех пор, пока ее не одели с ног до головы. А между тем и этим - день-то длинный - отобедали в отличном трактире, а несколько позже посидели в настоящей новгородской чайной, где пили черный чай с незнакомыми Герде сушеными ягодами, клюквой, брусникой и морошкой. И уже ближе к вечеру, из одного лишь любопытства забрели в цинской слободе к оружейникам. Чего тут только не было. У Герды от обилия неведомых образцов оружия даже глаза разбежались, и она, словно ребенок в лавке игрушек, бросилась осматривать, пробовать, примерять. Все эти вещи были прекрасны и удивительны, необычны и, наверняка, предусматривали совсем другую технику боя, чем та, которой была обучена Герда. И все-таки, все-таки... Она брала в руки то и это, гладила пальцами вороненую сталь и совсем уже собралась уходить, когда на глаза ей попалась кольчужная рубашка, явно сработанная под юношу, а не под взрослого мужчину. На глаз, она должна была быть Герде почти по размеру. Частое плетение - шесть в один, - малый диаметр колец, серебристого оттенка закаленная сталь и необычный воротник-стойка, укрепленный кожаными ремнями.

"Я хочу эту кольчугу!
– простонала Герда мысленно, взвешивая в руках эту цинскую броню.
– А легкая какая! Одиннадцать фунтов, ну, может быть, двенадцать... Хочу!"

– А под меня подогнать сможете?
– спросила она цинца-оружейника.

– Госпоза мозет сняти суба?
– поклонился ей в пояс мужчина.

– Да, хоть догола!
– рассмеялась Герда, сбрасывая шубу и шапку и начиная напяливать на себя кольчугу.

– В плесях холосо, - оценил мастер.
– В груди надо добавить... Госпоза позволит вопрос?

– Спрашивай!
– кивнула Герда, заметив какими огромными глазами смотрит на нее сестра князя Ивана.

– Для сего вам кольсюга, госпоза?

– Для боя, разумеется, - повела она плечами.

– Тогда, мозно добавить нагрудник, - предложил оружейник.
– Короткий пансирь по форме груди...

– Хорошая идея!
– Восхитилась Герда.
– Светлый, полированный с черной насечкой.

– Как приказет госпоза, - снова склонился в поклоне цинец.

– Бумага есть?
– спросила тогда Герда.
– Перо, чернила?

– Кисть и тушь, - предложил мастер.

Кистью Герда писать умела, научилась в Коллегиуме, где так рисовали гексаграммы и пентаграммы.

– Давай!

Взяв лист рисовой бумаги, она обмакнула кисть в туш и буквально в несколько касаний нарисовала геральдического василиска, изображаемого обычно на гербе Эринора.

– Такого зверя сможешь вытравить?

– По васему слову, госпоза!

– Отлично!
– улыбнулась Герда.

– Спроси его про меч, - подсказала Другая Она, появляясь рядом с Гердой.

– А нет ли у вас, мастер, - спросила она вслух, - не слишком длинного и тяжелого меча? Что-нибудь под мою руку?

– Есть!
– расплылся в улыбке цинец и через минуту передал Герде необычный меч.

Он был не слишком длинным - на глаз где-то два фута - с длинной ровной рукоятью без гарды и навершия. Довольно узкий, чуть изогнутый, с односторонней заточкой и острым концом. Таким мечом можно было рубить и колоть, как и привычным Герде абордажным. Но этот явно был легче, не больше двух фунтов веса.