Гончарный круг (сборник)

– В литературе что-нибудь смыслишь?

Гумер пожал плечами:

– Кое-что, в пределах школы и институтского курса.

Махмуд решительно повернул каретку, отчего та взвизгнула, словно выругалась в его адрес и всех, кто когда-либо печатал на старушке-машинке, рявкнула и выплюнула распечатанный лист.

– Прочитай и дай оценку, – попросил он.

С опаской посматривая на окурок на его губе, Гумер все же прочитал первую строку: «Я шел по аулу, а вокруг кучерявились деревья», потом улыбнулся и произнес:

– В русском языке нет такого выражения «кучерявились деревья».

Махмуд разочарованно посмотрел на него, как на безнадежного идиота, который ничего не смыслит в литературе, потрескавшимся языком, наконец, столкнул окурок в пепельницу и, как гада, прижал его пожелтевшим большим пальцем.

– Мы сами обогащаем язык, – ответил он, – а иначе он закоснеет враз. Вот Маяковский, например, одел же облако в штаны.

– Так то Маяковский! – возразил Гумер.

Махмуд, как ребенок, обиженно потупил глаза:

– Маяковскому, выходит, можно, а мне нельзя?

– Не обижайся, Махмуд, – постарался ободрить его Гумер. – Понимаешь, ну не терпит русский язык таких вольностей, самодеятельности.

Но фотограф и вовсе сник.

– За что ни возьмешься, – грустно сказал он, – кино ли снимать, рассказы ли писать, статьи по наукам, ни у кого не найдешь поддержки. Того хуже, придет такой умник, как ты, и разнесет все в пух и прах.

– Так ты и наукой занимаешься? – чтобы сгладить момент и отвести тему от «литературного творчества» Махмуда, поинтересовался Гумер.

Махмуд зажегся снова.

– А как же! – ответил он гордо. – Я вот недавно работу по топонимике Северо-западного Кавказа написал, готовлю к публикации. В ней начисто опровергаются многие общепринятые трактовки о происхождении названий местностей и населенных пунктов.

– А вот в этом я тебе и вовсе не советчик, – поморщившись от высыпанной на него тирады и стараясь побыстрей умыть руки, ответил Гумер. – В краеведении, а тем более в науке о происхождении слов – этимологии, я слаб.

– А ты не советуй, а слушай! – заговорщически подмигнул Махмуд.

Гумер застыл в ожидании.

– Вот Анапа, например, – продолжал тем временем тот. – Общеизвестно, что название этого города переводится с адыгейского как «край стола». И с этим согласны все. А вот древнее название – Горгиппия – учеными ошибочно считается греческого происхождения.

Затем Махмуд изучающее посмотрел на него и спросил:

– Язык-то наш хорошо знаешь?

– Говорю, пишу, читаю! – отрапортовал Гумер.

– А что значит в нем слово «горгип», можешь перевести?

– Место крика? – предположил Гумер.

– Так точно! – обрадовался Махмуд. – А теперь слушай дальше. Мы, адыги, жили там тысячелетия и вместе с пришлыми греками строили этот город во времена Боспора, а потом производили в нем керамику и прочую утварь. Для чего?

– Для торговли и пользования, естественно, – поддержал ход его мыслей Гумер.

– Правильно, для торговли! А там, где она была, там всегда обязательно присутствовали крикуны и зазывалы. Отсюда следует, что Горгиппия нечто иное, как место плача и крика, – поставил патетическую точку в своей версии Махмуд.

– А плач здесь при чем? – спросил Гумер.

– Горгиппия была и невольничьим рынком, – заключил Махмуд. – Зазывалы кричали, предлагая живой товар, а жертвы их плакали…

Однако на этом повествование о своих изысканиях в области топонимики Кавказа Махмуд не закончил.

– Или вот Геленджик, например, – продолжил он. – Академическая наука склонна утверждать происхождение его названия от татарского слова. Я же говорю, что татарин в нем не ночевал.

– Так уж и не ночевал? – усомнился Гумер.

Татарин-то, может, и ночевал, но с какой стати он должен был давать ему название, когда только адыги жили на том месте веками. Потом он снова изучающее посмотрел на Гумера и спросил:

– Ты в Геленджике был?

– Практику в нем в пионерлагере проходил.

– Значит и бухту его видел?

– Видел!

– И что она тебе напоминает?

– Чашу.

– Это ближе к теме, – подытожил Махмуд. – Кому-то чашу, а вот мне, как и тем, кто жил в тех краях в незапамятные времена, – таз, наполненный водой. А теперь улови созвучие: Геленджик и Ледженцик. Последнее значит на нашем языке «маленький таз». Это потом название города обработали до удобоваримости.

– А кому понравится жить в городе Маленький таз? – пошутил Гумер.

– Вот-вот, – поторопился Махмуд, – всем хочется, чтобы было удобно, красиво, я бы сказал, еще и романтично. И этим мы грешим против истины, которая всегда проста и не любит мудрствования. Так же стало Джубгой и другое причерноморское местечко. В переводе с адыгейского – это «сторона ветров», что устраивает всех, но только не меня. Не Джубга это, а Шибга, что означает «спина лошади». Посмотри когда-нибудь на этот поселок с моря, и ты обязательно увидишь рельеф, на котором он поселился и который очень напоминает лошадиную спину.

Махмуд закурил сигарету и смолк. И в эти минуты стал похож на медиума, подключившегося к невидимому для простых смертных информационному полю.

– В нем, несомненно, говорит кровь, – подумал Гумер, – эта река памяти о тысячелетиях. Наверное, от этого его доводы так просты, логичны и убедительны. Не знаю, как с артистами, вспомнил он разговор с водителем, но вот чудаками, похоже, сей город богат.

И вновь окурок стал почти прижигать Махмуду губу, а едкий табачный дым полез в левый глаз, отчего прикрылось его веко и чуть перекосилось лицо. Потом оно снова приняло прежний вид. Проникновенно и ласково улыбнувшись Гумеру, как дирижер оркестру, с которым только что ладненько сыграл прелюдию, Махмуд достал из папки свое основное произведение и бережно передал ему.

– Читай и удивляйся! – с радостью приближающегося успеха воскликнул он.

Гумер прочитал и через несколько минут, тяжело вздохнув, будто негодуя на себя, что уделил их этой бредятине, бросил опус на стол. «Воистину, – подумал он, – человеку, в котором говорит кровь, свойственно иногда, как никому другому, вскипать и заговариваться».

– Ну, и… – не увидев на лице Гумера ожидаемого восхищения, спросил Махмуд.

– Губу прижжешь! – наконец не выдержал Гумер, не заметив уже на ней окурка, а лишь мерцающий огонек.