Горицвет

XIII

Белая мгла неподвижно стояла над лесом, окутывая его целиком, закрывая вершины, путаясь в темных ложбинах, мутным молоком растекаясь между деревьями. С наступлением ночи текучая, горькая мга вырастала над землей подобно тяжелым каменным стенам, окружающим древний город. И человеческий взгляд уже с трудом мог проникнуть сквозь густой белый воздух, в котором чувствовалась только едкая гарь и только нарастающая с каждой минутой, пока невидимая, угроза.

Однако, предосторожность была соблюдена в полной мере. Командор Высокого Ордена никогда не позволял пренебрегать ей. Поэтому защитный купол, делавший невидимым все, что происходило внутри него, был установлен, как и предполагалось, над первой точкой выхода из пространственного тоннеля. Той, несколько вытянутой поляной, расположенной на высоком выступе Волчьего Лога, окруженной огромными мохнатыми елями с развалинами древнего святилища — как внушалось местным любопытным жителям, — а на самом деле, как прекрасно знал Верзевел Вуд — истинный тавр, с пятнадцати лет посвященный в рыцари Ордена и примерно столько же бессменно несущий службу почетного гарда при особе Командора — с остатками Базы первых следопытов, открывших затем еще несколько выходов из тоннеля.

Здесь, на выступе, собрались в назначенное время все те, кто мог и должен был повлиять на окончательное решение — около трех десятков рыцарей-тавриеров, последних, оставшихся по эту сторону связного канала. И хотя Верзевел Вуд подозревал, что его повелитель уже все решил, и что его решение так же неотвратимо, как приближающийся лесной пожар, Командор Высокого Ордена и Наместник Небесной Розы в Открытой Стране, не имел права единолично, без предварительного обсуждения с рыцарями, выносить какой бы то ни было приговор, тем более — приговор, касавшийся, в конечном счете, судьбы каждого тавриера.

Бледный широкий луч, пробивая окрестную мглу, проницал насквозь защитный купол и озарял его изнутри матово голубым свечением. Можно было подумать, что это луна, выбравшись из-за густой дымовой завесы, показалась над деревьями и пролила на них поток холодного, отмирающего сияния. Но осязаемость лунного притяжения, близость ее притягательной полноты, не могла никого из тавров ввести в заблуждение. Матовое освещение внутри купола над поляной было искусственным.

Верзевел Вуд смотрел на собравшихся рыцарей, своих друзей. С каждым из них были связаны многие годы служения, тяготы воплощений, жестокость противостояния и нескончаемая радость созидания, сбережения и обновления здешнего, слишком несовершенного мира, ради которого их призвал Орден. Верзевел не представлял, какие слова скажет сейчас Командор, дабы никто из них не почувствовали безмерного разочарования. В самом деле, положение дел, в общем-то, было понятного каждому, и ни для кого, само собой, не стало откровением то, о чем в первую очередь счел необходимым сообщить Наместник, он же — Рэй Эрингор, как по-прежнему мысленно продолжал называть его Верзевел Вуд, поскольку человеческое имя приора — Аболешев, резало слух, пожалуй, еще сильнее, чем его собственное — Йоханс.

— Друзья, — сказал Командор, запахнувшись плащом и окидывая глубоким взглядом собравшихся, — многие годы вы честно исполняли свой долг. Наши далекие предки, открывшие для себя этот заброшенный мир, завещали нам сохранить его как активно витирующую систему. Они, как и мы, их наследники, искренне верили — благо здешней формы живого заслуживает нашего прямого участия. Благо жизни казалось нам, возрастая по мере эволюции биоэнергий, сможет в конце концов победить и здесь, в этом уголке обитаемого пространства, свою обратную сторону — обратный ток сил — энергию небытия.

На протяжении нескольких веков рыцари-тавриеры делали все возможное для поддержания жизненного равновесия в этой сложной, наполненной противоречиями, вита-среде. Мы смело внедрялись в нее, пробуя стать с ней неразрывным целым и одновременно, сохранить часть своей подлинной природы. Простой вариант такого внедрения известен каждому из вас, и каждому по собственному опыту известно, с какими тяжелыми нагрузками он сопряжен. Трудностей нам хватало. И главными из них были далеко не те, что сопровождали наши вынужденные перевоплощения.

К сожалению, непостоянство здешней вита-энергетики, ее подверженность сильному влиянию встроенных антисистем, стало для нас куда большим препятствием. Открытая Страна отвергала нас. Думаю, это особенно очевидно на примере немногих рыцарей, испытавших путь человека, ибо и сам человек, если вдуматься, так же до конца не принят доставшейся ему природной средой. Это бедное, слабое животное помещено здесь случайно, бесцельно и лишь на краткое время. Совершенно ничтожное, если сравнивать его с управляемым бессмертием тавров. Но что гораздо печальнее для человека, он отвергается и своей, им самим выстроенной, человеческой общностью, потому что эта общность имеет слишком жалкие цели: от простого выживания на низшем уровне, до максимального комфорта — на высшем. Среда, идеальная для сохранения огромной биомассы в относительном равновесии, убивает все подлинно динамичное, уникальное или хотя бы незаурядное. Мир, обусловленный пошлостью, тяготеет к регрессу. Поэтому путь человека, сколь бы много не заключал он в себе потенциальной привлекательности, с самого основания Высокого Ордена был запрещен для экспериментов и использовался только как исключительное средство лишь избранными, специально подготовленными носителями эйя-сущности. Представляя здесь такой, избранный род, я позволю себе лишний раз утверждать, что ограничения, наложенные на наши контакты с представителями местной разумной жизни, были и остаются вполне оправданными.

Думаю, в особенно горестные минуты, вам, как и мне, не однажды приходили мысли о том, что враждебность здешней среды непреодолима, что все наши усилия тщетны. Но любовь к живому, врожденная нам, оказывалась неизменно сильнее. Сострадание одерживало верх над отчаяньем. И подчас мы ясно слышали, как этот чуждый мир сквозь вражду сам взывал к нам о помощи. Тогда нам хотелось верить — рано или поздно плоский онтос изменится. Высшее возобладает над низшим, и здешний миропорядок уступит воздействию превосходящих его полисистемных параметров. Казалось бы, наша упорная работа на протяжении многих поколений давала основания для подобной веры. Биосреда Открытой Страны не только сохранялась в первозданном виде, но и приростала за счет накопления плотности вита-вещества. Враждебные ей токи антиэнергий, поглощавшие бесценные био-частицы, встречали наше неизменное сопротивление и отклонялись во вне. Но, судя по всему, наше вмешательство в эволюцию местной биосреды несло в себе непросчитанные риски. Со временем аннигилирующие свойства, вопреки принятым мерам, а возможно, и вследствие их слишком интенсивного воздействия, стали усиливаться, уровень антиизлучения возрастать. Кстати, — Рэй Эрингор сделал паузу и обратился лицом к мрачноватого вида белокурому молодому рыцарю с железной цепью Ордена поверх светлого таврского плаща, — сэр Эрзевил Дарр, прошу вас, сообщите собранию последние результаты замеров на кольцевых станциях.

Верзевел Вуд, подобно всем прочим, выжидательно устремил глаза на выступившего вперед рыцаря. Речь Высокого Наместника, — это чувствовали все, кто ее слышал, — еще не закончилась и, хуже того, по первому впечатлению не обещала впереди ничего обнадеживающего. Молодой Дарр, возглавлявший службу наблюдения на кольцевых станциях, очевидно, должен был всего лишь дать Эрингору передышку перед решающим выводом.

— В последние дни мы проводили замеры только по трем основным параметрам, — сообщил молодой тавриер, крепко прижимая к бедру контактный эфес и несколько смущаясь всеобщим вниманием. — При ярко выраженной динамике этих показателей, остальные, на наш взгляд, могут составить лишь детализирующий рисунок, который, безусловно, в случае необходимости, будет представлен. Итак, соотношение вита и антивещества на сегодня составило один к пяти, показатели предыдущего замера — один к трем. Интенсивность антиизлучения семнадцать в восьмой степени. Предыдущий уровень превышен в полтора раза. Наконец, уровень аннигилирующего воздействия на биотоки по сравнению с последним контрольным измерением превысил допустимую норму, вита-порог, в два целых, одну десятую раза. Отсюда следует не только непрерывность тенденции к поглащению и умалению непременных свойств биосистемы, но и стремительное ускорение антипроцесса.

Дав понять, что на этом его сообщение исчерпано, Эрзевил Дарр отвесил короткий поклон и отступил на свое место. Повисшая вслед за тем тишина, казалось, грубо вдавила своды изолирующего купола. Матовый бледный свет ровно обтекал их округлые поверхности, заполнял пустоты и равномерно и четко обрисовывал осунувшиеся фигуры в длиннополых плащах со скупо мерцающими под их тяжелыми складками оконечностями меч-молний.

Тавриеры склонили головы. Всем стало слишком понятно, какая неимоверно тяжкая ноша опустилась в эту минуту на плечи Высокого Наместника. Верзевел Вуд чувствовал, как подрагивает его правая рука, привычно не отпуская контактный пульт, обычно встроенный в эфесы меч-молний и вынесенный у гарда Наместника отдельно в маленький квадратный брелок, врезанный в эвбеновую пластину на левом запястье. Речь Командора задела его ничуть не меньше, а пожалуй, и много сильнее, чем всех остальных.

XIV

За долгие годы службы Верзевел Вуд научился понимать своего патрона почти без слов. Таврская речь была для них под запретом. К языку протолюдей они прибегали лишь, когда это делалось совершенно необходимо, а во втором, упрощенном, воплощении язык вообще не использовался. Его, как и почти всегда, заменял лонео или, по-таврски — корневое сообщение, то есть что-то вроде телепатии, если прибегать к терминам, бытующим среди протолюдей. Но и помимо всякого лонео, Верзевел Вуд почувствовал за словами Командора, а еще яснее — увидел в выражении его потемневших, почти очеловеченных глаз, кажется, навсегда утративших природный цвет, переливающийся сине-зелеными отсветами их далекой родины — всех тавров выдавал этот льющийся из глаз ультрамарин, это неустранимое никакими перевоплощениями, чистое сияние, идущее из прародительской глубины лучшего из миров, — тяжелую решимость, скрывшую даже ту неизбывную, нетаврскую боль, что таилась в них с той самой поры, как Рэй Эрингор, следуя родовой привилегии избранничества, «вступил на путь человека».

Верезевел и сам не понаслышке знал, что такое этот путь. Его служение также предполагало биморфное воплощение со всеми неизбежными муками и не слишком частыми радостными открытиями. Но, в отличие от Эрингора, служение Верзевела не было наследственным. Верзевел не был земнорожденным. Он был тавром в полном смысле этого слова, созданным на одной из биофабрик Тавриона по обычной программе, не допускающей никаких отклонений в развитии произведенного ею субъекта.

После посвящения в тавриеры он перешел по пространственному тоннелю в Открытую страну, дабы нести там службу в точном соответствии с обязательствами, данными Ордену. Уже дважды, по истечении обычного срока, Верзевел мог поменять ее на что-то менее обременительное, но оба раза отказывался, ссылаясь на избыток сил и привязанность к Эрингору. Впрочем, Совет Тавриона продлевал сроки служения Верзевела Вуда в качестве ближнего рыцаря Наместника и его почетного гарда без особых препирательств, тем более, что Рэй Эрингор не имел возражений.