Голубой бриллиант (Сборник)

Ведь если не поможет Яровой и банк "лопнет", то Евгений

определенно смоется "за бугор" - этот вопрос решен им твердо

и окончательно. К угрозе Тани не покидать страну он отнесся

318

серьезно: она слов на ветер не бросает. В таком случае развал

семьи предрешен. Егор, конечно, останется с ним, в Россию он

не вернется.

Мысли эти угнетали, вызывали душевную боль. Надо

убедить Таню "завлечь" Ярового во имя сохранения семьи

здесь, в России, оставаться в которой и для него было куда

предпочтительней, чем доживать век где-то на чужбине, В

слово "завлечь" он вкладывал вполне определенный смысл:

стать любовницей. Ничего страшного в этом он не видел: не он

первый и не он последний, по его мнению, половина мужей -

рогоносцы, каждый второй награжден этой "короной". И

большинство из них не знают, кто им наставляет рога. Здесь

же все проще и ясней, - по обоюдному согласию. Никто ничего

не теряет, во всяком случае, Евгений: к Татьяне он уже

охладел, его больше устраивает, как женщина, Люба Андреева.

Она вышла из ванной в халатике, туго перетянутом

поясом, и, выключив свет, без слов нырнула под одеяло,

отодвинувшись от Евгения на самый край кровати. "Сердится.

Будут проблемы", - с досадой подумал Евгений и,

приблизившись к ней вплотную, попытался осторожно обнять

ее горячее, распаренное тело. Она резко отстранила его руку и

натянула одеяло так, что оно разделило их. Он обиженно

отодвинулся. Выждав паузу, произнес с явным укором:

– Могла быть и поласковей...
– Выдержав паузу, уточнил: -

с Яровым.

– Я прошу тебя: никогда не говори мне о нем, -

раздраженно произнесла Таня, не двигаясь.

– Почему, объясни? Он что, оскорбил тебя, обидел?

– По-твоему как - наглое домогательство обижает или

оскорбляет?
– отозвалась Таня и повернулась на спину.

– Это зависит от обстоятельств. Иногда надо прощать: не

обижаться и не оскорбляться, просто, закрыв глаза,

перешагнуть условности, пересилить себя во имя главного, -

стараясь по возможности миролюбиво, дружелюбно ответил

Евгений.

– Не понимаю, на что я должна закрыть глаза и через что

перешагнуть?

Евгений прекрасно знал, что она понимает, о чем речь, и

ждет не уклончивого, а прямого, пусть и жесткого ответа. И он

сказал:

– Ну, удовлетворить его желание.
– Слова эти прозвучали

уж слишком просто, обыденно.

319

– Желание? - в тоне, каким это было сказано,

вызывающее удивление.
– А ты знаешь, что он желал?

– Догадываюсь, - все так же просто ответил Евгений.

– И тебя это никак не трогает, не смущает?

– Когда речь идет о жизни, о будущем семьи, приходится

идти на уступки.

– Если я правильно тебя понимаю, ты толкаешь меня в

объятия похотливого удава? Так?

Он молча обдумывал ответ. Хотелось сказать: "Ну и что,

разве тебя убудет". Но он не решился произнести эту

циничную фразу и предпочел ей не менее циничную:

– Тебе известно такое выражение: "Игра стоит свеч"?

Эти слова шокировали ее, перехватили дыхание, и она

выдавила из себя незаконченную фразу:

– Какой же ты... - мысленно произнесла: "Такой же

негодяй... Как же я раньше... Нет, он не был таким... Он им

стал... Что за причина, почему?"

Не было ответа. Она опять повернулась к нему спиной, и

он сделал попытку обнять ее, провел рукой по обнаженному

плечу, по шелковистой, такой знакомой, соблазнительной,

родной, но она грубо отстранила его, сжалась в комок на

самом краю кровати.

– Что же ты за человек?
– вполголоса произнесла она и

затем решительно и зло: - Не прикасайся ко мне.

Он чувствовал, как напряглось ее тело, как дрожал ее

голос, и все же еще на что-то надеялся.

– Ну пойми же ты меня, пойми положение, в котором мы

оказались.

Ее коробило это "мы", она не хотела и не могла понять,

все, что сейчас происходило, никак не укладывалось в ее

голове, было чуждо, даже враждебно и омерзительно.

Теоретически она знала по рассказам, читала в книгах о том,

как иные мужья не только закрывают глаза на измену своих

жен, но и преднамеренно из корыстных соображений

подталкивают их на это. Но это было где-то и с кем-то, и ее

никак не касалось, И вдруг эта мерзость задела ее. Тане стало

обидно, невыносимо горько и стыдно, что человек, которого

она когда-то искренне любила, считала, если и не идеальным

(а бывают ли такие в природе?), то во всяком случае

порядочным, решился на такой отвратительный бесчестный

поступок. И главное, что он не понимает, не сознает всей

низости своего нравственного падения. Она чувствовала себя

униженной, оскорбленной, словно ее пытались изнасиловать.

320

Страх, который она пережила в связи со стрельбой по машине,

угроза бегства за границу в случае краха банка и предложение

удовлетворить желание Ярового слились теперь в один

запутанный клубок безысходности и позора, и она не видела,

не находила концов, за которые можно было бы уцепиться,

чтоб размотать этот сатанинский, грязный клубок. Ее всю

заколотило, как в ознобе, спазмы сжали горло, и она боялась

разрыдаться, не хотела, чтоб он видел ее слабость и

унижение.

И только сейчас Евгений, почувствовав ее дрожь, понял,

что перегнул палку, и смутился. И он ударился в сумбурное

объяснение:

– Извини меня, я виноват, это получилось скверно, я