Горячие пески

— Тухлятиной воняет. Тьфу, — он сплюнул. — Разве это вода?..

Отпил и Бубенчиков, и тоже с досадой сплюнул.

— Сероводородом разит. Внутренности выворачивает наизнанку, — сказал он.

— Просто тухлыми яйцами… Может, там что-нибудь гниет? — с беспокойством спрашивал Герасимов.

Дело принимало серьезный оборот. Надежды пограничников на колодец не оправдывались.

— Володя, — Берды обратился к Тагильцеву. — Отвечаю головой — вода не вредная. Всегда она здесь такая. Видите, прозрачная. Верно, запах есть, и довольно неприятный, но к нему надо привыкнуть. Не пейте сырую, лучше вскипятить.

— Дрова тут есть, на чем кипятить? — Герасимов повел угрюмым взглядом по нависшим над площадкой огромным барханам.

— Тут много саксаула, его на дрова рубите. Поверьте мне, все утрясется, — убеждал Мамедов.

— Большое спасибо за помощь, Берды Мамедович. Прошу передать начальнику заставы капитану Рыжову — в нашем «гарнизоне» полный порядок. Отделение приступило к выполнению поставленной задачи, — решительно сказал Тагильцев и укоризненно посмотрел на Герасимова — даже тут не удержался, чтобы не поныть.

— Желаю вам успеха, — Берды, как и при встрече, подошел к каждому, пожал руку, а командира обнял за плечи. — Может быть, я еще и наведаюсь сюда. Если потребуется, конечно.

Он легко взбежал на бархан, махнул рукой на прощание.

— Товарищ старший сержант, откуда Берды так хорошо знает русский язык? Шпарит почти без акцента, — Бубенчиков проводил взглядом Мамедова.

— Почему у него самого не спросил?

— Посчитал неудобным.

— До войны он учился в русской школе. На фронте постоянно с нашим братом общался, здесь тоже. Сейчас в сельскохозяйственном институте учится, на заочном. Скоро заканчивает, — ответил Тагильцев.

— Ясно. Интересный человек, — сказал Бубенчиков.

Ветерок, тянувший по гребню бархана, уже зализывал оставленные Мамедовым следы и как бы отрезал пограничников от того мира, куда уходил сейчас Берды…

* * *

Подъезжая к заставе, Корнев с Ивашкиным увидели у зеленых с красными звездами ворот среднего роста капитана в полевом обмундировании и рослого солдата в парадной форме.

— Нас встречают… — Ивашкин склонился к мускулистому, крутому плечу Корнева. — А солдата я еще издалека узнал: твой сын. Очень на тебя похож, будто это ты сам в молодости. Гляжу я на этого парня сейчас и вспоминаю своего отделенного командира Корнева… в меру строгого, заботливого. Бывало, ты встречал меня, когда я возвращался из пограничного наряда. Все спрашивал: «Ну, как, Ивашкин, дела? Все в порядке?» И если видел, что я сильно устал, бывал не в духе, утешал: «Не журись, Федя, еще вся жизнь впереди… В ней будет много хорошего». И вот твой сын, словно твое отражение в зеркале, встречает нас. И тоже на заставе.

— Только по одежке сильно от меня отличается. На мне была гимнастерка ношеная-переношенная, десяток раз стираная. А Васька мой в новеньком мундире, брюки тоже с иголочки, навыпуск, фуражечка с лаковым козырьком.

— Время другое, Петр Семенович, — сказал Ивашкин. — Впрочем, форма одежды не главное. Новое поколение людей пришло на границу. Вспомни-ка, с каким образованием мы отправлялись служить. То-то. А теперь, по преимуществу, со средним идут. И в целом кругозор, общее развитие у ребят несравнимо выросли.

Гости вышли из машины. Капитан доложил: пограничная застава живет и действует по распорядку дня… Рядовой Корнев вытянулся перед полковником.

— Здравствуй, Вася. Вон ты какой — сын моего друга. Богатырь, ростом-то отца обошел, — Ивашкин пожал руку солдату и негромко заговорил с капитаном, направляясь во двор.

Корнев обнял сына, ткнулся губами в его мягкий, еще не успевший загрубеть от жесткой щетины и частого бритья подбородок.

— Что ты, батя! — ломким баском воскликнул сын и оглянулся — не заметили бы офицеры этих нежностей.

— Ладно, не петушись. Мать просила тебя поцеловать, — Корнев оглядел сына с ног до головы, остался доволен. Плечи раздались, фигура выглядела подбористей, чем раньше. Хорош парень! — Бери-ка вон чемодан, там она тебе гостинцы послала. С товарищами поделиться не забудь.

— Разве об этом надо напоминать… У нас заведено, если кто получает посылку, одариваются все. Живем, как братья, — при взгляде на отца глаза у сына радостно блестели. Отец ему тоже понравился в черном строгом костюме, в белой рубашке с галстуком. При орденах. Пусть ребята посмотрят, каков его батька. — Только посылка — это ведь мелочь, — продолжал сын уверенно, Корневу показалось, даже как бы наставительно. — Главное — в службе друг другу помогаем. А когда все делается сообща, когда плечо к плечу, любая трудность нипочем.

— Знамо дело… — согласно кивнул Корнев-старший и в приливе нахлынувших родительских чувств подумал о сыне: «Ишь ты, какой агитатор. А мысли-то с Федиными схожи. Новое поколение… Крой, поколение, растолковывай батьке, что к чему. А отцу твоему все это, между прочим, доподлинно известно. Вот и выходит, время-то другое, а законы те же, по каким и мы в свои годы на заставе жили. По ним же я и в Казахстан ездил хлеб убирать».

Пока шли от ворот к зданию, он рассказал сыну о доме. Все живы-здоровы. Урожай нынче богатый.

— Как поживает Марийка? — спросил сын и потупился, зарделся.

Отец ласково усмехнулся. С соседской дивчиной Марийкой, дочкой колхозного агронома, у сына дружба со школы. Теперь она учится в техникуме, в городе. По всему видать, Василя ждет. Должно быть, из ее писем ему о ней все известно, однако, когда любишь, хочется знать еще больше. Отец-то ее видел недавно, а он простился — больше года прошло. Тая улыбку, Петр Семенович ответил успокоительно:

— Учится Марийка. По выходным дням из города наведывается. К нам забегает, всякий раз тебе приветы передает.

Заставу Корнев помнил хорошо, не раз бывал здесь в составе резерва, ходил в пограничные наряды. Но сейчас не узнал ее, хотя и стояла она на прежнем месте. Новые, более просторные здания глядели широкими светлыми окнами на асфальтированный двор, обсаженный акацией, местным тополем-турангой, кленом. Там, где раньше была конюшня, находился гараж. Перед одним из боксов пограничники возились у большого прожектора, установленного на автомашине. В его зеркальном рефлекторе дробился, играл веселыми бликами солнечный луч.

— А лошадок у вас теперь нет? — спросил Корнев.

— Есть немного… для хозяйственных надобностей.

Потом начальник заставы показывал гостям служебные и жилые помещения. Спальные комнаты для отделений, бытовая, умывальник, кухня и столовая были по-современному благоустроены, удобны. В специально оборудованном помещении стояла новая, очень компактная киноаппаратура.

«Выходит, кинопередвижку побоку. А мы ее когда-то ждали, как подарок к празднику», — подумал Корнев.

Словно угадав его мысли, капитан сказал: