Good Again

Примечания переводчика: А я стала уже уставать от толстого «бужуазного» налета всего, что описывает автор. Подозреваю, что она преобразует в мир ГИ свою более чем комфортную повседневность. Это же дистопия, какой к черту аппарат электронной очереди? Не стояли они в очередях. Не знают ни голода, ни дефицита. Единственная очередь, какую я видела своими глазами в солнечной Калифорнии, была к приехавшему «на побывку» вагончику с сувенирами Hello Kitti. Еще, говорят, за свежими Айфонами у них стоят. У нас раньше было не то - стой часа четыре к ряду и бей кошелкой по голове пытающихся нагло пролезть вперед. Еще можно писать номера на руке и ругаться, что, мол, не той ручкой написано. И брать детей постоять с собой, так как на них дадут еще по килограмму сахара… И скоро, глядишь, опять так будет. Вот хоть убейте, но хоть С.Коллинз и американская писательница, но мы тут, на одной шестой, к миру ГИ ближе всех вместе взятых ее соотечественниц. Ибо считали картошки голодными зимами, «чтобы дожить». А они – ни разу.

========== Глава 27: Здесь живут призраки (POV Пит) ==========

В четыре пополудни я наконец закрыл пекарню. Мы распродали все до последней крошки. Нам с Астером даже пришлось дважды делать дополнительную закладку хлеба в печь, прежде чем вывесить табличку „Закрыто“. А так так, по словам Хеймитча, подготовительная команда, которая должна была „вылизать“ нас перед интервью, прибывала к шести вечера, я поспешил прибраться в помещении. Ментор, хоть и остался здесь торчать, помогать мне явно не собирался.

— Здесь и для тебя хватит работы, между прочим, — заметил я, когда он развалился на одном из стульев в нашем кафе, сделав очередной глоток из своей фляжки.

— Ух, ну ты тут так споро машешь метлой, что я не посмею путаться у тебя под ногами, — возразил Хеймитч. — И я уже здорово утомился.

Я выпрямился и взглянул на него с недоверием.

— Когда ты успел-то? Пока спускался с холма? Вниз? Да ты мог бы просто лечь и покатиться с него прямо от своего порога, колбаской!

Хеймитч усмехнулся и еще разок хлебнул.

— Ну, это было бы позорно для меня, не правда ли?

Я замотал головой. Не говорить же ему, что напиваться в стельку каждый божий день не менее позорно.

— Слушай, — сказал он совершенно другим тоном. — Как мы и говорили, тебе следует провести их по пекарне, пусть они увидят, что вы здесь сотворили буквально из ничего. Потом они будут брать интервью в магазине. Но им ни в коем случае не нужно ходить наверх. Усек? Я уже пробежался по списку вопросов. Это займет от силы час, максимум.

Я лишь кивнул и почувствовал, что эйфории этого дня как не бывало.

— Не важно, сколько это займет, главное, чтобы они убрались восвояси, когда закончат, — выдал я в сердцах.

— Ага, — вздохнул Хеймитч. — А то мне совсем не нравится, как я смотрюсь в кадре, — он мрачно ухмыльнулся про себя. А я припомнил, как он виртуозно скатился со сцены в день, когда меня вызвали на Жатве. Интересно, думал я, напоминает ли ему происходящее сегодня то, как он менторствовал на Играх, и что вспоминается ему самому.

— Пойдем наверх. Мне нужно подготовиться, — сказал я, и мое приподнятое настроение растаяло как дым от одной мысли, что мы вновь предстанем перед капитолийскими камерами. Хеймитч промолчал, а я похромал в кухню и дважды перепроверил, погас ли огонь в печи. Еще отец приучил и меня, и всех, кто работал в последнюю дневную смену, параноидально проверять и перепроверять это дело, прежде чем отправиться наверх. И даже после этого он еще разок спускался перед сном, чтобы проверить печи. История о непогашенном еще во времена моей прапрабабушки огне, который стоил пекарю и его домочадцам жизни, передавалась в нашей семье из поколения в поколение. И от одной мысли о том, что все, что мы с Китнисс вместе построили, может по недосмотру сгореть синим пламенем, наполняла меня ужасом еще более древним, чем эти страшные сказки.

Когда мы заявились на кухню, там было пусто — не считая горячего мясного рагу на столе, так что мы с Хеймитчем быстро и молча заработали челюстями. Больше всего я хотел убедиться, что с Китнисс все в порядке. Она так хорошо справлялась сегодня со всем в пекарне. И хотя общение с людьми никогда не было ее сильной стороной, она не стала избегать и этого фронта работы. Сколько бы мы ни прожили вместе, я все равно не мог пока поверить в свою невероятную удачу — каждый день засыпать и просыпаться рядом с ней. Я мог бы пережить и это интервью, и тысячу других пакостей, лишь бы все так и оставалось, лишь бы она все еще была со мной.

Эта мысль заставила меня поспешно встать из-за стола и отправиться на ее поиски, даже не убрав грязные тарелки. Глупо было надеяться, что посудой займется Хеймитч, но сейчас мне было на это наплевать. Китнисс обнаружилась в спальне: на ней был длинный теплый свитер и леггинсы, то, и другое очень шло к ее стройной фигурке. Свитер был темно-бордовым — он прибыл по моему заказу из Капитолия — и я был поражен тем, как выгодно сочетался этот глубокий цвет с ее смуглой кожей, как он подчеркивал вернувшийся к ней румянец. Заново заплетенная тугая темная коса дополняла её образ. Увидев меня, она улыбнулась и призывно мне махнула, желая, чтобы я подошел. И я к ней похромал — натертая культя и правда давала о себе знать после целого дня на ногах. Взяв Китнисс за руку я ощутил прохладное прикосновение жемчужины на помолвочном кольце, которое украшало ее безымянный палец. Она сильно сжала мне руку и, быстро оглядев меня, нахмурилась.

— Сильно болит нога? — спросила она резко.

— Не очень, — солгал я.

— Ясно. Я наберу ванну, — и она встала.

Я замотал головой.

— Нет времени, Китнисс. Они вот-вот будут здесь.

— Ну, они могут и подождать. Наберу ванну.

Я сдался и пошел за ней в ванную комнату, а она выкрутила краны. И лишь раздевшись я наконец почувствовал эффект от подъема в три утра, и под шум воды начал клевать носом. Потом я с блаженным стоном опустился в теплую воду, отстегнув предварительно протез и передав его Китнисс. Вода расслабляла мои напряженные мышцы. Китнисс же, собрав мою одежду, ненадолго вышла и вернулась уже с небольшим кувшином.

— И для чего это? — спросил я, не в силах подавить зевоту.

— Помою тебе голову, — сказала она, пододвигая табуретку поближе к изголовью ванной.

Я улыбнулся про себя.

— Хочешь меня начисто избаловать?

— Возможно, — они присела, и пригладила мои волосы, прежде чем намочить их под струей из кувшина. — Это меня успокаивает, — она замолчала и принялась сосредоточенно меня намыливать. Я точно знал, какие именно мысли бродят в ее голове, отчего она так напряжена. Сегодня мы об этом вообще не говорили — были слишком заняты, но еще и потому, что никто из нас не желал об этом думать. Когда же я помылся, она неспешно принялась вытирать мне голову полотенцем, как ребенку. Она не поскупилась, намазывая мой обрубок кремом, и принялась его массировать, после чего он стал ныть уже заметно меньше. В обычное время такой массаж стал бы для меня мощным эротическим переживанием, но сейчас, когда мы оба ужасно нервничали, было, увы, не до того.

Она молча протянула мне протез, и хотела помочь облачиться в то, что она для меня выбрала по такому случаю. Я же просто наблюдал, как она мелькает по всей комнате, бормоча себе что-то под нос. И хотя ее внимание и участие к своей персоне я находил просто очаровательными, когда она попыталась меня одеть, я лишь потянул ее за руку и усадил рядом с собой на кровать. Оттого, что ей приходилось держать себя в руках, она вся вибрировала, как стрела, только что попавшая в мишень. Скользнув пальцами вдоль ее темной косы, я поднял ее лицо, чтобы встретиться с ней взглядом.