Голубой бриллиант (Сборник)

не могла предвидеть. Сразу возникло несколько неприятных

вопросов. Во- первых, что с Лукичом? Где он может быть? И я

тут же успокаивала себя: задержался у кого-нибудь из друзей.

Сегодня он меня не ждал. Второй вопрос посерьезней: как

теперь добраться до электрички и потом до Москвы или, что

еще хуже до Твери. Вся надежда на Воронина: он проводит

меня до электрички. Но через минуту и эта довольно зыбкая

надежда рухнула в темноту.

– Надеюсь, Виталий, ты меня проводишь до

платформы?

– Как? Зачем? В такую темень. Ну приедешь в Москву, а

Лукича все еще нет. Что тогда?

– Тогда в Тверь, - не очень твердо сказала я.

– Да ты опоздаешь на последний тверской поезд.

Он был прав: не успею.

– Так что же мне делать?
– с досадой проговорила я.

– Подумаешь, проблему нашла. У меня переночуешь.

Моих нет, они в Москве.

– А если приедут?
– почему-то обеспокоилась я.

– Как это они приедут, когда только что отправили меня.

Жена появится только послезавтра, а дочь и того позже.

573

– Мм да, - процедила я.
– У меня, кажется, нет выбора.

– А зачем тебе выбор? Ты что боишься меня? Я

совершенно безопасный. Выделю тебе отдельную комнату и

пожелаю приятных сновидений. Может и Лукич приснится,

может и я.

Дружеский тон, миролюбивые слова меня успокоили. В

конце концов он же приятель Лукича. Правда, я тут же

вспомнила другого приятеля Лукича - Игоря Ююкина. Но там

дело происходило днем. А здесь - целая ночь. Я подумала:

будь что будет, посмотрим.

– Ладно, пошли.

Меня немного настораживало слишком приподнятое

настроение Виталия, его открытая радость. Когда вошли на его

дачу, он все с тем же возбуждением провел меня по всем

комнатам, а их было четыре и сказал:

– Выбирай себе любую, какая тебе больше нравится и

располагайся. Вот эта комната жены, эта дочери, там мой

кабинет, там гостиная. А пока давай попьем чайку.

Я предпочла комнату дочери, осмотрела его кабинет с

приличной библиотекой, в которой целая полка книг с

дарственными автографами, а также сборники стихов самого

Воронина. Среди них прекрасно изданный том "Избранных" с

портретом поэта. Мужественное лицо, уверенный взгляд. Чем

не "производитель", мысленно подумала я и рассмеялась. И

тут послышался сзади голос:

– Что смешного нашла?

– Лицо очень строгое и вдохновенное, - сказала я и

протянула ему томик.

– Тебе нравится? Я тебе подарю.

Он сел за письменный стол и энергично неровным

почерком накарябал: "Ларисе Малининой. Прекрасная Чайка,

давай не скучай-ка, мы оба не будем скучать". И пригласил

меня на кухню, где на столе стояла бутылка вина и нехитрая

закуска: колбаса, свежие огурцы и помидоры. Вино мне не

нравилось, но он его нахваливал и настойчиво предлагал пить,

потому, что, как он утверждал, оно целебное. Я догадывалась:

он старается напоить меня, и я говорила, что вино его -

"самоделка", и оно мне не нравится. Тогда он быстро извлек

откуда-то уже на половину опустошенную бутылку водки и

предложил:

– А в самом деле: водка плохой не бывает.
– Я наотрез

отказалась. Вино его все же действовало. Мне было весело и

забавно смотреть, как он суетливо петушился. Он все же налил

574

себе водки и, высоко подняв рюмку, торжественно

провозгласил:

– За тебя, Лариса прекрасная! Ты мне очень нравишься.

У поэтов особое чутье на женщин. Только поэт может по-

настоящему оценить красоту.

Он сверлил меня влажными хмельными глазами. И, как

заправский выпивоха, выпил до дна и даже не поморщился.

Он явно рисовался и был крайне возбужден. Меня это начало

настораживать. А он предложил:

– Хочешь послушать стихи?

– Твои?

– Конечно мои.

– Читай. Буду слушать внимательно.

Он прочитал с пафосом, и, как я ожидала, "любовную

лирику", явно посвященную кому-то из поклонниц. Прочитав

два стихотворения он спросил:

– Ну как? Я не усыпил тебя?

– Стихи хорошие, - польстила я.
– А усыпить, пожалуй,

пора.
– Ну хорошо, пошли спать.

– Каждый в свою комнату, - напомнила я.

– Естественно, как договорились.

Я разделась, выключила свет и легла в постель, чувствуя

нервное напряжение. Я догадывалась, что его пожеланием

"спокойной ночи", брошенным им как-то невнятно на мое

пожелание, дело не кончится. И действительно, не прошло и

пяти минут, как он вошел в мою комнату о одних трусах.

"Начинается", - подумала я. Он подошел к кровати и

наклонился к моему лицу, прошептал:

– Я пришел сказать тебе спокойной ночи.

– Ты уже сказал, - резко ответила я.

– А за стихи, которые тебе понравились, положен

поцелуй.
– И он в ту же секунду поцеловал меня и попытался

обнять. Я резко оттолкнула его и сказала осуждая:

– Виталий, ты ж обещал. Я очень устала и не настроена

на любовные утехи. Ты же поэт, должна быть тонкая натура.

Ты должен знать психологию женщины. Такое бывает: нет

желания, нет настроения. С этим надо считаться и мириться.

Он сел на край постели, взял мою руку и преподнес к

своим губам, сказал:

– Желание появится. Стоит только обнять и поцеловать.

Женщина всегда может, хотя и не всегда хочет. А мужчина

наоборот: всегда хочет, но не всегда может. Тебе наверно это

575

известно по Лукичу.
– Последние слова его меня возмутили и я

грубо бросила: