Good Again
Шрифт:
И пусть мне не очень улыбалось бросаться немедля на его поиски, беспокоиться о нем, но он был слишком важен для меня, чтобы о нем не беспокоиться. И я знала, что копни я чуть глубже, и я обнаружу свое истинное чувство к нему под слоем обиды и страха. Сказав ему однажды, что люблю, я еще и дала ему слово его не бросать, обещание, которое должна была сдержать. С тяжелым сердцем я собралась и отправилась на поиски, потому что иначе не могла.
____________
*Песня We Belong (Мы принадлежим) Пит Бенетар, написанная в 1985 году (когда Пат носила своего первенца, сейчас уже очень большого мальчика: ), вошла в саундрек фильма «Рикки-Бобби — король дороги». Весьма популярная женская музыкальная
**Подробнее о чистке дымоходов читайте здесьКстати, правильнее всего было бы чистить трубу не снизу, а сверху — с крыши. С помощью специальной железной гири. Тогда не перемажешься в золе с ног до головы. Автор явно не особенно подкована в этом вопросе.
***Ватрушка (в оригинале Danish, то есть «датская булочка») — в американском варианте это выглядит примерно так, с глазурью, есть чем перемазаться http://joepastry.com/2008/the_classic_sweet_roll/
**** в оригинале Mutt — здесь самое время заметить, что это слово переводится не только как привычный нам «переродок» (то бишь — мутант), но — вне контекста ГИ — еще и как «помесь», «дворняжка». В этом смысле — если заменить переродков дворняжками, то есть теми, кто привычно делает это на свежем воздухе — слова Пита еще более оскорбительны, Вот Китнисс и взвилась.
Комментарий к Глава 37: Владеть тобой
Комментарий переводчика: Накануне узнала, как же выглядит наш автор. Думаю, и вам будет любопытно. Фото из ее профиля в тумблере https://41.media.tumblr.com/0639a30fa5fb7fd4368e14f257059175/tumblr_nxif3lmDHU1s9ejbko1_1280.jpg
========== Глава 38: И ты уходишь всякий раз ==========
Я продаю весь запас воспоминаний
о самой красивой истории,
которую я когда-либо слышала.
Я продаю сценарий кинофильма,
самого грустного и самого прекрасного,
который только можно увидеть..
[…]
Я понимаю, что ты уходишь,
и теперь я отбываю своё наказание.
Но не проси меня, чтоб я хотела жить.
Без твоей луны, без твоего солнца,
без твоего сладкого безумия
я становлюсь маленькой и ничтожной.
Ночь видит тебя во сне и усмехается,
я пытаюсь тебя обнять, а ты ускользаешь.
Из песни Dulce Locura (Сладкое безумие)
группы La Oreja de Van Gogh*
Оцепенение — это еще слишком слабое слово, чтобы описать то, что мною владело. Я будто бы видела себя со стороны, и даже и желая что-то испытывать, не чувствовала совершенно ничего. Я была сухой и сыпучей, неустойчивой, как песчаная дюна, которую ворошит жаркий ветер пустыни. И хоть самой мне бывать в пустыне не доводилось, я представляла себя каково это — видела такое в трансляции Игр — когда мощная песчаная буря застит небо и в мановение ока меняет окружающий ландшафт. Вот так и мою душу разворошило все, что произошло в последние сутки, и я теперь не знала — на каком я вообще свете.
На краю сознания ко мне прорывались, пытаясь завладеть мной, какие-то фразы и образы из прошлого, но я упорно им сопротивлялась, зная, что откройся я им и тут же рухну в пучину горя и сожалений. Потом как-нибудь ими займусь и осмыслю. Я чувствовала: не встань я сейчас, и мне уже не подняться. И
я сама не поняла как оказалась на пороге дома Хеймитча, и не мешкая заколотила в дверь. Он оказался не просто на ногах, но даже отчасти трезв, и явно не был удивлен моим визитом.
— Ищешь мальчишку? — он чуть отступил назад, впуская меня внутрь.
— Ага, — прохрипела я, и уже прошла полкоридора, прежде чем вспомнила, что мне вообще-то стоит поспешить. — Ты его видел?
Вместо ответа Хеймитч стал пристально изучать глазами мою физиономию. Лицо у меня вспухло, и хотя это
был не самый страшный синяк, из тех, что у меня бывали в жизни, но, пожалуй, самый болезненный.— Это отвратительно, — пробормотал он, покачивая головой. — Присядь на минутку.
— Хеймитч, у меня нет времени…
— Нет, есть, — перебил он. — Его поезд отходит только в полночь.
Я вся так и застыла, и острая ледяная боль пронзила мне грудь.
— Черт побери, он же не пытается снова от меня уйти, а? — выдавила я, и в моем голосе уже появились истерические нотки.
— Сядь, — сказал Хеймитч резко.
Я сделала, как мне было велено. Во-первых, Хеймитчу я все же доверяла, а во-вторых, ноги меня уже не держали и дышать было тоже нечем.
— Пит явился сюда рано утром. И видок у него был, как будто его сбил поезд, — медленно проговорил он. — Хотя, честно говоря, ты в этом смысле его на сей раз заметно переплюнула. Круто он тебя отделал. И не знай я вашу историю, отчего оно все так, на нем после этого живого места не осталось, — Хеймитч глубоко вздохнул. — Он тут все хлопотал, готовился к отъезду.
Я выпрямилась в кресле, и моё онемение медленно сменялось страхом и напряжением. О том, что чувствительность ко мне возвращается, говорила и непроизвольная дрожь в руке.
— Куда он собрался?
— В Капитолий. Лечиться под надзором Доктора Аврелия, и некоторое время его не будет. — я замотала головой, настолько неожиданным мне показался подобный поворот событий. — Слушай, ты можешь кинуться к нему, пытаться его остановить любой ценой, но я должен все-таки тебе сказать…
Как всегда, Хеймитч пытался защитить нас — сначала сохраняя нам жизнь, потом пытаясь не дать съехать с катушек. Должно быть. ему теперь всегда придется быть для нас с Питом кем-то вроде буфера и даже исполнять роль отца в нашей ущербной ячейке общества, хотя его прежняя жизнь вовсе не подготовила его для подобной роли.
— Я не буду его останавливать, — выпалила я и поняла, что так оно и есть.
Хеймитч явно вовсе этого не ожидал, и мне невольно это польстило — не так-то легко было застать нашего ментора врасплох.
— Ладно. Ну, значит хотя бы по этому поводу не будем с тобою цапаться. Так что тебе нужно?
Сделав глубокий вдох, я уперлась взглядом в пол, пытаясь собраться со своими неясными мыслями. Я медленно начала выходить из этой частичной летаргии, которая навалилась на меня после инцидента прошлой ночью, и благодаря которой я пока не сдохла еще от душевной боли.
— Чтобы он знал, что я его не обвиняю, что я да, злюсь, но не на него. Еще я хотела сказать, что я от него съезжаю, ведь теперь, судя по всему, мне не придется беспокоиться? — я мрачно усмехнулась. — Мы зарвались, Хеймитч. Наверно, таким двум жалким обломкам как мы с ним не стоило и думать о том, чтобы быть вместе. Нормальные люди живут под одной крышей, женятся. Но мы с ним после всего этого ненормальные.
Хеймитч смерил меня долгим взглядом, прокручивая в голове то, что я сказала.
— Знаешь, я не согласен с той жалкой чепухой, которую ты только что тут несла, и сразу по многим пунктам, но у меня не ни времени, ни желания с тобой препираться. Сейчас не подходящий момент для подобных споров.
— Знаю, но мы ведь не можем быть с ним вместе прямо сейчас, Хеймитч, — я качнулась на стуле вперед. — С ним что-то не так. Он перестает быть собой во время этих приступов, я знаю, что он сам ни за что не причинил бы мне вреда. А тут он будто хочет… обладать мной со всеми потрохами… — я еле выговорила столь фривольное слово в присутствии Хеймитча, но сейчас было не время миндальничать, мне нужно было, чтобы он понял — как важно то, о чем я собиралась его просить. — Не будет мне покоя, если он уедет в Капитолий один.