Голубка в Вороньем логе

– Почему все меня бросили?!
– верещала Фреджа.
– Я тут, может быть, умираю, а вы прогуливаетесь за ручку. Мне плохо! Не хватает воздуха... Грудь словно тисками сдавило...

Решив разыграть настоящую трагедию, Фреджа упала в кресло, закатила глаза и приложила руку ко лбу. Мученическое выражение лица выглядело бы более правдиво, если не один прищуренный глаз.

К сожалению, хозяйка успела снять маску самостоятельно. Неужели придется все начинать заново?

– Мама, прекрати спектакль!
– приказал Корбл.
– Или мне придется отправить тебя в госпиталь под наблюдение врачей.

– Да как ты можешь?!

– подпрыгнула Фреджа. Метнула на меня подозрительный взгляд: - Наябедничала? Признавайся! Рассказала ему о том, что я обзывала его покойную жену?

– И в мыслях не было, - я пожала плечами.
– Зачем мне лезть в ваши семейные разборки?..

Лицо Корбла побагровело от злости. Если бы не я и Верена, клянусь, он бы отчитал капризную мамочку по полной. Пока же ограничился наставлением, произнесенным не терпящим возражений тоном:

– Сквернословить - недостойно жены рыцаря, тем более вдовы магистра ордена. Твоя старость и титул не дают права нарушать устав. В качестве епитимьи с завтрашнего дня и до конца месяца будешь посещать капеллу вместе с остальными.

Фреджа побледнела. Вот теперь она точно не играла: требование сына испугало ее больше, чем перспектива отправиться в госпиталь.

– Нет, только не это, - хозяйка сжалась в кресле.
– Пожалуйста...

– Мои приказы не обсуждаются, - заявил Корбл, не обращая внимания на мольбу в голосе матери. Повернулся к дочери и спросил: - Теперь ты не боишься бабушки?

Сдается, он решил, будто дочка испугалась от того, что бабушка плохо отозвалась о Катерине. Как же он заблуждался. Верена первой заметила остатки пленочной маски, валявшиеся на полу, и не сводила с них глаз.

Я взяла блюдо с остатками липкой массы и показала Верене:

– Вот эта кашица была на лице твоей бабушки. Смотри, она совсем не страшная. Хочешь, я нанесу ее тебе на ручку, а после сниму.

Племянница зажмурилась и кивнула. Храбро выставила ручонку. Я нанесла на нее массу и попросила:

– Можешь открывать глаза, уже все. Через несколько минут подцепишь краешек ноготком и снимешь маску. Будет совсем не больно, зато интересно.

– Мы сделаем это вместе, перед священнодействием, - пообещал Корбл. И вновь обратился к матери: - Жду тебя через десять минут возле капеллы. Не опаздывай.

Он ушел, забрав Верену. Фреджа проводила его долгим взглядом и пробухтела мне:

– Чего застыла?! Подавай черное платье! По твоей милости мне теперь придется вновь видеть это. Уж лучше лежать в госпитале под капельницей...

Я метнулась к шкафу с одеждой. Достала платье из темной шерсти и шляпку с вуалью. Подала все это хозяйке.

– Простите, но я ничего не говорила сыну о том, как вы высказались о Катерине и Верене, - сказала, не скрывая горечи в голосе.
– Так что моей вины в наказании нет...

– Поговори мне еще, - совсем развредничалась Фреджа.
– Как готовить отвар из мяты, ты не помнишь, а меж тем имя моей покойной невестки запомнила.

Еще бы! Имя сестры помню отлично. Но Фреджа права - такие мелочи могут выдать меня. Нужно быть осторожнее...

– Память вообще странная штука, - заявила я, втискивая хозяйку в платье, - порой сохраняет совершенно ненужные образы, но упускает из виду нечто важное. А как делать отвар из мяты, я вспомнила - Мод рассказала. Хотите, приготовлю к вашему возвращению?

– Лучше аспирин, - вздохнула Фреджа.
– Одним отваром тут не отделаешься. И на прогулку вечером не пойду, уверена - не останется сил.

Если она надеялась, что я расстроюсь, то совершенно напрасно. Возможность погулять с племянницей вдвоем только порадовала. Наконец-то появится возможность поговорить без лишних ушей. И, возможно, узнать нечто новое. Верена доверяет мне, я чувствовала это.

И не обманулась в ожиданиях. Во время прогулки Верена долго молчала, рассматривая кружащих в небе воронов. Дойдя до госпиталя, вдруг резко затормозила и произнесла не своим голосом:

– Скажи, тебе когда-нибудь снились кошмары?

Я вздрогнула от неожиданности. Голосок племянницы прозвучал неестественно громко. Вороны вторили ему, громко хлопая огромными крыльями.

– Иногда, - призналась я, обнимая Верену за плечи.
– От этого не застрахованы даже взрослые... Но тут как со страхами - либо не поддаешься, либо пугаешься всю оставшуюся жизнь. Знаешь лучший способ избавиться от кошмара?

– Нет, - заинтересовалась Верена.
– Ты мне расскажешь?

– Конечно, - я улыбнулась через силу.
– Нужно рассказать сон другу и вместе с ним посмеяться. Тебе снился кошмар? Хочешь поделиться?

Верена обвела взглядом пустынный двор. Кивнула на колодец - заколоченный досками свидетель прошлого Вороньего лога.

– Идем туда.

Мы взобрались на прогретые солнцем камни, склонились головы, как настоящие заговорщицы. В темных плащах с капюшонами мы и сами наверняка напоминали ворон, опустившихся на край колодца.

– Однажды мне приснился дурной сон, - доверительно прошептала Верена.
– Я ослушалась запрета матери и вошла в ее комнату для рукоделия. Увидела белую птицу, выпорхнувшую в коридор. Она скакала по полу и махала крыльями.

Выходит, Катерина не рассказывала дочери о своем даре. Никогда не показывала... Боясь напугать или по иной причине?

– Быть белой птицей неплохо, - издалека начала я.
– Разве это можно назвать кошмаром?

– Птица была в комнате не одна. С ней находилась старуха, - заявила Верена.
– У нее было ненастоящее лицо... как у бабушки сегодня. И голос хриплый, похожий на карканье наших воронов.

– А что потом?
– стараясь не выдать волнения, спросила я у племянницы.
– Эта старуха, она догнала голубку? Заметила тебя?

Верена зажмурилась и плотно стиснула кулачки. Но все же продолжила:

– Белая птичка ускакала в сторону смотровой башни. Мне показалось, что она пыталась увести старуху подальше от меня. Но та заметила.

От страха у меня ссохлось горло. Я взяла ладошки Верены в свои и обогрела дыханием.

– Ты убежала от старухи?
– спросила с надеждой.
– Она не причинила тебе среда?

Верена прижалась и вздрогнула всем телом. Я почувствовала ее слезы на своей шее.

– Старуха пообещала расправиться со мной, если расскажу про нее, - всхлипнула племянница.
– Превратилась в птицу и улетела в коридор. А я вернулась в детскую, укрылась одеялом и плакала до самого рассвета. А утром... Мне сказали, что мамы больше нет.