Город и его ненадежные стены

Я медленно повернулся, будто надеясь увидеть кого-то другого (какая же всё-таки противная тётка, виду её второй раз в жизни, а столько негативных эмоций вызывает). Да, это была именно она. Все в тех же кольцах, амулетах и выряженная так ярко, что даже сам господин Вакедо позавидовал бы ее прикиду.

— Ну? И что ты скажешь мне на этот раз? — подбоченившись, произнесла она.

А что я мог сказать? Только что-то соврать. Но только к чему бы это привело? Мне кажется у меня целых две способности вместо одной. И второй мой талант заключается в таланте, своим присутствием, раздувать сплетни до вселенских масштабов. Поэтому, представив, какую лавину этот снежный ком способен накрутить, решил промолчать? Судя по тому, что сейчас происходит с Вакедо ожидать можно чего угодно. Особенно, учитывая вздорный характер домоуправительницы.

Однако врать не пришлось.

— Вижу, что денег у тебя опять нет, — сказала она театрально вздохнув, и закатив глаза.

— Вы так проницательны, госпожа Гушикен, — автоматически поклонился я. Ох уж эти японские манеры. — Вашей мудрости нет предела!

— Не надо мне льстить, Акиро! Я знаешь уже сколько сдаю комнаты? Мне каждый второй такие слова говорит. Если всё перемножить, в море столько рыбы не плавает, сколько раз я слышу подобные фразы.

— Так, раз вы уже всё поняли, я пойду тогда? А то вечер глубокий уже, устал чертовски, — я демонстративно зевнул.

— Ты парень известный, как я погляжу? — вдруг неожиданно сменила она тему.

Я вопросительно глянул на Гушикен.

— Видела тебя по телевизору, — пояснила она. — В передаче «Газеты истории».

— «Страницы истории», — автоматически поправил я.

— Вот-вот. Я в этом ничего не понимаю, но знакомые говорят, что вполне неплохо получилось. Поэтому, раз ты такая звезда, я даю тебе еще один день отсрочки.

Я не успел обрадоваться, как она добавила:

— Но с условием. Аренду я тебе повышаю. Все-таки теперь ты будешь получать больше. Известный все-таки человек.

— Но мне никто не повышал зарплату! — возмутился я. — Откуда я буду брать деньги?

— Вот только не нужно мне на жалость давить! Знаю я сколько все эти ведущие получают. У них костюмы вон какие дорогие.

— Это не их. Это реквизит, — попытался я воззвать к справедливости и здравому смыслу.

— Опять ты мне, Акиро, зубы заговариваешь. Я все сказала! — она собиралась уже было уходить, как остановилась, вспомнив: — Кстати, еще. Давай-ка мы с тобой сфоткаемся. Все-таки ты звезда теперь. Автограф мне дашь.

И не успел я ничего ответить, как она схватила меня в охапку, достала откуда-то из закромов своего наряда «поляроид», затем сфотала прижав моё худое тело к своей обширной фигуре. Карточка, вылезшая из фотоаппарата, получилась до жути нелепая — я весь помятый, уставший, с глупым выражением лица. Еще и в обнимку с этой Гушикен. Такое ощущение, что рождению этой фотографии явно поспособствовали тяжелые наркотики.

Так и представил как эта вздорная женщина, будет давать интервью на каком я дне был до того как меня постигла слава.

— Отлично получилось! — воскликнула Гушикен. — А ну, Акиро, распишись. Автограф давай, — сложно было сопротивляться её напору, а ручка в её кулаке выглядела как кинжал в ладони разбойника.

Я расписался. Спорить с Гушикен у меня не было никакого желания, я хотел как можно скорее зайти домой и грохнуться в кровать. Женщина удовлетворенно кивнула, потом, на мгновение задумавшись, сказала:

— А знаешь что, Акиро? Давай ещё пару раз сфоткаемся?

— Зачем это? — обречённо спросил я, ещё раз покосившись на своё помятое изображение.

— Для мамы, — твёрдо произнесла Гушикен, явно намекая, что отказа не потерпит. Она вновь крепко прижала меня к себе и сделала снимок. — И для папы, — еще одна вспышка, — и для бабушки с дедушкой.

Щелк! Щелк!

Окончательно ослепленный ярким светом, я уже ничего не видел.

— И распишись! Давай-давай, не отлынивай, бездельник!

Как же это похоже на господина Вакедо, в ту его бытность, когда он не осознал себя мужественным.

Мне в руку снова всунули ручку, и я наугад расписался, надеясь только на то, что под шумок мне не подсунули договор на безвозмездную трансплантацию почек.

— Вот и хорошо-о, — удовлетворенно протянула Гушикен.

Благо еще не добавила: моя пре-елес-сть.

Я тут же рванул в квартиру, захлопнул дверь и закрылся на все замки.

Поминая на чем свет стоит эту Гушикен, я прошел к кровати, плюхнулся на нее. Вновь задумался над тем, почему этот самый Акиро живет так бедно. Даже я в Саранске жил в лучших условиях. Куда он тратил деньги? Делал ставки? Неужели совсем мозгов нет у парня?

Я потянулся и вдруг почувствовал что задел что-то ногой. Тапочек? Нет, что-то другое. Я заглянул под кровать и увидел там что-то похожее на книгу. Достал ее. Записная книжка. А вот это интересно. Я раскрыл находку, пробежался взглядом по записям. Они оказались весьма любопытными.

Там были его мысли, списки дел, а еще, на последней странице, он делал весьма детальные расчеты своих трат.

50 000 иен — на питание на месяц.

Прикинул в голове, пересчитал на рубли… нет, это не так работает. Пересчитал это с учётом полученной зарплаты и стоимости еды в столовой.

Черт, приятель, да это очень мало! Это в среднем 1700 иен в день. Зная, что столько стоит только один самый дешевый обед из одного блюда в столовой студии телевидения я задался резонным вопросом — как парень вообще мог прожить на это?

Одежда — 5000 иен.

И что он купил на это? Носки? Трусы? Судя по весьма скромному гардеробу именно это только и взял.

Так, а это что?

250 000 иен — для Ёсико.

Почти вся зарплата!

Кто такая это Ёсико? И почему на нее уходит всё? Девушка этого Акиро? Только что-то она ни разу еще не позвонила и никак не проявилась. Если это и в самом деле так, то от такой подружки нужно срочно избавляться — она пьет кровь и откровенно паразитирует на бедном трудяге.

— А я не могу оплатить из-за нее себе нормальное жилье! — пробурчал я.

— Я тоже, — вздохнул сосед через стенку. И громко трубно захрапел.

* * *

Утро выдалось ярким, даже слишком ярким, особенно для Токио. Город был погружён в суету, привычные толпы двигались вечно неизменным потоком, и я шёл, словно отдельной волной, среди них. Мне казалось, что я стал… ну, не то чтобы знаменитым, но, может, заметным. И вчерашние вечерние две встречи подпитывали во мне убежденность в том, что я все-таки уже хоть немножко, но все же известен теперь. И почему-то сегодня, пока я шёл к студии, мне казалось, что взгляды прохожих тоже должны быть направлены на меня.