Голубка в Вороньем логе
Шрифт:
Но никакие доводы рассудка не могут заставить сердце биться реже, когда наши взгляды случайно пересекаются.
Завидев меня, Корбл пошел навстречу. Холодные струи хлестали его по спине и лицу, стекали по темным волосам. Но Корбл словно и не замечал этого.
– Неужели в замке сломалась система водоснабжения?
– спросил он, перебивая шум дождя.
– Попросила бы Джереона посмотреть. Или прислала Диди.
– В замке все в порядке, - отозвалась я.
– С водоснабжением тоже. Просто вашей матушке вздумалось принять ванну из дождевой воды.
Корбл приложил ладонь к лицу и простонал. Кажется, его причуды матушки
– Это действительно полезно для кожи, - предупредила я, ни словом не упомянув, кто именно подал идею.
– Можете попробовать на досуге...
Корбл хмыкнул и забрал у меня ведра. Наполнил водой, но не отдал.
– У меня нет досуга, - заявил на полном серьезе.
– Ступай вперед, я донесу... Раз уж в замке не осталось никого, кто мог бы заняться этим, кроме хрупкой старушки.
Хорошо, что я шла впереди, иначе Корбл заметил, как изменилось мое лицо. Неужели он действительно только что сделал комплимент? Что-то я не слышала прежде, чтобы с губ хозяина слетали уменьшительно-ласкательные выражения. Да и хрупкой он называл разве что дочь.
Мужчины лога посходили с ума. Теперь я в этом убедилась. Не успели мы войти, как подбежал Джереон и, не обращая внимания на хозяина с ведрами, принялся кудахтать:
– Габи, что же ты... Почему не попросила меня за водой сходить? Я, между прочим, не такой еще и старый...
– Черт знает что тут творится!
– озвучил мои мысли Корбл.
Бросил ведра, едва не расплескав содержимое. Резко крутанулся на месте и вышел, громко хлопнув напоследок дверью.
Мне осталось только посмеяться в душе и попросить Джереона согреть воду и поднять в спальню хозяйки. Жизнь в вороньем логе нравилась мне все больше. Если не обращать внимания на некоторые странности в поведении хозяев, не слушать перешептывания слуг - можно жить припеваючи.
Впрочем, веселье мое было недолгим. Днем, после службы в капелле произошло событие, заставившее меня сильно пожалеть о поспешных выводах. Горе, постигшее Катерину, напомнило о себе неожиданным образом.
После службы в капелле и непродолжительного отдыха Верена прибежала в спальню бабушки. Малышка радостно напевала что-то и просила поскорее собираться на прогулку. Дождь кончился, за окнами светило солнце и весело щебетали птицы.
– Сейчас-сейчас, - пообещала я, присаживаясь рядом с Фреджей.
– Снимем с твоей бабушки маску, переоденемся и сразу пойдем.
– Ой, а что это у нее на лице?
– испугалась Верена.
– Почему оно белое и скользкое? Ты замотала его пленкой?..
– Это маска из молока, травяного отвара и желатина.
– Она застывает, а после снимается, как пленка. Смотри...
Я подцепила краешки маски и стала приподнимать. И никак не ожидала слишком бурной реакции на, казалось бы, простое действие.
Верена завизжала от ужаса. Закрыла лицо руками и наугад бросилась бежать из спальни.
– Постой, это всего лишь маска!
– прокричала я ей вслед.
– Тут нет ничего страшного...
Но племянница не слышала. Ее вопль раздавался все дальше и дальше. Судя по звуку, Верена направилась в сторону отцовской спальни.
– Позвольте мне ее догнать?
– попросила я Фреджу.
– Надо объяснить малышке, что это всего лишь косметическая процедура. Наверное, Верена решила, что я творю с вами что-то страшное.
– Такая же истеричка, как ее мамаша...
– фыркнула Фреджа.
– Сначала до
Если хозяйка ждала сочувствия, то напрасно. Ее замечание не вызвало у меня ничего, кроме приступа ярости. Мало того, что назвала мою сестру истеричкой. Так еще и не разрешила помочь племяннице.
– Нет, я иду, и немедленно! Если сейчас не объясниться с Вереной, она замкнется в себе. И снова перестанет разговаривать.
Не обращая внимания на протесты, я поднялась и с несвойственной для старухи прытью помчалась вслед за Вереной.
Корбл
Райнер, все еще в костюме для верховой езды и мокрых сапогах, вошел в кабинет брата. Игривое настроение моментально улетучилось, стоило поймать грозный взгляд.
Нет, пред ним сейчас не брат, а магистр ордена «Корвус Девотус». Райнер тут же уловил разницу. Слишком хорошо знал, что означают эти черные брови, взметнувшиеся над переносицей подобно крыльям ворона. Помнил этот хищный оскал, неистовый блеск в глазах.
– Слуги передали, ты хотел меня видеть, - пробормотал Райнер, становясь по стойке смирно.
– Так и есть, мой верный комтур, - с тенью иронии произнес Корбл.
– Еще вчера ты должен был явиться на приватную беседу. Вместо этого умчался в лес, едва взошло солнце. Ты трижды пропустил священнодействие. Совершенно забросил хозяйственные дела. Где тебя носит? Разве забыл о клятве?
Стараясь сдержаться, Корбл коснулся броши на лацкане пиджака.
– Ах, вот что тебя волнует, - улыбнулся Райнер и направился к кушетке.
– Я-то думал, стряслось нечто страшное.
– Я не давал позволения садиться!
– оборвал его Корбл.
– Что с тобой происходит? Ты совершенно не похож на себя! Из серьезного, уравновешенного рыцаря превратился в повесу и разгильдяя.
Райнер подобрался, опустил взгляд. Рассматривая мыски сапог, глухо произнес:
– Посмотрел бы я, что стало с тобой, если ты влюбился. Впрочем, нет, тебе это не дано...
Не страшась показаться дерзким или неуважительным, Райнер вскинул голову. Не мигая, вперил взгляд в брата, точно бросая вызов.
– Хочешь сказать, будто от любви становятся идиотами?
– хмыкнул Кобл.
– Если так, то я рад, что мне этого не дано.
Райнер вздохнул, и Корбл продолжил:
– Да, я не любил покойную супругу, никогда не испытывал страсти или возвышенных чувств, описанных в легендах. Зато уважал мать моего ребенка и заботился о ней. Как мог. А что сделал ты? Без ведома ордена отправил письмо ее сестре! Надеялся заполучить в жены голубку, а когда понял, что дело не выгорит - нашел ей замену. Пока я дни и ночи провожу в госпитале, стремясь облегчить участь несчастных, чем ты помогаешь ордену? Скачешь по лесу, как мальчишка! Таскаешься на свидания к деревенской потаскушке...
– Не смей!
– взревел Райнер.
– Да, она не невинная пташка, не утонченная леди, к каким привык ты. Но это не значит, что ее можно оскорблять!
Корбл поднялся из-за стола и подошел к брату. Положил руку ему на плечо и спросил более спокойным тоном:
– Если она так хороша, если так любит тебя - почему отказывается остаться в Вороньем логе? Почему не выйдет за тебя замуж, не примет горькую долю верной подруги проклятого? Не потому ли, что плотские утехи и жизнь без забот ей дороже спасения чужих жизней?