Горячий камень (худ. М. Горняк)

— Согласен. Никаких тебе кредитов, дорожных пробок, звонков, гаджетов и интернетов. Живешь потихоньку, как можешь, — и все.

Леся что-то сказала ему на местном наречии, и он засмеялся:

— Она спрашивает, правда ли, что мы из будущего.

— А ты ей что отвечаешь? — удивился я.

— Говорю, что да. Но, она до сих пор не верит, думает, что я шучу. И что мы просто пришли сюда из дальних стран, как приходят синелицые чудики и варяги.

Леся поставила перед нами небольшую плетеную корзинку со спелыми ягодами, потом села рядом с Антоном, положив руку ему на плечо, глядя на мужа влюбленными глазами и загадочно улыбаясь ему. Я наблюдал за ними и ловил себя на том, что даже завидую. Антон, который еще вчера был таким же потерянным во времени, как и я, сегодня уже обрел здесь дом и семейное счастье. А я пока что ходил неприкаянным бобылем…

— Леха, а ты не думал тоже тут женой и домиком обзавестись? — вдруг спросил Антон, словно прочитав мои мысли.

— Не знаю, — честно ответил я. — Пока даже не понимаю, куда здесь все идет, и что начальство придумает на будущее. Планы местных властей мне совсем неведомы и оттого непонятны.

— Да все просто, — махнул он рукой. — Здесь люди нужны. Особенно такие, как мы. Нам и жилье дадут, и работу.

— А если Вайсман внезапно надумает отправить нас обратно? Вдруг он с помощью Никольского найдет способ?

Антон задумался, потом взглянул на Лесю.

— Не знаю, дружище, захочу ли возвращаться туда. Пока точно не хочу. Мне и здесь неплохо. А жизнь постепенно наладим.

Мы допили фруктовое вино, закусили ягодами, как вдруг вдалеке со стороны леса раздался противный звук. Я замер. То явно был боевой рог!

— Антон, ты слышал? — спросил я, насторожившись.

Он тоже выглядел встревоженным, пробормотав:

— Звук явно нехороший. Похоже, синемордые снова за данью сюда пришли!

Мы переглянулись, и Антон достал наган из своей сумки.

— Так ты что же, теперь оружие с собой постоянно носишь? — спросил я. — Меня вот «Вальтер» в оружейку каждый раз заставляют сдавать. Только вчера после инцидента с беглыми наконец-то разрешили мне хоть в патруль с собой брать пистолет, когда дежурю в народной дружине. Но, сегодня не мой день.

— А я вот постоянное разрешение на ношение оружия получил в НКВД для защиты дома и семьи, — сказал Антон с гордостью, проверяя патроны в барабане своего револьвера.

И я, конечно, снова немного позавидовал ему. Но, времени на рассуждения не было, поскольку из леса на край поля перед деревней вышла целая ватага синелицых охотников за данью. Рог опять протрубил протяжно и угрожающе. Леся резко вскочила с лавки, схватила наточенный серп и бросила на меня испуганный взгляд. Антон уже стоял на крыльце, держа в руке наган и всматриваясь вдаль.

— Их много, — пробормотал он. — Десятка четыре, не меньше.

Я подошел к нему и увидел, как по краю поля, медленно приближаясь к деревне, двигались высокие фигуры в кожаных доспехах. Их синюшная кожа на лицах, окрашенная, как я уже знал, синей глиной, блестела в лучах закатного солнца, а в руках они держали круглые щиты, копья и топоры.

— Ты думаешь, что они пришли именно за данью? — переспросил я.

— Да. Приходят тут разные недобрые соседушки два-три раза в год. Обычно, они требуют зерно, скот или рабов, — ответил Антон, сжимая наган. — Жена мне сказала, что в прошлый раз староста откупился мешками с зерном и двумя коровами, но, похоже, теперь бандитам с синими рожами этого будет мало.

Леся что-то быстро заговорила мужу, указывая в сторону центра деревни.

— Она говорит, что нужно предупредить остальных, — перевел Антон.

А я подумал, что раз деревня уже не первый раз сталкивалась с этими чудиками, то у местных, наверняка, выработан какой-нибудь план противодействия. Тем не менее, мы с Антоном одними из первых бросились по соседям. Кое-где уже слышались крики, люди выбегали из домов, хватая вилы, топоры и даже самодельные луки. В центре у главной избы, внутри которой, как я помнил, был оборудован красный уголок с портретом Сталина, с бюстом Ленина и даже со стенгазетой, собрались не только местные мужики, но и беженцы из новых поселенцев, пришедших из 1941 года, среди которых я узнал нескольких партизан с огнестрельным оружием. А еще заметил и несколько военных, которые держали в руках винтовки, причем, наскоро приставляя к ним штыки.

— Антон! — крикнул один из них, наверное, командир. — Ты с оружием?

— Да! У меня есть наган! — отозвался мой приятель.

— Тогда давай с нами! Остальные пусть закрываются внутри изб и защищают женщин и детей вилами и топорами. А мы к амбарам! Быстро!

Леся схватила меня за рукав и потянула за собой, указывая на свой домишко, приглашая, видимо, закрыться там вместе. Но, я вырвался.

— Я тоже пойду! — выкрикнул я решительно, не желая выглядеть трусом.

— Так ведь, твой «Вальтер» в оружейке! — бросил Антон, уже бегущий к группе местной самообороны.

Я огляделся и увидел у ближайшего забора тяжелую толстую палку с обрубленными сучками, похожую на посох. Не оружие, но лучше, чем ничего. Схватив дубину, я побежал за Антоном. Оглянувшись, я видел, как Леся вернулась к дому и закрыла за собой дверь, спрятавшись внутри.

А синелицые уже подходили к крайним деревенским постройкам. Они шли неторопливо, уверенные в своем превосходстве. Их вожака, — высокого, со шрамами на лице и в рогатом шлеме, — я уже видел однажды в Пигиливке, когда пошел на первое свое дежурство в дружине вместе с Григорием. Вожак тоже пристально взглянул в мою сторону. Может, узнал меня? Его глаза страшно белели на фоне синей рожи. И я понял, почему их местные называют Чудь Белоглазая. Потом он поднял руку, и весь его отряд остановился. А сам он что-то прокричал.

— Спрашивает, где староста, — перевел один из местных одному из наших белорусов, понимающих кое-как язык кривичей, а белорус перевел уже нам.

Из толпы вышел седой крепкий мужик с топором в руках. И нам снова перевели разговор.

— Староста недавно умер. Я за него. Чего опять пришли? Дань мы уже платили в начале лета!

— Мало! — синелицый оскалился. — Теперь давайте нам девок. Десяток молодух для моих воинов.

Толпа зароптала. Женщины прятались в избы, а их мужья только сильнее сжимали оружие.

— Теперь не будет вам никакой дани, — твердо сказал командир военных, который выступил вперед с винтовкой, к которой уже был приставлен штык. — Уходите, пока целы!

Вожак рассмеялся и махнул рукой, прокричав:

— Тогда возьмем сами!

Его воины приготовили копья. И тут раздался первый выстрел. А командир в гимнастерке, сжимая в руках винтовку, из ствола которой струился дымок после выстрела, рявкнул:

— Убирайтесь, черти синие, а то всех перестреляем!

Вожак синелицых схватился за плечо и зарычал от боли. Но все-таки выкрикнул какую-то команду. И синелицые бросились вперед, а партизаны и военные встретили их выстрелами, отчего несколько чудиков сразу упали. Но, остальные не останавливались, несмотря на потери. Видимо, помимо намазывания своих лиц перед боем синей глиной, они что-то такое принимали внутрь, отчего инстинкт самосохранения явно притуплялся. Берсеркеры, одним словом.