Город без людей

В учительской комнате уполномоченный министерства просвещения, занимавший одновременно должность старшего учителя, проверял ученические тетради. Встреча с этим человеком, которого он совершенно не выносил, совсем расстроила Ахмеда.

— Я ищу господина Бекира, — сказал он устало.

Старший учитель привстал:

— Они (это прозвучало у него как «ваши дружки»), должно быть, пошли погулять в лес... Пожалуйста, садитесь...

— Благодарю. Вы заняты делом, я не хочу отрывать вас.

— Помилуйте, что вы! Прошу вас.

— Я зайду позже, до свиданья.

Ох... Как невыносимо присутствие дурака!

Ахмед вышел из школы и сразу почувствовал облегчение.

По пути в рощу он встретил троих учителей. Взявшись за руки, молодые люди возвращались с вечерней прогулки. Прохладная тенистая сосновая роща была единственным украшением Мазылыка. Багровый диск раскаленного солнца коснулся вершины видневшейся на горизонте горы.

Ахмед коротко рассказал друзьям все, что услышал от лавочника.

— Разузнавать что-либо еще я не захотел. А, пожалуй, надо было.

— Если даже удар не опасен, — сказал Бекир, — правильнее будет принять меры к защите... Нужно узнать, что за жалоба послана и кто все это затеял. А уж соответственно этому будем действовать...

— Хасан уже предложил мне свои услуги, но я отказался...

— Напрасно, Ахмед. Хасан хитер, как лиса. Кроме того, он самый большой враг Хаджи Якуба и поэтому мог бы быть чрезвычайно полезен.

— Это верно. Но теперь уж ничего не поделаешь.

— Да вы не расстраивайтесь, наш Назми по вечерам играет с Хасаном в нарды [40] . Они приятели.

— Я завтра же с ним увижусь и постараюсь все узнать, — подтвердил Назми.

Солнце на вершине горы пылало ярким пламенем, словно пронзенное кинжалом сердце.

Бекир, обращаясь к Назми, наказывал:

— Главное — постарайся узнать, почему так осмелел Хаджи Якуб. Не замешан ли здесь каймакам?

— Ну нет, что вы... — вступился Ахмед.

— Не верится мне, что Хаджи, несмотря на всю свою наглость, осмелился бы на такой поступок без поддержки каймакама.

40

Нарды — распространенная на Востоке настольная игра.

— Нет, каймакам этого не сделает.

— Кто знает? Чужая душа потемки...

— Хотите, я на рынке отколочу палкой этого негодяя Хаджи Якуба? — сказал учитель Нихад, высокий, атлетического телосложения, настоящий Геркулес двадцатого века.

Все рассмеялись.

Расставаясь на площади, учитель Бекир спросил Ахмеда:

— Деньги собраны почти все?

— Да.

— Что вы думаете делать?

Ахмед, угадав его мысли, улыбнулся:

— Расходовать.

— Прекрасно. Я тоже так думаю, но спросил, чтобы потом вы не оказались в неловком положении.

— Мы доведем начатое дело до конца.

Они крепко пожали друг другу руки.

Когда Ахмед вернулся домой, во дворе его встретила Седеф. При виде ее он почувствовал необыкновенную радость.

— Господин судья заболел, просил вас прийти.

— Какой судья?

Девушка холодно ответила:

— Старый судья.

Она не хотела назвать его Кадыбабой, а настоящего имени старого судьи почти никто не знал.

— Что с ним?

— Не знаю. Пристав приходил, сказал, судья хочет видеть вас.

— А где он?

— Дома.

Смерив Ахмеда с головы до ног своим таинственным взглядом, Седеф повернулась и вошла в дом.

Что за странное создание была эта Седеф! Когда они встречались, Ахмед чувствовал и видел, что она рада этому. Но в то же время никогда Седеф не старалась быть к нему ближе. Словно они не смотрели вместе картинки в книгах, не занимались, не говорили обо всем... Даже с малознакомым человеком не держатся так холодно.

Ломая голову над этой загадкой, Ахмед вышел из дому и начал карабкаться по крутой тропинке, ведущей к дому Кадыбабы. Тропинка была такая узкая, что, если бы на ее противоположном конце показалась корова, Ахмед вынужден бы был вернуться. А коровы из верхнего квартала вечно спускались по этой тропинке. Ах, Мозамбик... Царство узких и темных улочек...

У калитки Ахмеда встретила Джанан, дочь Кадыбабы. Ахмед видел ее впервые. Он нашел, что она меньше ростом и красивее, нежели описывал отец.

— Желаю выздоровления отцу. Надеюсь, не очень опасно?

Девушка, не смущаясь, улыбнулась:

— Спасибо. Под вечер он почувствовал себя усталым и разбитым. Должно быть, простыл...

— Мне только что сказали. Я сразу прибежал.

— Беспокойство вам... Пожалуйста, проходите.

Девушка открыла дверь, и Ахмед вошел в комнату.

— Отец... Да встаньте же. Ахмед-бей пришел.

Кадыбаба откинул одеяло и, моргая глазами, словно со сна, посмотрел на Ахмеда. Потом, делая вид, что только сейчас узнал его, сел в постели:

— Ах, это ты, сынок! Пришел!

Ахмед сел на стул, принесенный Джанан.

— Желаю скорого выздоровления. Мне только сейчас сообщили, что вы хотели меня видеть.

— Спасибо, сынок, я, должно быть, немного простудился.

— Как вы себя чувствуете?

— Уже лучше, гораздо лучше, но несколько дней мне еще придется полежать.

Кадыбаба снова натянул на себя одеяло.

— Завтра у нас много дел, сын мой. Вот почему я и позвал тебя. Вместо меня заседание проведешь ты, хорошо?

Джанан стояла у двери и, пряча невольную улыбку, слушала отца.

Кадыбаба, словно только сейчас заметив ее, сказал:

— Дочка... ты разве здесь?

На этот раз, не удержавшись, девушка громко засмеялась.

— Здесь. А что, я должна прятаться от господина Ахмеда?

— Да нет, что ты. Зачем прятаться, ведь он тебе как старший брат.

Ахмед почувствовал, что необходимо хоть что-нибудь сказать:

— Я вижу сестрицу впервые. Только что имел честь познакомиться.

— Ах, так! Это она открыла тебе дверь?

— Да.

— Ну и как ты нашел мою дочь? — Кадыбаба напоминал крестьянина, который хвалит свою пшеницу. — Похожа на меня, не правда ли?

— Да... Похожа... — заикаясь, промямлил Ахмед. Проклятая застенчивость снова сковала его. Не мог же он сказать: «Девушка очень красива и совсем не похожа на тебя».