Голубой бриллиант (Сборник)

имени Лариса, которая появилась на теплоходе так

неожиданно, как неожиданно оставила его борт? Поражает

меня то, что не смотря на большую, можно сказать,

предельную возрастную разницу, мы были на равных,

совершенно не чувствовалась разница лет. Наверно, в какой-

то мере, сказывался ее широкий взгляд на историю, на

текущие события и на людей. Неужто Игорь Ююкин прав: клин

клином вышибают? Ведь за все это врмя я ни разу не

вспомнил об Альбине. Я посмотрел на часы - было начало

третьего - и вышел на палубу. На востоке проклевывался

рассвет. Звезды уже погасли, и лишь одна, как поставленная

на дежурство, продолжала бриллиантово сверкать. Глядя на

нее, я думал о Ларисе: может это ее звезда... или моя?

Спугнутая с палубы красавица чайка взлетела, что-то

прокричав, и скрылась за бортом, помахав мне крепкими

упругими крыльями. По-гречески Чайка - Лариса. Может эта

465

чайка - доверенная Ларисы и подосланная ею на палубу

теплохода слушать мои мысли.

Утренняя свежесть приятно бодрила. Улетела чайка,

унесла мои воспоминания, и ко мне вернулся сон. Я помнил,

что прощаясь с Ларисой, дал ей свою визитную карточку со

своими телефоном и адресом, записал ее тверской адрес и

телефон и пригласил ее на свой юбилейный спектакль,

который должен состояться в сентябре. Разбудил меня стук в

дверь. Я проспал завтрак, об этом мне объявил Игорь. Он

зашел "поговорить по душам" с бутылкой португальского

полусладкого вина. Я сразу дал отбой, заявив решительно:

– С утра не употребляю.

– Да что вы за мужики - писатели, артисты? Один орет: с

утра не принимаю, другой: с утра не употребляю. Вы что, при

исполнении служебных обязанностей? Мы на отдыхе, и для

организма нет никакой разницы - утро, вечер, ночь. Давайте

сосуды.
– Он ловко отвинтил пробку.

– А между прочим, ночью Настя тебя искала, - сказал я.
–

И пришел ты ко мне только потому, что у себя в каюте

Настасья не позволит.

– Естественно, - согласился Игорь, - и еще потому, что в

одиночестве пить нецивилизованно. Это удел алкашей. Я же

не алкаш. Как вы считаете?
– Он наполнил стакан и попросил

второй.

– Пока ты не алкаш, но в перспективе...
– Он наполнил

второй стакан и спросил:

– Значит и к вам заглянула?

– Кого ты имеешь в виду?
– ненужно переспросил я.

– Естественно, не Ларису, - ответил он и лукаво

улыбнулся. Затем поднял стакан, состроил торжественно-

бравый вид, провозгласил:

– У меня тост! За здоровье и процветание прекрасной

Ларисы, которая помогла вам скоротать одиночество и

отвлекла вас от тягостных дум об Альбине.

Любопытно: за все время пребывания на теплоходе, а

точнее после встречи с Ларисой, я ни разу не вспомнил об

Альбине. Ну, что ж, тост мне пришелся по душе, ради него

можно позволить себе и с утра. Игорь выпил полстакана,

провел тыльной стороной ладони по влажным губам и,

похвалив вино, поставил стакан. Не глядя на меня, заговорил,

словно размышляя сам с собой:

– А она стоящая, вообще характер есть. Ее интересно

писать.
– Понятно, что речь шла о Ларисе. Я смолчал, а он

466

допил вино, наполнил снова стакан и продолжал,

преднамеренно не называя имени Ларисы:

– Будет позировать.

– Сама напросилась?
– не без подначки сказал я.

– Обещала, - обронил он и, стукнув своим полным

стаканом об мой стакан, буркнул: - За успехи.
– Какие и чьи

успехи имелись в виду, я не понял.
– Каким же образом она

будет тебе позировать? Наездами из Твери или временно

поселится в твоей мастерской?
– Игорь с лукавинкой в глазах

сверкнул на меня и ответил:

– Там посмотрим.

– Конечно, это будет не просто портрет незнакомки, а

жанровый шедевр, - продолжал я безобидно подкалывать. -

Или просто девушка, освещенная солнцем или девочка с

персиками? Чем Ююкин хуже Серова?
– Он скривил влажные

от вина губы в улыбку, но промолчал. А я все продолжал: -

Значит, ты положил на Ларису глаз?

– После вас, - съязвил он.
– Я наблюдал за вами. Вы

хорошо смотрелись, красиво. Да-да, я серьезно: импозантно

смотрелись, молодцом. Преобразились, воспряли, даже

помолодели. От нее на вас исходила благотворная аура. Она,

аура эта, стариков молодит. Не омолаживает, а молодит, -

ехидно уколол Игорь, ожидая от меня наигранного

возмущения: мол, о каком старике ты болтаешь? Но на этот

раз я не поддался на его крючок. Я спросил:

– А на юнцов, вроде тебя, тоже действует?

– Поджигает, накаляет до бела, - согласился он.

– Ты будь осторожен: так и сжечь может.

– А что сказал Есенин по этому поводу? Кто сгорел, того

не подожжешь. Так что вас не подожжешь, вы сгорели на

Альбине.
– Опять шпилька. Мы с ним часто так пикировались.

И я ответил:

– Да будет тебе, юнец, известно: я горел, но не сгорел.

– Ну, так испылать вам.
– Он налил вина в свой стакан и

протянул бутылку к моему, но я его остановил:

– Мне не наливай. Остаток допью до дна за Ларису, и

точка: до самой Москвы карантин объявляю, диета. Так что в

компаньоны пригласи писателя.

– Он не может. Стакан взять не может, потому, как руки

заняты: в одной - карандаш, в другой - тетрадь.

– А-а, понятно, творит. Тогда не мешай. Он роман пишет.

Говорил - последний роман. И грозился нас с тобой вывести...

на чистую воду.

467

– Это как? Живьем? Под нашими именами?
– всерьез