Город из воды и песка

Телевизор по-прежнему что-то похрюкивал. Голова была тяжёлой. Того и гляди начнет болеть. Может, погода меняется? До изжоги не хотелось завтра идти на работу. И, напротив, до какого-то странно томительного, щекочущего чувства внутри хотелось думать о липовом Андрее Юрьиче. Хотелось вспоминать его голос (а Войнов запомнил, будьте покойны!) — мерный, успокаивающий, низкий. Приятно матерящийся. Приятно звучащий. Приятный, одним словом, во всех ипостасях.

Теперь он думает о голосе — дожил! Войнов покачал головой и хмыкнул. Придурок! У которого херову тучу времени секса не было. О-хо-хо…

А ещё не было сил. Вообще ни на что. А секса хотелось. Совершая телодвижений по минимуму. Вставить Стёпке или Митеньке. Да вообще фиолетово. Он бы даже Митеньке позвонил, если бы только смог забыть, какой Митенька падла. Хотя можно ж глаза закрыть и уши — берушами. Да ну нахрен! Совсем не по-людски. Да и не такой Войнов урод, чтобы с любым в койку кидаться. Перебесится. Перемелется — мука будет.

Он взял в руки телефон, лениво провёл по нему пальцем. На экране высветилось последнее пришедшее сообщение в Вотсапе. С номера не из записной книжки — просто набор цифр: «Удалось уломать настоящего Андрей Юрьича? А то чот волнуюсь. Из-за меня же всё».

Времени было почти двенадцать. Но Войнов мигом взбодрился. Даже поменял позу, усевшись на диване с ногами, по-турецки. Чёрт! Что ж он раньше не посмотрел? Час назад мог ответить.

Войнов собрался было что-нибудь написать, но вспомнил про голос — так его не услышишь. Хотя в двенадцать? В будний день? Да кто в Москве в полночь ложится?! Пф-ф! Дети? Пенсы? И то не факт.

Войнов взял в руки смартфон и нажал сегодняшний неправильно набранный номер.

— Андрей Юрьич, — бодро выдал он, услышав лаконичное: «Алло!» — простите великодушно! Не спите?

— В такое время, батенька? Бога побойтесь! Ещё на ногах.

— Вот как чудесно…

— Как ваша сделка? Бонды? Или как это называется, голубчик? Мне в моём возрасте не уразуметь таких сложных слов. Помилуйте…

— Всё сорвалось, — признался Войнов. — Накрылось пиздою.

— Огорчён это слышать. Чрезвычайно, голубчик.

— Отымеют меня завтра по полной. При всём честном народе.

— Вы, главное, не забудьте про смазку. Это облегчит дело, послушайте совета.

— Моя любимая, мятная, закончилась. Вот незадача.

— Что же вы так, Ни-ки-та! Ай-яй, наперёд не подумали.

— Дырявая голова…

И вдруг:

— Никит, устал? Давно пришёл?

Голос стал участливым и как будто даже нежным. Таким густым, проникающим. Приятным. Опять — приятным. И уже волнующим. Вмиг без налёта всех этих хиханек и хаханек.

— Устал, — признался Войнов. — Чёрт, устал как собака, веришь? Не могу больше так. От всего устал. От работы. Неприкаянности этой. И от того, что не нужен никому.

Он не понимал, зачем признался. Случайному человеку, имени которого даже не знает. Которого не видел, а только слышал, по недоразумению, по телефону. Но ему, незнакомцу, оказалось отчего-то легко признаться. Естественно как-то. Сказал — и можно выдохнуть. Стало чуть легче. Пусть ненадолго. Но это уже немало.

— Мне, получается, нужен, — сказали на том конце. — Разговариваю с тобой, видишь.

— Польщён, Андрей Юрьич. До глубины души. Польщён и благодарен.

— Ну ладно, Никит. Уже можно без этого, — мягко выдохнули в трубке.

— Можно и без. А без этого — я просто устал. И хочу секса.

— Тут уж я тебе не помощник… Девушка? Женщина есть?

— Я не по девочкам, — неожиданно для самого себя выдал Войнов.

Вот уж не ожидал! И зачем? Кому нужен этот душевный стриптиз, а?

— Богохульственно это. И богопротивно, Никита. Ведь в Библии сказано…

— Да пошёл ты со своей Библией, — в сердцах кинул Войнов. Не то чтобы он ожидал, что «Андрей Юрьич» одобрит или скажет что-то… м-м-м… хорошее? Но вот от него не хотелось никакого жалкого дерьма и шуточек по этому поводу тоже.

— Прости, Никит, — вдруг повинились на том конце. — Я пошутил. Я ничего против… Я сам не по девочкам. Прикинь, совпало?

— Ты гонишь. Харэ. Ну правда, — устало отмахнулся Войнов.

— Да не шучу я больше. Разве этим прикалываются?

Повисло молчание. Неловкая пауза.

— У тебя голос такой офигенский. Я сразу отметил, — сказал Войнов.

— Голос как голос. Ничего такого.

— Включи ФейсТайм. Хочу на тебя посмотреть. Или хочешь, я перезвоню по Вотсапу, по видеосвязи?

На том конце замолчали. И не откликались довольно долго.

— Эй? — позвал Никита. — Я что-то не так сказал? Я даже имени твоего не знаю. Неужто и вправду Андрей Юрьич?

— Саша… Пусть будет Саша.

— Пусть будет? — переспросил Войнов.

— Тебе это важно?

— Я тебя не съем. Обещаю. Только оближу и поцелую.

— Не стоит… — Улыбнулся. Кажется, улыбнулся — услышалось по голосу.

— Почему не стоит тебя целовать? Саш? Давай включим камеру.

— Нет! — вышло резко, испуганно. — И ты не включай. Пожалуйста…

— Почему? Объясни.

— Не могу. Не допытывайся, пожалуйста.

— Я уверен, что ты классный. Такой классный голос может быть только у классного парня.

— Это ещё не доказано.

— Ты что, стесняешься? У тебя что-то с лицом? Это всё неважно, Саш…

— Я же тебя попросил, Никита.

Кажется, в его голосе столько страха, а ещё нотки разочарования. Ох, нет, только не разочарование! Куда уж больше разочарования?! Войнова в мире, и мира в нём. Больше — уже не поместится. Больше станет той самой соломинкой, что переломит хребет верблюду.

— Хорошо. Я больше не буду к тебе приставать. Обещаю. Включу только свою камеру, чтобы ты меня видел.

— Не надо, — чуть не выкрикнул Саша — в его голосе была почти паника. — Никита, не надо. Лучше опиши мне себя. Какой ты? Тебе понравится. Можешь сказать мне всё, что захочешь. Всё, что ты захочешь со мной сделать. — Голос опять стал успокаиваться, как будто поплыл — глубокий, волнующий, сильный.

— Ты ведь не будешь против, если я тебя трахну?

— Конечно нет, Никита. Только скажи мне сначала, какой ты? Какие глаза? Серые?

— Серые, — согласился Войнов.

— Я так и думал, что серые. Красиво. Ты красивый, Никита.