Город без людей

Староста уже успел расспросить обо всем секретаря суда.

— Добро пожаловать... Извините... Мой сын не узнал вас.

— Ничего, — слабо улыбнулся Ахмед. — Мы переночуем в вашей деревне. Есть где остановиться?

— Пожалуйста, оставайтесь сколько хотите. На улице не положим, место найдется.

Вечером, когда Ахмед, изнемогая от усталости, собирался лечь спать в маленькой комнатушке с земляным полом, которую ему отвели в доме старосты, за кирпичной перегородкой поднялся страшный шум. Ахмед прислушался. Ясно слышно было, как кто-то стонал. Входя в дом, Ахмед краем глаза успел заметить, что у старосты большая семья. В домике, напоминавшем маленькую коробку из-под чая, жило человек пятнадцать. Ничего нет удивительного, что стоит такой шум... Ахмед готов был примириться с чем угодно, лишь бы скорее лечь. Пока он отыскивал гвоздь в стене, чтобы повесить пиджак, в комнату, приоткрыв дверь, заглянул хозяин дома:

— Извини, бейим. У нас больная.

Оказывается, три дня назад жена старосты родила.

Мальчик здоровенький, как бычок, но роженицу точно парализовало, не может пошевелиться. Сейчас ее лечат старухи...

Ахмед постарался припомнить кое-что из уроков по судебной медицине: столбняк... эклампсия... После родов в подобных условиях все возможно. Ждать помощи врача в этой далекой деревушке, затерявшейся в горах, было бессмысленно.

— А чем ее лечат? — спросил Ахмед, но лучше бы и не спрашивал.

— Жидким коровьим пометом, бейим.

— Как же так?

— Жители касабы этого не знают. Хорошее средство, очень помогает.

Удивление, отвращение, гнев овладели Ахмедом, тошнота подступила к горлу. Он промолчал. Ему ничего не оставалось делать, как попытаться уснуть, оставив больную так, как есть, до горла погруженной в это целебное месиво, неведомое горожанам. Чтобы не слышать стонов, не чувствовать запаха, он натянул одеяло на голову, заткнул уши и зажал нос. Всю ночь он ворочался на тощем тюфяке, но так и не смог заснуть.

Рано утром, взобравшись на мулов, Ахмед и его спутник поспешили уехать, словно спасаясь от несчастья.

Свежий воздух вернул им силы и бодрость. И тем не менее долгое путешествие утомило их. Окончив все дела в горных деревушках, охваченные единственным желанием как можно скорее добраться домой, Ахмед и секретарь суда пустились в обратный путь. Мазылык сейчас был для Ахмеда столь же желанным, как в свое время Стамбул. Перед его глазами неотступно стоял маленький домик Хатидже-нинэ.

В деревне Калаба к ним присоединился сборщик налогов. Караван из трех мулов медленно спускался с обрывистых скал.

Когда они добрались до равнины, был уже вечер. Путники не поверили своим глазам: в поле стоял новехонький автомобиль. Темневшая черным пятном на фоне дикой природы машина показалась Ахмеду необычайно смешной. Он чуть не рассмеялся. Но вдруг вспомнил электрические лампочки в Мазылыке, и эти два факта, как ни странно, показались ему удивительно похожими друг на друга.

Погоняя мулов, они подъехали к машине. Задние колеса ее увязли в яме. Шофер беспомощно озирался по сторонам. В машине сидели двое пожилых людей. Ахмед подошел, поздоровался.

— Застряли?

— Да, — ответил один из сидевших в машине. — Я губернатор. А это директор сельскохозяйственного управления... Позвольте узнать, с кем говорю?

Ахмед назвал себя и представил своих спутников.

— Мы с вами, кажется, встречались?

— Да... год назад... Вы приезжали в Мазылык.

Губернатор вздохнул:

— Эти дороги не для нашей машины, господин судья, но что поделаешь, так уж получилось. Мы просили помочь крестьянина, который работает вон на том поле. Не обращает внимания!

Метрах в двухстах от них действительно работал крестьянин.

— Дал бы он нам своих волов, — ворчал шофер, — одним махом вытянули бы машину. Но он даже с места сдвинуться не хочет.

Ахмед хотел было попросить секретаря суда пойти и привести крестьянина с волами, как вдруг сборщик налогов закричал:

— Мехмед... Эй, Мехмед!

Крестьянин нехотя поднял голову и, узнав его, спросил:

— Что хочешь, Хасан-эфенди?

— Приведи-ка побыстрее волов...

Крестьянин тотчас бросил пахать, выпряг волов и погнал их к автомобилю. Через несколько минут машину вытащили.

Прощаясь, губернатор сказал Ахмеду:

— Если бы в Мазылык была дорога, мы довезли бы вас. Хотите, поедем в вилайет, а оттуда вернетесь в касабу?

Ахмед, поблагодарив, отказался.

Автомобиль, рыча, тронулся с места и пополз по извилистой дороге.

В сгущавшихся сумерках он становился все меньше и меньше и вскоре исчез за горизонтом.

Словно хозяева дома, проводившие гостей, стояли Ахмед и его спутники на бескрайней равнине, одинокие посреди этого страшного безмолвия.

Темно-синяя ночь опускалась на землю. Редкие звезды, мерцавшие на небе, казались прозрачнее мыльных пузырей.

Мир тьмы звал ко сну и смерти. Волы пристально глядели на Ахмеда, словно сочувствуя ему.

XV

Приказав жандарму, стоявшему у входа, никого не впускать, каймакам медленно вернулся к столу и сел в кресло.

Таким мрачным Ахмед видел его впервые. Когда за ним пришел курьер от каймакама, Ахмед сразу понял, что в этом приглашении кроется что-то необычное.

— Я сначала к вам домой пошел, — сказал курьер, — господин каймакам хотел сам к вам прийти. Не застанешь дома, сказал он, пусть пожалует ко мне из суда.

Ахмед растерялся. Что могло случиться?

Каймакам, повертев в руках карандаш, против обыкновения заговорил как-то нехотя, устало:

— Друг мой, у нас в Турции, как, впрочем, и везде, есть два сорта людей, вернее, в каждом человеке два начала: добро и зло. Все дело в том, чтобы примирить эти два начала. К сожалению, с самого сотворения мира ни религия, ни философия, ни закон не могут с этим справиться...

Ахмед с любопытством ждал, к чему приведет это вступление.

Каймакам положил карандаш на место и не торопясь продолжал:

— Полчаса назад я узнал, что к нам в касабу приехал ревизор из министерства юстиции. Мне было известно, что целый ряд подстрекателей выступают против тебя, но я полагал, что смогу остановить их. Как-то не верилось, что они осмелятся так раздуть дело. Должен признаться, что, несмотря на мой двадцатилетний опыт, я ошибся.

Каймакам поднялся и, заложив руки за спину, стал возбужденно ходить по комнате.