Гончарный круг (сборник)

Через несколько минут я спустился, извлек из-под груды останков машины обгоревшее тело друга. В кулаке Индара были часики Фамии…

Хоронили Индара в субботу. Его знали и любили многие, а потому не было конца людскому потоку к их дому.

– А что же потом стало с Фамией? – спросил у Айдамира Сергей Афанасьевич.

– Сказывали, отвар Абреджуковых помог ей, она выздоровела, – ответил он. – Полгода назад я видел Фамию на балконе их дома, но не зашел, не стал расстраивать ее. Девушка поливала цветы, а потом привычным движением отвела от лица прядь волос, в которой блеснули нити-сединки…

Вот так и закончилась история о моем друге Индаре и Фамии, дождавшейся всадника в белой черкеске и потерявшей его.

Сказ о Хакаре

Река серебрилась на перекате. Старик отложил топор, снял чувяки, закатил рукава для омовения. Холодная вода чуть разгладила морщинки на лице, придала бодрость. Хакар не совершал намаза, но, как обычно по утрам, попросил аллаха дать мир всему живому на земле.

Кто-то подошел по прибрежной гальке. Старик оглянулся.

– Дед, что оставил меня? – спросил гостивший на каникулах внук Юнус.

– Увязался-таки, – снисходительно потрепал его кудри Хакар.

– Я чуть свет поднялся, маме сказал, что пойду за хворостом.

– Далеко ведь, не устанешь?

– Привыкший, не устану, – стараясь выглядеть взрослей, ответил мальчик.

– Что ж, пойдем тогда.

За рекой открылась взору голубая долина в прозрачной пелене тумана, обрамленная зеленым океаном лесов. Мальчик помчался по склону вниз.

– Не упади! – предупредил Хакар.

Они пересекли долину. На пригорке над ней во всей покоряющей красе и мощи предстала дубовая роща Хатартук. Сорок два дерева-великана возвышались над лесом, как рать богатырей в дозоре. Старик всегда любовался ими с легким содроганием и трепетом, восхищаясь породившей их природой.

– Какие они огромные! – захлопал глазами Юнус.

– Это и есть священная роща Хатартук, – пояснил старик.

Внук поторопился к ней, но не тут-то было.

– Остановись, мальчик! – приказал ему голос из ниоткуда. – Прежде чем войти в Хатартук, ты должен отгадать загадку.

– Кто это? – Юнус осмотрелся и отступил.

Хакар усмехнулся.

– Я – хранитель рощи. Слушай загадку! – ответил голос. – Посмотришь на верхушку – папаха с головы свалится, в четыре обхвата – всадник на коне за ним спрячется, ударишь топором – руки отсохнут.

Мальчик посмотрел на деда, пожал плечами.

– Неужто не отгадал? – улыбнулся Хакар.

– Да посмотри же вперед, разгадка перед носом!

– Дерево из Хатартука? – предположил Юнус.

– Верно! – загадочник выбрался из большого дубового дупла.

Однако человека, который, открывшись, мог бы рассеять страх и настороженность, мальчик не увидел. Шедший к ним был страшен, как джин зла. Казалось, с каждым шагом острая боль пронизывала все его тело, отчего оно корчилось в судорогах; по заросшему щетиной лицу бегала жуткая гримаса.

Приблизившись, он остановился, расправил тщедушную грудь, выбросил кулаки вверх и, сотрясая ими, крикнул так громко, что сорвались с насиженных мест птицы.

– Не пугай внука, Ислам, – попросил Хакар.

– Не бойся, джигит, – словно извиняясь за свой облик и проделанную шалость, произнес подошедший.

Полились голоса потревоженных птиц. Ислам был весьма доволен этим.

– Ишь, защебетали как! А то совсем обленились, день настал, а они еще в дреме.

– Не надоело опекать Хатартук? – добродушно поинтересовался у него Хакар.

– Что ты, разве может это надоесть! – воскликнул Ислам. – Конечно, роща – не плодовый сад, урожая для насыщения утробы не получить. Но ведь красота, Хакар, слаще любого яства и также нужна человеку.

– А я вот тоже влюблен в рощу, не могу обойти стороной, – поделился старик. – Посидишь тут минутку-другую с дороги, да так отдохнешь в тихом шелесте листвы, как дитя в колыбели.

– Все бы любили ее, как ты, – посетовал хранитель. – Раньше за грех почиталось отвалившуюся ветвь отсюда в печь класть. Теперь иные времена. Не ведают люди страха. Сегодня вот на одном из деревьев метку-зарубку обнаружил.

– Не к добру это… – вздохнул Хакар.

– Ничего-ничего, я дождусь лихоимца! – пригрозил костлявой рукой кому-то невидимому хранитель.

Старик и мальчик продолжили путь.

– Дед, почему он такой страшный? – спросил Юнус.

– Ломает его, с коня в детстве упал.

– Про священную войну я в песне слышал, а вот что бывают священные рощи, не знал.

– Поверье такое было в народе, – пояснил Хакар, – будто слетаются по ночам в Хатартук белые джины, дел благих вершители, держат совет и расходятся по аулам воздать каждому человеку за прожитый день. Потому-то и почитали рощу.

– А руки у того, кто сделал зарубку на дереве, отсохнут?

– Нет, наверное.

– Значит, неправда в загадке? – разочарованно произнес Юнус.

– И ложь нужна, когда полезней правды.

Нарубив вязанку хвороста, они вернулись той же тропинкой. Когда снова приблизились к Хатартуку, то обнаружили скопление людей и техники. Большая землеройная машина обнажила ковшом корни двух деревьев. Они, вывернутые из почвы, как щупальца издыхающего осьминога, казалось, жадно втягивали воздух. Между людьми и работающей машиной, осыпая их проклятиями, метался Ислам.

Хакар сбросил вязанку, вытер выступившие на лбу капельки пота и произнес шепотом:

– Началось…

– Почему они окапывают дубы, дед? – дернул его за рукав Юнус.

– Не взять их пилой, не свалить трактором, будут рвать корни…

– Зачем?

Старик не ответил, устремив взгляд на родной Ашехабль. Приговор, что написали много лет назад, как дамоклов меч висевший над аулами левобережья, начали приводить в исполнение…

– Какие джины, у кого руки отсохнут? – стараясь перекричать работающий экскаватор, говорил Исламу крепкий лысоватый мужчина средних лет. – Скоро здесь не останется ничего, понимаешь ты, ни джинов, ни лесов, ни людей. Водохранилище тут будет, понял?