Good Again

Такие мысли одолевали меня всю ночь. Несмотря на все мои попытки не заснуть, я в конце концов прикорнула в кресле на крыльце. И стоило мне задремать, как меня тут же настигли кошмары. Я находилась в центре города, стоя позади толпы жителей нашего Двенадцатого. Во сне я проталкивалась через нее, пока не обнаруживала, что именно привлекло всеобщее внимание. Это была скульптура девочки. И стоило мне подойти поближе, становилось ясно, что это статуя Прим, стоящая на каменном постаменте. Однако сама она была отнюдь не из камня, хотя лицо и фигура ее были совершенно застывшими. Я кожей чувствовала близкую опасность, хотя и не могла ее пока увидеть — во всех моих снах, где присутствовала Прим, это всегда было неизменно. Продираясь сквозь неумолимую толпу, я чувствовала, как чужие тела заслоняют мне дорогу. Меня охватило отчаяние, я снова и снова выкрикивала ее имя. Услыхав мой голос, статуя повернула ко мне голову. И в этот момент мою сестру охватили языки пламени, и ее кожа и одежда на глазах стали обугливаться. Я принялась еще отчаяннее брыкаться и толкаться, чтобы добраться до нее, потушить пожирающее ее заживо пламя. Она же медленно подняла руку и указала на меня. И хотя губы ее оставались недвижимы, ее голос звучал у меня в голове: «Ты сделала это со мной». Мне оставалось лишь беспомощно наблюдать, как она сгорает, и все это было еще ужаснее из-за её неподвижности, только глаза ее оставались живыми и смотрели на меня обличающе. Беспомощность сводила меня с ума. Лишь когда пламя добралось до ее волос, я нашла в себе силы отвернуться.

Я все еще была в ловушке и смотрела на то, как заживо сгорает моя сестра, когда услышала, как меня по имени зовет чей-то знакомый голос, и ощутила, как чьи-то знакомые руки трясут меня за плечи. Где-то на полпути между видением в котором полыхало тело Прим и реальным, вещным миром, мне показалось, что это Пит уже пытается разбудить меня — наверняка, уже довольно долго. Теперь я была уже не в кресле, а на полу, видимо, свалившись в разгар кошмара. И, все еще терзаемая своим видением, я его оттолкнула, попыталась на карачках отползти от него подальше, чтобы найти какой-нибудь укромный уголок и отдать там концы.

И я громко заплакала, точнее, завыла, как какое-нибудь умирающее животное в темном глухом лесу. Потом возле меня послышалось шарканье, и я смутно начала осознавать, что рядом со мной на крыльце не Пит, а Хеймитч, опустившийся на колени. Но бросить выть я не могла, так и каталась по полу, пытаясь избавиться от поселившихся с моем мозгу кошмаров, крепко зажав голову в ладонях, всхлипывая и выкрикивая ее имя. Даже на закрытых веках я видела очертания ее пылающего тела — в точности, как в Капитолии. Она вновь и вновь умирала в моих снах, и мне было от этого не скрыться. В конце концов я скорее услышала, чем почувствовала звонкую пощечину, которая окончательно вырвала меня из лап затяжного ужаса. Щеку ужалила боль, а секунду спустя я могла наблюдать, как к нам подбежал Пит и принялся на чем свет стоит в голос честить Хеймитча. Я и не подозревала, что Пит способен произносить вслух подобные слова.

Стоило мне открыть глаза, как моему взгляду предстал стоящий на корточках Хеймитч, который пытался заслониться от готового его побить Пита. Я затрясла головой и поспешила остановить неизбежную атаку на нашего ментора.

— Не надо, Пит, все хорошо. Хорошо.

Пит обернулся и посмотрел на меня: его расширившиеся зрачки почти задавили голубую радужку, глаза ярко сверкали от гнева даже в темноте.

— Он просто пытался помочь, — прошептала я, и потянула Пита вниз, к себе.

— Изящно выражаешься, — ухмыльнулся Хеймитч, осматривая чуть было не сломанную руку, и одновременно пытаясь отряхнуться. — Кто бы мог подумать, что ты так умеешь, — Пит ответил ему убийственным взглядом, и мне пришлось прижать его поближе. — Знаешь, малыш, это вообще-то называется «страшный сон». И от него нельзя избавить одними только разговорами — как и тебя никто не может словами отвлечь во время приступа, — он настороженно посмотрел на кулак Пита, прежде чем обратить свое внимание на меня. — А ты-то чего валялась тут, на крыльце?

Я просто замотала головой, пытаясь вернуть себе ясность мысли, а заодно избавиться от ноющей боли в щеке, и от эха кошмаров.

— Мне не хотелось будить Пита. И я не думала, что засну, — мне было стыдно за свою слабость, горло саднило от криков, а лицо так и не просохло от слез.

— Вот ты и решила перебудить всех остальных по соседству? Везет мне.

— Прости, — всхлипнула я.

— Не извиняйся. Он, скорее всего, и не спал, — прошептал Пит, прижимая меня к себе покрепче.

Хеймитч посмотрел на меня сверху вниз, оценивая мое состояние. Пита между тем все еще потряхивало от гнева.

— Тебе лучше приложить к щеке что-нибудь холодное.

— Все нормально, со мной случалось кое-что похуже, — ответила я и посмотрела на Пита многозначительно, надеясь, что он хотя бы извинится перед Хеймитчем.

– Ага, спасибо, — пробормотал Пит. Хеймитч же повернулся, чтобы уйти прочь, вниз по ступенькам, неопределенно мазнув рукой в воздухе.

Пит же, подумав, окликнул его:

— Кстати, если ты еще раз поднимешь на нее руку, я тебе не только руку, но и голову оторву.

Хеймитч лишь усмехнулся.

— Ну так давай ей пощечины сам. Вам обоим это явно доставит удовольствие, — сказав это, он пошлепал по траве на лужайке к себе домой.

Не будь я все еще подавлена своим кошмаром, меня бы смертельно взорвало от подобной пошлости. Но в этот момент меня хватило только на то, чтобы пойти вслед за Питом в дом, где он осторожно снял с меня легкую куртку. Потом он проводил меня вверх по лестнице, уложил в постель и принес стакан воды. Когда я попила, он сам отнес стакан на место и забрался ко мне в постель. Отстегивая свой протез, он морщился, но промолчал, лишь тихо скользнул по одеяло.

— Тебе больно? — обеспокоенно поинтересовалась я.

— В спешке неправильно его надел. Теперь немного ноет, — сказал он, доставая из прикроватной тумбочки крем и втирая его в культю.

— Давай я, — мой шепот свидетельствовал о том, как же мне стыдно за то, что ему снова из-за меня больно. Из-за жары на нем были одни лишь длинные трусы, но он натянул на себя одеяло, и от моих слов он даже зарделся.

— Я уже видела твою ногу, — в моих слов были и просьба, и спокойная уверенность.

Пит посмотрел на меня так пристально, что меня как будто током пронзило, и мне было трудно вынести этот его взгляд. Но край одеяла от выпустил, а я, забрав у него крем, не удержалась от того, чтобы из любопытства его понюхать. У него был запах мяты, и он немножко холодил мне пальцы. Взяв из баночки побольше, я намазала его там, где заканчивалась теперь его нога — прямо над более не существующим коленом. Я старалась не нажимать слишком сильно, хоть и глупо было думать, что теперь ему больнее, чем было когда-то прежде. Потерев шрамированную кожу на месте ампутации, я занялась и его мускулистым бедром. Мне не приходилось этого делать с наших первых Игр, с той самой пещеры, когда его нога еще была на месте, и я вовсю боролась с собой, чтобы вновь не предаться горю и самобичеванию. Вместо этого я позволила себе полностью погрузиться в ощущения от касания его кожи, ритмичные разминающие движения меня гипнотизировали. Я едва смогла понять, о чем он спрашивает, когда он снова заговорил.

— Почему ты оказалась внизу?

— Я не хотела засыпать, — ответила я честно. — Знала, чем это обернется.

Пит вроде бы понял, и снова откинулся на подушки, прислонившись к спинке кровати. И тихонько застонал от удовольствия, а я задрожала от этого звука.

— Как хорошо.

— Это самое меньшее, что я могу, — сказала я виновато. — Ты должен разрешить мне делать это чаще.

Пит не ответил, но не переставал за мной наблюдать, и взгляд его затуманился. На мне была лишь тоненькая ночнушка. Было так жарко, что больше было ничего не одеть. И я вдруг ощутила, как каждый сантиметр моей обнаженной кожи покалывает от электрических разрядов.

— В ближайшие дни всем нам придется нелегко. Не стыдись на меня полагаться, — прошептал он.

Я прекратила его массировать, и покачала головой.

— Я и так слишком сильно на тебя полагаюсь.

Подавшись вперед, он взял меня за руку.

— Не слишком сильно. Я ведь не меньше от тебя завишу.

— И близко не так сильно, как я от тебя. Я, бывает, по десять раз за ночь тебя бужу. И я чувствую, когда кошмары на подходе, — сказала я с несчастным видом.

— Так пусть приходят. Смотри-ка, ты пошла на улицу, у тебя все равно приключился кошмар, упала с кресла и разбудила Хеймитча. Ты считаешь, что так вышло удачнее?