Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
391
– Так ведь это и есть смысл жизни - любимая работа,
обязанности, честно исполненный долг.
– Все верно, папа. Но я о другом: во мне образовалась
какая-то внутренняя пустота, как будто из души что-то
испарилось, что-то очень дорогое и прекрасное... Я не могу
тебе толком объяснить, да и сама не понимаю.
– И не нужно никаких объяснений. Оно само придет и
заполнит пустоту. Только не надо преднамеренно подавлять в
себе все естественные человеческие инстинкты, чувства,
надо чураться людей. Не застегивай душу на все пуговицы,
открой ее, и к тебе вернется дорогое и прекрасное в новом
варианте, быть может, еще лучшем. Веру нельзя терять - вот
главное. Веру и цель жизни, ее смысл.
Таня понимала, что имеет в виду отец, и готова была
согласиться с ним. Конечно же, это не дело - подавлять
чувства, умерщвлять душу. Разговор этот состоялся на даче
Василия Ивановича, и теперь, будучи в Москве, она вспомнила
справедливые слова отца, собираясь после работы пойти на
часок в парк. Около месяца она здесь не появлялась, проводя
выходные дни на даче, в будни после работы убивала время
за вязанием. Вязала совершенно ненужные ей перчатки, лишь
бы занять себя. Это занятие не то чтоб успокаивало, но
приглушало, а, возможно, и притупляло мысль, погружая ее в
душевное одиночество. Перчатки, конечно, можно кому-то
подарить, тому же отцу или... И тут она вспомнила судью
Силина, мысль о котором весь этот последний месяц с
упрямством гнала прочь. И она пошла по знакомой аллее, на
которой состоялась их первая встреча. Может быть, он опять
вывел на прогулку своего Амура? Ну если не он, то хотя бы его
дочь, вызвавшая у Тани особую симпатию. В парке было
немного посетителей. Пригретые последним летним солнцем
все еще зеленые деревья стояли погруженными в безмолвную
дрему, своим величием навевая покой и умиротворение. Таня
шла медленно, всматриваясь по сторонам, но тайно желанного
человека нигде не было. "Да что ж это я, - подумала она, - не
поинтересовалась его состоянием? Ну, хотя бы позвонила.
Нехорошо, неэтично, доктор Соколова". Правда, тут же
нашлось оправдание: взрыв на квартире Андреевой, гибель
Евгения и Любы. Он, наверно, об этом не знает. Надо бы
позвонить, она же обещала.
Так вдруг начал давать трещины панцирь, в который она
упрятала свою душу; вздрогнули дремавшие струны души, им
стало неуютно от одиночества, и они нуждались в слушателях.
392
Таким слушателем непременно должен быть Силин, и Таня,
воэвратясь из парка, набрала номер его телефона. Он сам
взял трубку и был искренне рад ее звонку.
– Дорогая Татьяна Васильевна, - перехватив инициативу,
поспешно заговорил он.
– Куда вы исчезли? Представьте себе -
я даже волновался, частенько бывал в парке, надеясь
вас тамвстретить, но увы!
"Мог бы позвонить, если волновался", - с обидой
подумала Таня, но вслух сказала:
– У меня тут были сложности, - скороговоркой
произнесла она и сразу вопрос: - Как ваша ангина, как себя
чувствуете?
– Ангина с вашей помощью исчезла без следа, а
чувствую себя великолепно, услыхав ваш музыкальный,
неповторимый голос. И жажду видеть.
– Когда?
– сорвалось у нее неожиданно и весело.
– Да хоть сейчас, - обрадованно ответил он.
– В таком случае нанесите ответный визит. Я у вас уже
была, теперь ваша очередь. Я вас жду.
– Говорите адрес, - с нетерпеливым восторгом сказал он.
Таня была приятно поражена: как все это произошло?
Ее, можно сказать, случайный телефонный звонок, и такой
непредвиденный результат?! Какая странная стихия чувств,
какой необъяснимый, непредсказуемый порыв! Это все он, от
него исходила инициатива, она лишь покорно соглашалась, -
словно оправдывалась перед собой Таня, засуетилась,
возбужденно стала готовиться к неожиданной встрече. Прежде
всего надо приготовить легкий ужин, хорошую закуску, чай или
кофе и, конечно, предложить можно чего-то покрепче.
Спиртное в доме водилось, тут никаких проблем, как, впрочем,
и набор холодных закусок. Она торопливо сервировала стол и
начала приводить себя в порядок. Ее забавляла эта суета:
отчего так волнуешься, Татьяна Васильевна? Какого
необычного гостя ты ждешь? Почему порозовели твои
прелестные щечки и затрепетало, казалось, навсегда
закаменелое сердечко? Она нарядилась в темнокоричневое
платье, элегантно и выразительно подчеркивающее и гибкую
фигуру, и маленькую, почти девичью грудь; привела в порядок
свои блестящие шелковые волосы цвета спелой кукурузы и,
остановившись у зеркала, не могла решить, украшать свои
маленькие изящные ушки сережками или не стоит: ведь он,
кажется что-то говорил ей о скромной красоте. Пожалуй, лучше
без сережек: чем скромней, тем ярче красота. И никаких румян
393
и помады, пусть будет все естественно. Она смотрела в
зеркало на свое зарумянившееся лицо, озаренное
возбужденным блеском больших карих глаз. Она давно не
видела себя такой. И вновь вспомнились вещие слова отца:
пустота заполнится, только не надо подавлять в себе
естественные чувства. Эти чувства вспыхнули вдруг, и она их
не подавляла. "Молодец, Таня", - вслух похвалила сама себя, и
тут звонок в прихожей заставил ее вздрогнуть: "Это он".
Силин был одет в серый костюм, коричневую рубашку и
при галстуке. Плотный, но не грузный, с тяжелой копной