Город

Люди начали сдвигаться в одном направлении, охранники покидали свои посты, точно также удаляясь куда-то на сон час. Паша пристал к остальным. Стараясь не выделяться, он как прилежный ученик наизусть заучил их манеру поведения. В толпе он также пытался отыскать лица своих родителей, но ничего не удавалось.

Всех заключённых согнали в смежное помещение — купол намного меньших размеров, но удачно вмещающий в себя всех рабочих.

Там рабочие, мужчины и женщины, плотным ковром устилали пол, стеная от боли в ногах и руках, а конкретно в мышцах, а также от пустоты в животе.

Большинство людей ложилось спать, стихали разговоры. Павел пытался использовать этот момент, чтобы найти отца и мать, но у него ничего не получилось — большая часть охраны уходила, но не вся.

Те, что уходили, утаскивали с собой пару более менее свежих женщин, отчего из из купола потом доносились страшные крики. Ни один мужчина за дам, будь они его знакомыми или даже жёнами, не вступался. Ну забрали и забрали, поиграются и отдадут. Вступишься — убьют и тебя, и твою жену. Те, что следили, были особо строги к тем, кто не спал и не восстанавливал свои силы до следующего дня. Хотя позже, когда Паша уже получил по голове и его заставили лечь на пол к другим, он первое время не спал, а слушал:

Оказывается, охранники были не так уж и строги. Кто-то переговаривался, обсуждал сегодняшний день или ситуацию в мире, до музыканта долетали в основном лишь обрывки слов, потому что все слова произносили очень-очень тихо. Какой-то мужик даже взобрался на женщину и делал ей ребёнка. Скрипач не удивился, если бы это был его отец, но он находился рядом, а потому был уверен, нет, это не его отец.

Охрана не стала прерывать удовольствие мужика пока он не застонал, а как застонал, она огрела его парой ударов по спине. Он повернулся на бок и уснул, больше ни на кого не залезал. Хотя Павел находился достаточно близко, чтобы видеть его лицо — судя по его физиономии, эти несколько минут стоили этой пары ударов.

Паша посмотрел по сторонам, ещё раз попытался отыскать глазами родителей, но ничего не вышло — на него начали шипеть, чтобы он перестал ворочаться. Он перестал, закрыл глаза и провалился в сон.

Утро началось с очередных ударов кнутом. Кнут хлестал беспорядочно и с утроенной силой — он отлично пробуждал рабочих и отнимал их ото сна.

Все начали быстро вставать, ведь пока все не станут, кнут продолжил хлестать, даже если и спящих.

Несколько человек не встало, в том числе и тот самый мужчина, который успел удовлетворить себя перед смертью. Павел взглянул на него, его физиономия выражала всё ту же эмоцию — он был доволен обменом пятиминутного экстаза на собственную жизнь.

Паша начал подумывать, что не такая уж это и плохая смерть. Вот только если бы он и решил так умереть, то эти пять минут он посвятил бы не какой-то случайной женщине, а только одной, Марии. Если и умирать в объятиях, то в объятиях не цепей и кнутов, а рук любимой женщины.

Его утро началось с мыслей о ней.

Рабочие выходили из жилого купола, вытекали толпой, словно стадо овец, в купол рабочий. Люди разбредались по своим местам.

Пока Павел вместе с остальными рабочими шёл к своему рабочему месту, он краем глаза заметил ещё один проход. В центре купола возвышалась угольная гора, а потому, чтобы человек мог оглядеть все входы и выходы, ему нужно было побывать со всех сторон этой горы. Но бродить без дела, конечно же, не позволялось.

Музыкант видел, как тачечники обоих классов время от времени, очень редко, ходили в тот проход, уносили туда какой-то хлам, который не являлся ни человеческими останками, ни топливом.

Павел вгляделся в ту комнату, очевидно, такого же купольного вида. И хоть зрение у него не было так сильно приспособлено к темноте как у других — он пробыл на Чернухе относительно недолго — Скрипач всё равно увидел то, что там находится.

А увидел он кучи железного и стального хлама: сломанные инструменты, кирки и тачки, а также и многое другое, что было притащено с поверхности, из Города, за банальной ненадобностью. А над всей этой кучей мусора возвышалось его достояние — громадных размеров машина. Это был тот самый Многоног, о котором говорила девочка. Отец показывал ей эту конструкцию.

Такие раньше использовались, когда Город только-только зарождался, как и другие города. Многоног был основан на технологии парового ядра, точно также как и Генератор, также как и Поезд и многие другие механизмы. Он был похож на большую металлическую собаку. Раньше такие штуки использовались для сбора и доставки угля. Многие из них, за ненадобностью, были разобраны на металлолом, но эта штуковина стояла тут целая, правда, выключенная.

Скорее всего, включить просто так её было нельзя — чего-то, очевидно, не хватало. Иначе её бы уже давно кто-нибудь включил и упёр на ней куда подальше. Но отец той девочки показывал ей этот механизм, судя по всему, не спроста. Как минимум, можно попытаться разузнать у него, можно ли заставить эту штуку снова работать. Но где он?

Этот вопрос был похож на все остальные вопросы, которые всплывали у него на Чернухе.

Павел дошёл до своего рабочего места, взял в руки кирку и принялся стегать стену, пока его спину не начал стегать кнут.

Где Борис, Фёдор, где его родители?

Здесь было ужасно много людей, но в то же время людей здесь, можно сказать, и не было. Все ходили в рванье, все друг от друга немного, но отличались. А потому все были как один. Ох уж эти противоречия.

Павел рубанул по породе раз, затем ещё.

Ему нужно отыскать отца той девочки, найти здесь родителей, активировать эту штуку и убраться отсюда вместе с остальными, освободить людей и пойти штурмом на Город.

Будто бы читая его мысли, рука мимо проходящего охранника вздёрнулась и по змеиному извивающийся язык больно впился в его кожу. Но ни единой мысли, ни одной мыслинки выбить ему не удалось.

Павел лишь сильнее задолбил породу. Его ещё раз стеганули, он обернулся в изумлении.

— Заработал сильнее после удара, значит до удара работал не в полную силу, — объяснял охранник, но скорее даже не ему, а так, в воздух. — А за то что оторвался от работы и на меня пялишься ещё-ё, — он протянул последнюю гласную и завёл кнут за спину.

Музыкант успел обернуться обратно к скале, стоически принять удар и продолжить работу. С каждым ударом кирки об камень он становился сильнее. С каждым ударом кнута об его спину он становился выносливее. Он чувствовал, как растёт, как то, что его не может убить, каждые несколько минут делает его сильнее.

Правда, все эти тренировки его характера и воли могут быть напрасными, если он сейчас же не поест. В животе урчало, желудок точно пудовый кит стенал и распевал серенады.

День только начался, а его силы уже заканчивались.

Вдруг к нему подъехала тачка, человек начал собирать добытую им кучку в металлический контейнер.

— Ну что, — прошипел он сквозь зубы. — Какие новости?

Это был тот самый дед. Бойкий и резвый, до сих пор.

— Охотничьи и исследовательские группы свернули, — тихо заговорил Павел, не колеблясь как в прошлый раз. — Многие не вернулись. Охотники всё чаще и чаще умирают. — Он на мгновение остановился, вспоминая, чего бы ещё ему такого рассказать. — У Капитана был свой шпион, который рекрутировал недовольных. Я был одним из этих рекрутов. И я, и шпион теперь здесь кочуемся.