Горячий камень (худ. М. Горняк)

— Ребята, да вы что? Я такой же попаданец, как и вы! — решил я сыграть под дурачка, чтобы выиграть время, надеясь на то, что винтовочный выстрел должны были услышать в военном лагере, расположенном неподалеку. Звук от выстрела действительно разнесся далеко по округе, и я надеялся, что часовые обязательно поднимут тревогу. Но, пока помощь не спешила подходить, а передо мной стояли двое совсем недружелюбных попаданцев, один из которых держал меня на прицеле винтовки, а вторая не опускала заточку у горла.

— Такой же попаданец, значит? — Николай недобро усмехнулся. — Да мы тут уже неделю по лесам шарахаемся, пока вас, красноповязочных и прочих красноперых, обходим. А ты, значит, с ними заодно?

— Я не по своей воле в дружину записался, — поспешно соврал я, понимая, что правда сейчас мне только навредит. — Меня тоже заставили. В НКВД.

— Врешь, — резко сказала Лиля, прижимая лезвие так, что я почувствовал, как холодный металл впивается в кожу. — Ненавижу коммуняк, всех бы прирезала! А ты в красной повязке и с жетоном на шее! И с патрульным разговоры вел, как свой. Мы все слышали из-за кустов.

— Мне сказали, чтобы общественную нагрузку нес, а то койку в общежитии не дадут. Еще пригрозили, мол, если откажешься, — сразу в штрафбат или на лесоповал отправят. Вы же знаете, как тут все устроено… Вот и пришлось соглашаться. А красную повязку мне они сами повязали. Вот, посмотрите, мне даже никакого оружия не доверили! — попытался выкрутиться я.

Николай нахмурился, словно что-то соображая, но винтовку не опустил.

— И почему тогда твой напарник тебя до сих пор не сдал, как скрытого врага народа? — спросил он, ухмыляясь.

— Потому что я не дурак и держу язык за зубами, — ответил я. — А вы… вы с лесоповала сбежали, да?

Лиля и Николай переглянулись.

— Мы не рабы, мы ненавидим всю эту гнилую систему совка, — прошипела женщина. — Нас загнали туда, как скот, за то, что мы «неблагонадежные», как им показалось. А там охрана — сволочи, которые людей за малейшую провинность избивают, а потом пристреливают. Мы с Колей сбежали, когда на наш конвой напали синелицые. Двое охранников погибли, а мы — в лес деру дали.

— Понятно, — кивнул я, стараясь не делать резких движений. — Но, теперь-то вы что собираетесь делать? Вас же все равно поймают.

— Нас? — Николай зло рассмеялся. — Так начальники решили там, в лагере лесозаготовок, что синелицые нас утащили. Потому, наверное, списали уже и не ищут. А мы скоро будем за рекой. Там нас уже не найдут. И мы выжидали несколько дней, одними ягодами в лесу питались, а теперь к реке шли, да тут на вас напоролись.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Если они считают, что именно мы им мешаем, то запросто могут избавиться от нас прямо здесь. Григорий лежал без сознания, а я был без оружия.

— Слушайте, — начал я, стараясь говорить, как можно спокойнее. — Я вам не враг. Если хотите — я вас не видел. Иду дальше, а вы — делайте что хотите.

— Очень смешно, — Николай покачал головой. — Ты думаешь, мы поверим, что ты нас не сдашь?

— А зачем мне вас сдавать? — пожал плечами я. — Мне от этого что, премию выдадут?

Лиля задумалась, но лезвие не убрала, проговорив сварливо:

— Нашел дураков! Если мы тебя отпустим, ты сразу побежишь за подмогой, — сказала она.

— А если вы меня прирежете, то через полчаса сюда придет очередной патруль, обнаружит трупы, и на вас объявят настоящую охоту, — парировал я. — Вам это надо, если вас уже списали, как вы говорите?

Николай стиснул зубы, но, кажется, начал сомневаться.

— Ладно, — резко сказал он. — Но, если ты нас продашь — мы тебя найдем. И тогда…

Он не договорил, но смысл был ясен.

— Договорились, — кивнул я.

Лиля наконец убрала заточку, но не спускала с меня глаз. Николай бросил взгляд на лежащего Григория.

— Он живой? — спросила Лиля.

— Да, я просто оглушил. Повезло ему, что башку не раздробил, — проворчал Коля.

Лиля и Николай быстро обыскали Григория, забрали его патроны, винтовку и штык к ней, я боялся, что они все-таки избавятся от нас. Но, они просто пошарили по карманам, а затем ушли в сторону реки, растворившись на лесной дороге в вечерних тенях наступающих сумерек. Я опустился на колени рядом с напарником, проверяя его состояние. Пульс был ровный, на виске уже наливалась большая шишка, но кровь не текла. Неожиданно Григорий застонал. «Повезло, что жив остался, — подумал я. — Еще бы чуть сильнее ударил этот здоровяк Коля, — и мог бы не очнуться». И я вздохнул:

— Эх, Гриша, не повезло же нам с тобой сегодня с дежурством…

А вдалеке уже слышались голоса и шаги — на выстрел, наконец, кто-то шел. Должно быть, солдаты из лагеря, обеспокоенные выстрелом, выслали дозор. И точно. Через несколько минут из-за деревьев показались трое военных с винтовками наперевес.

— Стой! Кто такие? Кто стрелял? — крикнул старший, узкоглазый сержант с монгольскими чертами лица.

— Мы дружинники! — поднял я руки, чтобы не спровоцировать выстрел. — Мой напарник ранен, нужна помощь!

Глава 20

Увидев наши красные повязки, солдаты подбежали, осмотрели Григория.

— Что случилось? — спросил старший дозора, пока двое других поднимали моего напарника.

— Напали двое. Беглецы с лесоповала, — ответил я. — Один ударил его ногой и отобрал винтовку, потом оглушил прикладом. А другой напал на меня и нож мне к горлу приставил.

— Почему не сопротивлялся? — сурово спросил сержант.

— Так я новенький, в патруле всего второй раз, да и оружия мне не выдали… — пробормотал я.

— А они куда делись? — задал он очередной вопрос.

— К реке побежали, — показал я направление.

Сержант резко свистнул, и из кустов выскочил еще один солдат, совсем молоденький, с винтовкой в руках.

— Беги, доложи лейтенанту: двое беглых с лесоповала обнаружены на дороге, не доходя до Пигиливки полкилометра, направляются к переправе. Пусть высылают группу на перехват.

Молодой боец закивал и бросился докладывать, а сержант снова повернулся ко мне:

— Ты как, ранен? У тебя кровь на шее.