Good Again

Я подошла к нему и обняла за пояс.

— Спасибо, что стараешься проявить понимание. Знаю, это нелегко.

— Не труднее, чем все остальное. Со мной правда все хорошо, — сказал он, и наш разговор прервался, как только колокольчик возвестил о приходе следующего покупателя.

***

В это морозное утро солнце, будто потешаясь надо мной, светило вовсю, сверкая на безоблачном небе, как бриллиант. Оно вставало над нашим миром в полнейшей безмятежности, светя, но не грея, и не заботясь о хаосе маленьких жизни, на который падали его лучи.

Пита уже не было дома, когда я встала. Его смена в пекарне начиналась засветло и он всегда старался вовремя вырубить будильник, пока тот не поднял с постели и меня. Нынче же меня терзало чувство вины оттого, что ему придется работать в одиночестве, пока я буду пропадать в лесу.

Когда я пришла на наше место на окраине леса, Гейл уже ждал меня, одетый повседневно, однако же не так, как одевались в Двенадцатом. На нем были военные брюки-карго и куртка-укладка в том же стиле, с множеством карманов. На кожаном ремне — колчан с черными стрелами. В руках — впечатляющий, внушительных размеров лук, новый, сияющий, и близко не похожий на те самодельные луки, с которыми прежде мы охотились, и на тот, что я и теперь держала в руках. Он выглядел скорее не как охотник, а как боец. И я машинально погладила мягкую кожу старой, потертой отцовской куртки, прикосновение к ней успокаивало.

Подойдя ближе, я остановилась посмотреть на него, пышущего здоровьем, одетого с иголочки. Мне вспомнилось, в каких обносках мы ходили в юности, как бы отчаянно боролись с голодом и страхом, и подивилась, как могла наша жизнь так стремительно измениться.

— Кис-кис, — сказал он вместо приветствия.

На миг я так и застыла от удивления. Совсем не ожидала, что меня опять будут звать этим прозвищем. И оттого, как он произнес его — под покровом леса, на восходе солнца — меня охватил приступ невыносимой ностальгии, а рядом у моих ног уже пузырилось целое озеро страданий, приглашая меня войти в свои темные воды.

— Пошли, — только и смогла сказать ему я.

Я никогда не умела как следует обращаться со словами, и не особа разговорчива — ни с кем, за исключением Пита. Он как-то умудрялся подбирать ключи ко всему недосказанному, что было у меня на сердце. Прежде я могла говорить и с Гейлом, или же много часов подряд, храня уютную тишину, бродить с ним беззаботно по нашему лесу. Но теперь он был словно незнакомец, и тишина между нами повисла тяжелая — тень мертвой Прим так и парила между нами. Храня молчание, я шла по лесу и все думала, какие же слова могли бы нарушить этот хруст промерзших веток и шелест палой листвы у нас под ногами.

— Сегодня, видно, будет холодно, — сказала я, и густой пар изо рта подтвердил данный факт.

– Ага, — только и ответил он, и мы молча пошла дальше. Мы подобрались к выводку диких индеек и, словно никогда и не покидали этих лесов, быстро подстрелили трех из них. Так же молча я привычными жестами свежевала тушки, наметив себе две, одну протянула Гейлу. Но тот лишь рассмеялся и покачал головой.

— И куда мне прикажешь её девать, Кис-кис? — сказал он, усмехаясь и отстраняя мою руку со своей долей.

— Да, полагаю, ты прав, — пробормотала я и вернулась к своему занятию. И тут же подумала, что индейке очень обрадуются в приютские дети.

— Эй! — он потянулся и уже хотел дотронулся до моей сомкнутой на индюшачьей шее руке, но передумал, — А ты отлично выглядишь. Здоровой, — сказала он в итоге и я замерла в ожидании неизбежного разговора.

— А ты вроде как удивлен, — произнесла я.

— Ну, я помню что с тобой было перед судом. Я, — и он запнулся, что было ему вовсе не свойственно. — Я должен был попытаться с тобой увидеться, — он помолчал. — Но ты явно не жаждала больше меня видеть.

— Кажется, я тогда тебе ничего такого не сказала, — напомнила я ему, и слова эхом отдались в моих ушах.

— Ты только об одном меня в жизни и просила. Чтобы я позаботился о твоей семье.

Что я могла тут сказать? Теперь у меня внутри уже разверзлась сосущая яма, и в ней булькала ядовитая смесь ностальгии, страха, гнева — невероятная пустота и горечь, огромная, такая, что её не описать словами, и она пронзает тебя насквозь.

— Нет, не сказала. Но такая уж ты, — его серые глаза пронзали меня таким пристальным взглядом, что мне захотелось заползти под какой-нибудь камень и там укрыться, — Слушай, это так. Я знаю, уже прошел год, но я просто хочу, чтобы ты знала, что тебе не обязательно торчать тут, в Двенадцатом. От имени Президента Пейлор я могу предложить тебе изменить место твоего пребывания.

Я наклонила голову в бок, не вполне понимая, о чем-то он.

— Изменить?

— Поэтому я и хотел с тобой увидеться. Я запросил о возможности для тебя перебраться в другой Дистрикт — из Двенадцатого в любой другой, по твоему выбору. Департаменту Юстиции все равно, если он знает, где ты находишься, так что тебе не придется оставаться в двенадцатом. Ты можешь переехать в Четвертый, к матери, или… — и он сделал глоток воздуха. — во Второй, со мной и моей семьей, — он болезненно сглотнул, прежде чем продолжить. — там лучшие госпитали, и ты получишь любую необходимую помощь…

— Постой, ты пытаешься мне сказать, что хочешь, чтобы я уехала из Двенадцатого? — переспросила я, опешив оттого, что я только что услышала.

— Нет, я не хочу тебя ни к чему принуждать. Хочу, чтобы ты просто была счастлива. Я… — и тут Гейл прикрыл глаза, чтобы взять себя в руки. — Я вовсе не сожалею о том, что было на войне — мы должны были сделать все возможное, чтобы Капитолий пал. Но я сожалею о том, что не стало Прим. Я сожалею о том, что потерял твою дружбу. И хочу тебе помочь.

Я была ошарашена, потрясена и его предложением и чувствами, которое она у меня вызвало.

— Гейл, у нас пекарня. Мы так много сил в нее вложили. Не можем мы просто сорваться и её бросить. Тогда всё было зря, — сказала я, и идея покинуть Двенадцатый показалась мне дикой, она никак не вязалась со всем, что я делала до этого.

— Но ведь это Питу нужна была пекарня, а не тебе. Прежде ты не грезила о том, чтобы открыть свой магазинчик.

Меня захлестнула волна раздражения.

— Откуда тебе знать о моих мечтах? Где ты вообще был весь последний год, и с чего решил, что знаешь — какая я теперь?

— Ух ты, не могла ты до такой степени перемениться! — воскликнул он с недоверием. — Не может быть, чтобы ты мечтала печь булочки с начинкой и глазировать торты! И тебе не нужно оставаться здесь, если тебе не хочется! — Гейл нервно запустил руку себе в волосы. — Тебе просто следует знать, что у тебя есть и другие варианты, вот и все.

— Ты хочешь сказать, другие варианты кроме Двенадцатого, пекарни и Пита? В этом на самом деле дело? — спросила я.

Гейл поднял глаза в небо и покачал головой.