Гончаров
Шрифт:
Преосвященный Иннокентий был неутомимым тружеником, который много сделал не только как миссионер, но и как ученый. Это прекрасно осознал и Гончаров, предложивший владыке написать что-нибудь для журнала «Отечественные записки». [183] В письме к редактору журнала «Отечественные записки» A.A. Краевскому от 14 сентября — 25 ноября 1854 года он признается: «Я уж говорил с преосв[ященным] Иннокентием и думал не шутя выманить что-нибудь для Вас, но он человек такого, как говорит немецкий булочник Каратыгина, здоровогоума, что у него не выманишь. Сам он, как видно, трудится и над историей и над языком якутов, но если будет издавать, то осторожно, потому что я в этом случае буду единственным авторитетом… которому, конечно, поверят, следоват[ельно], надо говорить верно, а верного мало».
183
Там же. С. 707.
Автор «Фрегата «Паллада»» сумел разглядеть всю крупность фигуры будущего святителя. Прежде всего, Гончаров вполне осознал доминанту духовной деятельности владыки Иннокентия — его апостольство. И осознал, очевидно, не только потому, что владыка апостольствовал среди язычников. Очевидно, и на самом себе ощутил Гончаров духовную силу епископа Иннокентия, поразившего писателя простой величавостью своего монашеского облика и духовного подвига. Современный исследователь пишет, что
184
Протоиерей Лев Лебедев.Колумбы росские. М., 2003. С. 160.
Владыка вступал на московскую кафедру в то время, когда Гончаров заканчивал свой роман «Обрыв», направленный против разрушительных тенденций в обществе и Церкви. В фигуре святителя Иннокентия вышедший из либеральной среды Московского университета и петербургских салонов писатель видел живой и укрепляющий дух образец православной веры.
Между прочим, в сознании романиста подвижничество святителя Иннокентия было частью подвижничества русского народа и Русской церкви в Сибири. Портрет владыки Иннокентия органично вписывается в сибирских главах «Фрегата «Паллада»» в широкую картину освоения и просвещения светом цивилизации и христианской веры языческих народов, живущих за Уралом. Писатель упоминает «апостола Сибири» как первооткрывателя короткого пути к Охотскому морю: «С сухого пути дорога от него к Якутску представляет множество неудобств… Трудами преосвященного Иннокентия, архиепископа Камчатского и Курильского, и бывшего губернатора камчатского, г[осподина] Завойки, отыскан нынешний путь к Охотскому морю и положено основание Аянского порта… По этой дороге человек в первый раз, может быть, прошел в 1845 году, и этот человек, если не ошибаюсь, был преосвященный Иннокентий… Он искал другой дороги к морю, кроме той, признанной неудобною, которая ведет от Якутска к Охотску, и проложил тракт к Аяну». [185]
185
Святитель Филарет (Василий Михайлович Дроздов; 1782–1867) — митрополит Московский и Коломенский. Обладал огромным авторитетом в Церкви. Его перу принадлежит манифест об освобождении крестьян. Являлся персонажем некоторых произведений Н. С. Лескова. Гончаров, не будучи с ним лично знаком, упоминает его несколько раз.
Естественно, что более всего Гончарову запомнились события, близкие ему как писателю: это перевод Евангелия на языки сибирских народов: «Я случайно был в комитете, который собирается в тишине архипастырской кельи, занимаясь переводом Евангелия. Все духовные лица здесь знают якутский язык. Перевод уже вчерне окончен. Когда я был в комитете, там занимались окончательным пересмотром Евангелия от Матфея. Сличались греческий, славянский и русский тексты с переводом на якутский язык. Каждое слово и выражение строго взвешивалось и поверялось всеми членами». [186] В 1852 году владыка Иннокентий и некоторые священники его епархии начали поистине подвижнический труд по переводу книг Ветхого и Нового Завета на якутский язык. Священники Е. В. Протопопов, Д. В. Хитров, H.H. Запольский, М. С. Ощепков, П. П. Попов и Д. В. Попов собирались в доме владыки Иннокентия два раза в неделю после основных своих трудов и занимались этой важной, с виду неприметной работой. В 1858 году были напечатаны на якутском языке Книга Бытия, Евангелие, Деяния Святых Апостолов, «Божественная литургия Иоанна Златоуста и требник» и «Часослов и псалтир».
186
Там же. С. 533.
Фигуры владыки Иннокентия и его сподвижников-миссионеров стали для Гончарова некоторым ободряющим утешением после невыгодного для русских сравнения православного и католически-протестантского миссионерства в Азии. Глядя на то, как рука об руку идут в Китае, Японии, Корее католическое миссионерство и открытие факторий, писатель мог лишь надеяться на изменение ситуации в пользу России: «Кажется, недалеко время, когда опять проникнет сюда (в Японию. — В. М.)слово Божие и водрузится крест, но так, что уже никакие силы не исторгнут его. Когда-то? Не даст ли Бог нам сделать хотя первый и робкий шаг к тому? Хлопот будет немало с здешним правительством — так прочна (правительственная) система отчуждения от целого мира!» Лишь попав в Сибирь и повстречавшись с владыкой Иннокентием, Гончаров осознает, что у России есть свое самобытное и широкое поле миссионерской деятельности. Писатель рисует поистине апостольский портрет будущего святителя: перед ним встала «мощная фигура, в синевато-серебристых сединах, с нависшими бровями и светящимися из-под них умными ласковыми глазами и доброю улыбкой». Несколько строк из очерка «По Восточной Сибири» дают представление о разговоре, который состоялся у архиепископа Иннокентия с Гончаровым. «Преосвященный расспрашивал меня подробно о моем путешествии и всей эскадры тоже». Беседовали и о миссионерстве владыки, о московском митрополите Филарете (Дроздове), о жизни и познаниях которого будущий святитель говорил «с большим увлечением».
Ни в одной, пожалуй, другой книге воспоминаний о святителе не найдем мы столь метко зарисованных черт характера и поведения его в быту. Во «Фрегате «Паллада»» рассказано несколько любопытных случаев из жизни владыки Иннокентия. Сведения Гончарова в этом плане просто неоценимы: «Преосвященный не звал никогда к себе обедать. Он держался строгой монашеской жизни: ел уху да молочное, а по постным дням соблюдал положенный пост. А светским людям, по его мнению, необходимо было за обедом мясо»*. Правда, именно для писателя было сделано исключение как для гостя в сибирской глухой стороне: владыка приглашал его на вечерний чай. «Он выставлял тогда целый арсенал монашеского, как он говорил, угощения. Кроме чаю, тут появлялись чернослив, изюм, миндаль и т. д.». Святитель Иннокентий был самой крупной личностью, которая встретилась Гончарову во время его кругосветки. Кроме того, следует упомянуть о его восхищении генерал-губернатором Восточной Сибири H.H. Муравьевым-Амурским: «Патриот, человек бодрый, энергичный, умный до тонкости и самый любезный из русских людей… Имя его довольно популярно у нас: все знают, как сильно и умело распоряжается он в Сибири, не секрет уже и то, что он возвратил России огромный и плодоносный лоскут Сибири по реку Амур включительно…» [187] Патриотизм русских государственных людей Гончаров отмечал всегда, не мог не отметить и в архиепископе Иннокентии, и в Муравьёве-Амурском. Генерал-губернатор в те годы говорил: «Пусть в названиях станиц будет жить память о наших предках, радением и подвигом своим сделавших
эту землю русской».187
Литературное наследство. Т. 22–24. М., 1935. С. 422.
Книга «Фрегат «Паллада»» составлялась прежде всего из путевого дневника Гончарова: «… я набил целый портфель путевыми записками. Мыс Доброй Надежды, Сингапур, Бонин-Сима, Шанхай, Япония (две части), Ликейские острова, всё это записано у меня и иное в таком порядке, что хоть печатать сейчас…» Большую роль в написании книги сыграли и те письма, которые автор посылал из разных точек мира своим друзьям в Россию: многие из них прямо попали в книгу. Вошли в книгу и материалы «Судового журнала», который он вёл как секретарь Путятина. Первоначальное восприятие «Фрегата «Паллада»» современниками определялось прежде всего тем, что книга ощущалась как новаторская, как самое легкое и занимательное путешествие, когда-либо являвшееся на русском языке. Гончаров ломал привычные стереотипы этого жанра. Автор предисловия к отдельному изданию «Паллады», хороший знакомый писателя, И. Льховский видел заслугу Гончарова в легкости, поэтичности и оригинальности: «Классически простое, ясное и веселое, как день, изложение путевых впечатлений и наблюдений человека, одаренного оригинальным умом, поэтическим талантом и глубоко русской природой, всегда найдет ценителей не только в кругу дилетантов, но и в кругу читателей, занятых вовсе не литературными интересами или не сознающих еще этих интересов…» Критик A.B. Дружинин отмечал, что в своих путевых заметках Гончаров «оригинален и национален, оттого его последняя книга читается с великим наслаждением». Современники как будто впервые получали от книги путешествия истинно эстетическое наслаждение — и удивлялись способности автора к легкому непринужденному рассказу, в котором он естественно переходил от жанровых сценок к романтическим пейзажам, от статистических данных к личным переживаниям и воспоминаниям. В 1935 году Б. Энгельгардт писал, что книга занимает свое особое место в истории жанра путешествий и очень трудно подыскать к ней аналогию во всей европейской литературе. И это в самом деле так: Гончаров пополнил известные мировые книги о путешествиях настоящим шедевром!
С большими трудами добирался романист от Иркутска до Петербурга. Дороги, суровый климат, незнакомые нравы — всё это затрудняло путь. Гончаров ехал по зимней Сибири в санях и даже… верхом по бездорожью. Вот бы увидели де Леня верхом на лошади его петербургские друзья! Но Гончаров ничего — не унывал! Лишь ямщики выводили его из терпения. Особенно ему запомнилась станция Жеребинская в Иркутской губернии: «… Там господствует совершенная анархия, на которую я грозил пожаловаться государю императору, потом генерал-губернатору, наконец, самому исправнику. Только последняя угроза и расшевелила ямщиков. Но окончательно подействовали на них волостные старшины, через посредство которых я только и мог получить лошадей…» Гончаров не только с трудностями пересекал Евразию, но и при каждом удобном случе заносил в свой путевой дневник новые записи. Ещё путешествуя, он начал писать свою бессмертную книгу, которая, по его словам, принесла ему только счастье и никаких огорчений!
Снова в столице
В столицу романист-путешественник вернулся 13 февраля 1855 года. Путешествие было завершено. «Два года плавания, — признавался писатель, — не то что утомили меня, а утолили вполне жажду путешествия. Мне хотелось домой, в свой обычный круг лиц, занятий и образов». И вот он наконец у себя в квартире, где его встречает слуга Матвей. Гончаров заходит к Майковым, к другим знакомым, узнаёт новости. Важнейшей из них была та, что через неделю после возвращения Гончарова из кругосветки скончался император Николай I. В России, в том числе и в жизни Гончарова, начиналась новая эпоха. Государь Александр Николаевич (1818–1881) пробудил в обществе дремавшие надежды. В Симбирске накануне нового 1858 года в газете «Симбирские губернские ведомости», редактором которой был родной брат писателя Николай, было опубликовано стихотворение Дмитрия Минаева:
Свершая подвиг Гражданина, На поле мысли и труда, Мы с верой ожидаем ныне От предстоящей годовщины Немало славы и добра. Заря надежды заблистала: Ликует радостный народ; Друзья! Напеним же бокалы И выпьем все за Новый год!Новый император вступил на трон 19 февраля 1855 года. Коронация состоялась по традиции несколько позже, 26 августа 1856 года. По случаю коронации вышел манифест, согласно которому государь объявил амнистию сосланным в Сибирь или сданным в солдаты декабристам. Всем им разрешалось возвратиться из ссылки и жить там, где они пожелают, за исключением двух российских столиц: Санкт-Петербурга и Москвы. Кроме того, была объявлена амнистия петрашевцам и участникам Польского восстания 1830–1831 годов. Среди возвратившихся из ссылки петрашевцев был и Ф. М. Достоевский. В этот же день, 26 августа, на основании высочайшего манифеста Гончаров получает бронзовую медаль в память Крымской войны, участником которой он так, как ни говори, стал на фрегате «Паллада».
Главным делом царствования Александра II стало освобождение крестьян, которое поручил ему во что бы то ни стало осуществить покойный император Николай Павлович. Существует даже легенда, что император Николай I на смертном одре сказал своему преемнику: «У меня всегда были две мысли, два желания, и я ни одного из них не мог исполнить. Первое: освободить восточных христиан из-под турецкого ига; второе: освободить русских крестьян из-под власти помещиков. Теперь война, и война тяжелая; об освобождении восточных христиан думать нечего, но, по крайней мере, обещай мне освободить русских крепостных». Это вполне соответствовало желаниям самого Александра И. В 1857 году был учрежден Секретный комитет, который в короткие сроки завершил огромную работу по подготовке крестьянской реформы. Нелегко приходилось реформаторам! Достаточно сказать, что даже великий князь Константин Николаевич, активно проявлявший себя в деле подготовки реформы, вынужден был на какое-то время уехать за границу, спасаясь от гнева рассерженных русских землевладельцев. Основными противниками нового законопроекта были шеф жандармов В. А. Долгоруков, сенатор П. П. Гагарин, министр государственных имуществ М. Н. Муравьев, министр финансов А. М. Княжевич. А за ними маячили огромные массы русских землевладельцев, ни за что не хотевших расставаться со своими сословными привилегиями. И всё-таки через 4 года, 19 февраля 1861 года, был объявлен манифест об освобождении крестьян от крепостной зависимости. Всё это время молодой государь проявлял неуклонную волю в стремлении отменить крепостное право. Текст манифеста, кстати сказать, составил митрополит Московский Филарет (Дроздов). После горячей молитвы государь подписал документ, и 23 миллиона человек получили свободу. «Сегодня лучший день в моей жизни!» — сказал он. Следом за этим последовали другие реформы: было учреждено земство, осуществлена судебная реформа: суд становился публичным и гласным, введён институт присяжных заседателей. Было введено Городовое положение (1870 год), проведены военные реформы 1860–1870-х годов, которые кардинально сокращали срок службы. Кроме того, император осуществил реформы народного образования, цензуры, отменил телесные наказания. В царствование Александра II была выиграна Русско-турецкая война 1877–1878 годов, она принесла свободу славянским народам от многовекового турецкого ига. Во время Гражданской войны в Америке Россия поддержала правительство США, а в 1867 году американцам были проданы Аляска и Алеутские острова. При Царе-Освободителе было завершено присоединение Кавказа, а также присоединены Туркестан, Приамурье, Уссурийский край, Курильские острова в обмен на южную часть Сахалина.