Гончаров и погоня за бриллиантом

–  Ну и выбросилась, чего еще?

–  Странно как-то, ползти на брюхе, чтобы выкинуться из окошка головой вниз. У нее есть балкон. Оттуда было бы удобнее. А потом, в таких случаях обычно выпрыгивают.

–  Прости, Гена, но у нее не было под рукой такого заботливого консультанта, как ты, - съязвил я, хотя мне нравились его вполне обоснованные сомнения. Тем более они подкреплялись наблюдениями и осмотром Захарыча, да и предпосылок для самоубийства у Ирины, кажется, не было. Зарабатывала больше нас всех, вместе взятых, еще и Вартан наверняка что-то подкидывал. Вартан, Вартан. Не его ли это рук дело? Мотивов пока не видно, но со счетов его сбрасывать не стоит. Черт-те что, бредем на ощупь, ни одной крепкой зацепки. Полный туман.

–  Гена, а кто она такая, Ирина эта самая? На кого оформлена квартира? Кто на нее теперь будет претендовать?

–  Квартира куплена и оформлена на нее, Ирину Скворцову, - начал Ермаков, перелистывая блокнот. - Она 1970 года рождения, родилась в Ульяновске. Там же закончила пединститут, после чего переехала в нашу область и два года проработала в селе Большое Советское. Потом школу оставила, давала уроки на дому, причем исключительно мужчинам.

–  Не понял.

–  Да блядь она, чего уж тут непонятного?! - не выдержав, взвизгнул Захарыч.

–  Мальчики, ну к чему такой максимализм? - подала голос Елена.

–  Стоп. Ленка, усохни! - насторожился я. - С чего ты решил, что она б...? И вообще, сидишь уже полчаса, а сведений от тебя - ноль.

–  А вы не очень-то хотели их получить! - обиделся Корж. - Кое-что у меня есть. Где-то за час до смерти "попрыгунья" вкатила себе приличную дозу морфия. А чуть раньше или чуть позже имела половую связь. По крайней мере с двумя "джентльменами". Устраивает?

–  Нет, что еще?

–  У меня все. Вам ведь не нужны ее переломы и разрывы, произошедшие при падении.

–  А ушибы и ссадины до падения?

–  Затрудняюсь ответить, но, похоже, таковые отсутствуют. Наливай! От меня вы больше ничего интересного не услышите.

–  Услышим. Она часто кололась?

–  Нет. Вены целехонькие.

–  Гена, шприц нашли?

–  Да. На кухне, в аптечке, и там же три полные ампулы. Еще две порожние в мусорном ведре.

–  Отпечатки?

–  Ее собственные. Других не обнаружено нигде. Я имею в виду выключатели, дверные ручки, посуду.

–  Значит?..

–  Да, Костя. А вот это тебе на закуску. - Он шлепнул передо мной пачку фотографий. - Смотри и вникай!

Первая из них фиксировала картинку, виденную мною утром, - скрюченное, нанизанное на штырь тело Ирины. Ну и так далее...

–  Спасибо, Гена, - передавая ему снимки, раздраженно поблагодарил я. Все это мне известно.

–  А ты внимательно посмотри! Посмотри общий план, где схвачены все окна. Ничего не заметил?

–  Нет. Окна как окна. Кухонное открыто, два комнатных закрыты, шторы раздвинуты. На балконном подоконнике лежит какая-то хреновина.

–  Вот-вот, о хреновине! При внимательном изучении это оказывается подушка. Причем однотонная.

–  Ну и что?

–  А то, что ее нет. В цветочек есть, а такой нет.

–  Естественно. Ваши омоновские быки входили в квартиру не очень деликатно. Я вообще удивляюсь, как это стены остались на месте.

–  Ты меня не понял. Подушки вообще нет в квартире. Почему?

–  Черт ее знает. Генка, давай определимся четко. Самоубийство это или убийство? Захарыч, что скажешь?

–  Все, что мог, я уже сказал. Возможен третий вариант? Доведение до самоубийства! То, что за час до произошедшего она трахнулась с двумя господами, тут я могу поклясться любимой тещей. И то, что кольнулась, тоже.

–  Насильно или по согласию?

–  Господи, да что я там, свечку держал? Видимого физического давления не обнаружили, что же касается морального, то... Возможно, под действием наркотика.

–  А что, Гена, хорошая мысль.

–  Хорошая, - согласился Ермаков, обсасывая куриную конечность. - Ты мне скажи, куда делась подушка?

–  "А подушка, как лягушка, ускакала от меня", - задумчиво продекламировал Захарыч, разливая очередную дозу.

–  Ускакала, - согласился Генка, - как и ускакали твои джентльмены-спермодатели.

И вдруг я моментально отрезвел. Удивительно четко дошло, что все время, пока мы были там, эти самые джентльмены находились в подъезде, если, конечно, не спрыгнули с пятого этажа или не ушли через крышу, что сделать, оставаясь незамеченными, да еще с подушкой в руках, очень трудно.

–  Генка, как ты считаешь, можно утопить подушку в унитазе?

–  Теоретически можно, практически - сложно.

–  Ты мини-рынок тряс? В смысле возможного бегства через уличное окно?

–  Естественно, два десятка торговок опросили, из тех, что сидят лицом к дому. Никто и ничего не заметил.

–  Тогда пойдем.

–  Куда?

–  В гости. Может, повезет, еще пару-тройку трупов найдем. Да и с тетей Розой не вредно поболтать по душам. По-моему, эта соседушка хитрит или что-то недоговаривает.

–  Ты что, серьезно?

–  Абсолютно. Душегубы, если таковые были, скрылись в какой-нибудь квартире, хорошо если в своей. А если в чужой, где находился хозяин? Если он не замешан, ему не позавидуешь. Пойдешь, Захарыч?

–  Лучше здесь подожду. Можно, Елена?

* * *

Все восемнадцать квартир злосчастного подъезда были проверены тщательным и добросовестным образом, начиная с сортиров и заканчивая балконами. Ничего заслуживающего внимания не оказалось. Все на месте, все цело, замки невредимы, и, что самое ценное, - все живы. Не мешало бы убедиться в алиби хозяев трех квартир, но это так, на всякий случай. Оставалась последняя, семнадцатая. Тетю Розу мы припасли на десерт. У нее, слава Богу, горел свет. Перекрестившись, я нажал кнопку.

–  Кто? - быстро, словно ожидая нас, спросил знакомый сварливый голос.

Глазок потемнел, и я жестом предложил Генке начать переговоры.

–  Откройте, - начал он неуверенно, милиция.

–  Ну и что? Почему я должна открывать милиции? Теперь много всяких милиций. Где документы?

Ермаков послушно продемонстрировал удостоверение.

–  Ну и что? А где санкция прокурора?

–  Какая санкция? - совсем растерялся Генка. - Мы же не собираемся вас обыскивать.

–  Пока, - не выдержав, уточнил я. - Завтра выпишу вам повестку, явитесь к нам сами. Там будет разговор покруче. Пойдем, Гена, у нас эта дама будет любезнее.