Голубой бриллиант (Сборник)

иронией поведал Любочке о том, как Яровой пытался

поцеловаться с Татьяной на брудершафт и она ловко

вывернулась, и о том, что у него с женой произошла очень

резкая, как никогда прежде, размолвка, что, конечно, должно

ускорить их развод.

– Но ты сказал ей об этом? - мягким вкрадчивым

голоском допытывалась Любочка, сверкая ровными белыми

зубами. Она смотрела на Евгения большими глазами,

ослепленными восторгом. Ее открытое лицо и смеющийся рот

пылали счастьем и верой в будущее. В ответ Евгений лишь

покорно и утвердительно кивал головой. А она мечтательно

говорила:

– Так хочется поскорей уехать из этой страны и никогда

не возвращаться. А эту хижину со всей обстановкой подарить

твоему сыну.

Евгения эти слова озадачили и насторожили. Он

посмотрел на нее с изумлением и оторопью.

– Это как понимать? Егор будет жить с нами.

– Ну конечно же, с нами, - быстро спохватилась Любочка

и, чтоб замять невольную оплошность, уткнулась головой в его

грудь.

323

Для Любочки предстоящая поездка за рубеж была не

первой. До этого в качестве референта-переводчика вместе с

Евгением она посетила многие европейские страны и мечтала

побывать в западном полушарии.

В день отлета в последнюю командировку, прощаясь с

Таней на квартире - в аэропорт она его не провожала, так было

заведено - Евгений спросил ее "в последний раз":

– Пожалуйста, ответь мне твердо и решительно: ты

уедешь со мной на постоянное жительство за рубеж, чтоб я с

этим учетом подбирал там удобное место.

Вопрос был формальным, он знал заранее ее ответ.

– Нет, - сухо, без колебаний ответила Таня и потом

прибавила: - Я еще раз убедительно прошу тебя - привези

Егора. Хотя бы на летние каникулы. Обещаешь? - Она

смотрела на него с чувством отчужденности, и в больших

темных глазах ее светилась грусть.

– Там видно будет, - уклончиво ответил Евгений.
– Если

не будет никаких препятствий, то конечно.

Так они расстались утром в субботу. Соколовы жили в

новом голубом доме на первой Останкинской улице. Из окна их

квартиры открывалась широкая панорама на ВДНХ и

Шереметевский парк, который сливался с огромным зеленым

массивом Главного ботанического сада площадью в полтысячи

гектаров. Тане нравился этот район Москвы: в свободное

время всегда можно было отдохнуть на природе, не отходя

далеко от дома. Проводив мужа в дальние страны, или, как

теперь называли, в страны дальнего зарубежья, Таня подошла

К окну и распахнула створки. Погода в этом году не баловала

москвичей, но этот субботний день обещал быть отменным.

Яркое майское солнце искрилось и сияло на куполах и шпилях

павильонов ВДНХ, над зеленым массивом зазывно струилась

игривая тонкая дымка, манящая волшебством буйной весны,

которую Таня всегда встречала с трепетной благодатью и

нежным восторгом. Сегодня, может, впервые в жизни она не

ощущала прилива высоких чувств: на душе было холодно и

пусто, ее преследовал страх. Все неприятности, казавшиеся

ранее не столь серьезными, мелочными, накапливались

постепенно, незаметно, вдруг сошлись в общий сложный ком

непредвиденных проблем. И началось это, как подумала Таня,

все с выстрелов по их машине. Она попробовала спокойно во

всем разобраться, но покоя не было, ее преследовало

неприятное ощущение тесноты и нагромождения в квартире:

вся эта добротная мебель, люстра, бра, шкафы, полные

324

дорогой одежды, хрусталь, фарфор и серебро давили на

психику. Здесь не было воздуха несмотря на распахнутое окно,

не было пространства, и, чтоб снять душевное напряжение,

она решила выйти в парк.

В этот теплый субботний день народу в парке, как это ни

странно, было не так много: очевидно, москвичи разъехались

по дачам заниматься садами-огородами. Шереметевский парк

восхищал Таню своими дубами-исполинами, много

повидавшими на своем веку. Стволы в три обхвата, могучие,

растопыренные во все стороны сучья создавали величавую

крону и впечатляли своей исторической вечностью. Даже

зарубцевавшиеся продольные шрамы, свидетели жестокого

удара молнии, не разрушали их незыблемости и силы. Среди

дубов, лип и вязов пестрели белые сполохи черемух. Их

терпким приятным запахом был густо насыщен воздух.

Таня прошла по центральной аллее до чугунных ворот,

разделяющих Шереметьевский парк и ВДНХ, и, возвращаясь

обратно, решила присесть на свободной скамейке. Парк был

озвучен разноголосием пернатых, среди которых резко

выделялись голоса дроздов и зябликов. Вдруг в стороне

прудов, разделяющих парк и Главный ботанический сад,

раздался робкий, как бы пробный голос соловья из

черемуховых зарослей. Мимо скамейки, на которой сидела

Таня, проходил мужчина средних лет с огромнейшей бело-

палево-коричневой собакой породы московская сторожевая.

Услыхав соловьиную трель, он замер на месте, настороженно,

с блаженной улыбкой на тонком аскетическом лице

прислушался. Потом, посмотрев на Таню добрыми умными

глазами, с детской радостью произнес: - Слышите? Прилетел

кудесник, порадует.

Его восторженный, доброжелательный взгляд словно

приглашал Таню разделить с ним радость первой в этом году

встречи с соловьем. И в ее больших темных глазах вспыхнула

дружеская ответная улыбка.

– Это соловей? - спросила она на всякий случай