Голубой бриллиант (Сборник)

вызывал в ней физическую гадливость. Она попробовала

найти слово, точное и меткое, чтоб определить им Ярового,

дать ему характеристику одним или двумя словами. "Циник?"

"Подонок?" Да, конечно. И все же не совсем всеобъемлюще. И

наконец решила: "Пошлая душонка", не просто пошляк, а

именно - с пошлой душонкой, вообразившим себя Демоном.

Честь, порядочность, приличие - для него пустые звуки. Ее

больно поразило его откровенное доносительство о

сожительстве Евгения с Любочкой - факт, о котором она даже

не догадывалась. Сначала ей не хотелось верить: сочинил с

подлой целью, чтоб добиться своего. И тут же соглашалась:

335

похоже на правду. Но почему раньше ей эта мысль не

приходила в голову - поводов для подозрений было больше,

чем достаточно, но она их сходу отметала, она верила ему,

своему Евгению, и считала, что и он верит ей. Впрочем, у него

не было повода подозревать ее в измене, о которой она не

помышляла, он даже не ревновал, когда мужчины глазели на

нее бесцеремонно и делали дух захватывающие комплименты,

он даже гордился, и ее это обижало.

Усталая, издерганная, она впала в состояние

безнадежной растерянности. Мысли об измене Евгения ее

терзали сильнее всего: человек, которого она искренне

любила, которого боготворила, оказался способен на

предательство. Ну разлюбил, полубил другую, в жизни такое

случается и довольно нередко. Что ж, скажи честно,

откровенно, можно решить все по-хорошему. Все эти

последние страшные годы русской трагедии, когда душа ее

изнывала от переживаний за судьбу России и людские беды,

он от души наслаждался жизнью и врал. Честная и гордая, она

была ужасно оскорблена и не находила оправдания

поведению Евгения. У нее даже возникло подозрение, что он

преднамеренно, по обоюдному сговору подослал к ней сегодня

Ярового.

Вообще-то во второй половине дня она собиралась

поехать на дачу, но появление Ярового спутало все карты. И

теперь, не находя себе места под тяжестью размышлений, она

подумала: "А может, сейчас, пока еще не поздно, уехать на

дачу и провести там воскресный день?" Но одного такого

желания оказалось недостаточно: у нее не было сил заставить

себя выйти из дома. Не лучше ли завтра встать пораньше и

уехать, а сейчас заняться домашними делами, которых у

женщин всегда невпроворот. Так и порешила. В девять вечера,

посмотрев по телевидению новости, она легла в постель,

приняв таблетку успокоительного. Разбудил ее телефонный

звонок. Часы показывали четверть одиннадцатого. Спросонья

ей показалось, что звонок междугородний, и она решила, что

это Евгений: он обещал позвонить. В трубке послышался уже

знакомый ей гнусавый голос анонима. Он спрашивал Евгения.

Она машинально, прежде чем поинтересоваться, кто говорит,

ответила, что он в загранкомандировке.

– Смылся, - прогнусавила трубка.
– Найдем, из-под земли

достанем и рассчитаемся.

И к Тане вернулся страх, тот самый, охвативший ее после

стрельбы по машине и, казалось, приглушенный, отодвинутый

336

на задний план другими переживаниями. Сон как рукой сняло,

душа сжалась в комок. Значит, охота за Евгением не

прекращена, они требуют расчета, значит, он им что-то должен

и они не упустят своего, заставят расплатиться, возможно,

кровью и жизнью. С кем он связался? Почему она об этом

ничего не знает? Ведь их угрозы падут на нее, на Егора. Нет-

нет, только не на Егора - мальчик тут не при чем, как, впрочем,

и она. А эти твари - она имеет в виду преступников -

непредсказуемы. В печати, по телевидению она читала и

слышала: убийство стало повседневным явлением, убивают

средь бела дня. Убивают по заказу. Но что-то ей не

приходилось слышать, что задержаны и осуждены убийцы.

Она чувствовала себя совершенно беззащитной. В стране

хозяйничают уголовники сплошные, сверху до низу уголовники.

Никакие законы не действуют. Их никто не выполняет, начиная

с самого президента. Он подает пример беззаконию. Это

известно всем и каждому.

Так она лежала в постели с открытыми глазами и

зажженным у изголовья ночником. До двенадцати часов

предавалась тяжким, тревожащим душу размышлениям. Сон

не приходил, и она приняла таблетку снотворного. Засыпала

медленно, погружаясь в хаос неприятных сновидений. Ей

снилось, что за ней охотятся, ее преследуют какие-то

субъекты, натравляемые Яровым, ей виделись его холодные

глаза, язвительная усмешка на плотоядных губах. Она убегала,

хотела спрятаться на даче, подбежала к калитке, нажала на

кнопку звонка. И звонок разлаялся, только не мелодичный, а

резкий, трескучий, от которого она с дрожью проснулась. Она с

опаской посмотрела на телефон, потом на часы. Было начало

третьего. Она не сразу взяла трубку: сердце ее трепетало. А

звонки были настойчивыми, резкими. После пятого звонка она

сняла трубку и тихо сказала:

– Я слушаю.

Ответа не было, но она знала, определенно чувствовала,

что ее слышат, она даже ощущала дыхание в трубке.

– Ну говорите же, я вас слушаю, - повторила Таня. Ей

почему-то подумалось, что это звонит пьяный Яровой. Но

трубка упорно молчала.

Восточная сторона неба уже алела, и прячущийся далеко

за горизонтом первый луч солнца заиграл на зловещей игле

останкинского шприца. Начинался ранний рассвет. "Может,