Гость из будущего. Том 3

— Вот ты-то мне и нужен, молодой прохвост, — криво усмехнулся он.

Глава 6

Вся жизнь моментально пронеслась перед моим внутренним взором: детские забавы, первая юношеская любовь, институт и даже выход на пенсию. Это я потом резко помолодел на свою голову, сначала-то была пенсия. А что теперь? Что теперь делается в голове кинорежиссёра Пырьева, который тычет в меня двустволкой? И не дай Бог, кто-нибудь здесь чихнёт, палец на спусковом крючке 60-летнего мужчины непроизвольно дрогнет и скорая помощь, оглашая воем окрестности, приедет только для того, чтоб констатировать мой летальный исход.

— Где Люда? — прошипел Иван Пырьев.

— Как где? — я медленно стёр на лбу, выступившие капельки пота. — Странный вопрос. Людовь Орлова живёт в Москве с вашим бывшим другом Григорием Александровым. То есть я хотел сказать Любовь.

— Причём здесь Людовь? То есть Любовь?! — от нервного напряжения руки прославленного режиссёра мелко задрожали, а за моей спиной раздался чей-то тихий вздох ужаса. — И причём здесь прохвост Гришка Мормоненко?! Я говорю, где Людовь Марченко?! То есть Мормоненко?! Где Люда?! Стреляю без предупреждения! Мне терять нечего!

— Иван Александрович, это я — Юра Чулюкин! Здесь Люды Марченко нет! — выкрикнул в окно веранды муж Натальи Кустинской. — Зато здесь достаточно других молодых актрис!

— Не верююю! — завыл Пырьев. — Не верюююю! Стреляю без предупреждения! Мне терять…

— Да вон она, ваша Марченко, — кивнул я за спину режиссёру «Свинарки и пастуха», так как оцепенение полностью оставило моё тело, а самообладание наоборот вернулось, да ещё и имя — Людовь Орлова, откровенно рассмешило. Наверное, сработало моё подсознание, в котором Пырьев, Александров и актриса Орлова представлялись частью единого целого, частью одной уходящей эпохи. Кстати, про Люду Марченко за разговорами о кино я совершенно забыл.

Иван Пырьев непроизвольно оглянулся и в этот момент я, словно тигр, прыгнул на легенду нашего кинематографа, и одним могучим толчком смёл хлипкую фигуру режиссёра на землю, отведя дуло охотничьей двустволки вверх. И сначала раздался оглушительный выстрел в воздух. Затем девчонки в доме громко завизжали. А в довершении всего послышался жалобный выкрик дяди Йоси:

— Не стреляйте, я сдаюсь! Гитлер, капут!

— Прощай оружие, дядя Йося, — выдохнул я, встав с земли и забрав двустволку себе. — Война на сегодня отменяется!

На этих словах я, нажав на рычаг открывания, опустил ствол ружья вниз и убедился, что мы все хорошо отделались, потому что в магазине оставался ещё один боевой патрон. Для кого был припасён выстрел номер два, теперь оставалось только гадать. И тут на крыльцо высыпали все гости нашей дачи. Зарёванная Нонна бросилась меня обнимать, а Олег Видов и Лев Прыгунов подбежали к скорчившемуся на земле Ивану Пырьеву, чтобы помочь тому подняться.

— Кто с ружьём к нам придёт, тот его здесь и потеряет! — немного нервно захохотал я.

— Ты не представляешь, как я перепугалась, — зашептала Нонна.

— Ничего-ничего, все пока живы и здоровы, — пробормотал я и, погладив подругу по спине, крикнул своему дальнему родственнику, который только что осторожно выглянул на улицу, — Дядя Йося, спрячь «парабеллум» до лучших дней! Мы им как-нибудь потом будем отстреливаться от супостатов!

— Дышать тяжело, — вдруг просипел Пырьев, которого парни попытались приподнять. — Колит что-то. Колит.

«Да, ёжь твою медь, нам ещё здесь инфаркта не хватало! Весёлый фестиваль, нечего сказать», — пронеслось в моей голове, и я закричал:

— Несите покрывало или скатерть! Нужно товарища Пырьева срочно перенести в дом! Что у нас есть от сердца?!

— У меня есть аптечка! — взвизгнула гримёрша Лидия Сергеевна.

* * *

К сожалению, если неприятность одна за другой начинает сыпаться на твою голову, то этот процесс может принять лавинообразный характер. Примерно так думал я, когда двадцать минут спустя с Олегом Видовым, Львом Прыгуновым и Андреем Мироновым шагал к берегу Финского залива. Дорога от дачи хирурга Углова к кромке моря вела по просёлочной дороге через высокий и тёмный сосновый бор и мы, освещая путь фонариками, непрерывно шарили лучами света и по близлежащим кустам. Ибо всё ещё тлела небольшая надежда, что Люда Марченко уснула где-то здесь.

В общем, не зря Иван Пырьев прибежал искать Людмилу в наш терем-теремок. Дело в том, что «Дом творчества театральных деятелей» находился около железной дороги, далее располагалась дача Углова, потом километровая лесополоса и уже затем море. И некий неизвестный участник фестиваля напел товарищу Пырьеву, что видел, как Марченко вышла из «Дома творчества» и пошла ко мне на огонёк. Однако после инцидента я сам разыскал свидетельницу, которая выпивала с Людмилой, и уже она показала, что актрисе просто захотелось этой чудной ночью поплескаться в водах Финского залива. А ещё она же добавила, что я зря беспокоюсь, ничего с Людкой не случится, пошатается и вернётся.

Поэтому на данный момент кинорежиссёр Пырьев, держась за сердце, стонал в нашей гостиной, а актриса Марченко в невменяемом состоянии ушла купаться. То есть только за эту ночь мы могли получить сразу два хладных трупа, что «чёрными пятнами» легли бы на мою репутацию. И опять всплывал какой-то неизвестный «доброжелатель» с неприметным лицом, который искал любую возможность, чтобы мне за что-то отомстить.

— Я с Людкой работал на «Младшем брате» и она уже тогда могла что-нибудь такое отчебучить, — признался Андрей Миронов, освещая фонарём кусты. — А сколько раз я ей говорил: «Люда, остановись! Что ты с собой делаешь? Тебя же просто перестанут снимать».

— Андрюша, остановись, — буркнул я, и вся наша спасательная команда тут же замерла на месте. — Слышали чей-то голос? Кажется, кто-то крикнул «мама».

— Птицы, наверное, — шёпотом произнёс Лев Прыгунов. — Птицы иногда ночью кричать самыми настоящими человеческими голосами.

— А что будет, если Марченко вдруг утонет? — прошептал Олег Видов.

— Что будет? Что будет? — вполголоса проворчал я, сделав шаг в сторону лесной чащи и посветив фонариком куда-то вглубь. — Тогда Люда на всю жизнь останется одной из самых гениальных актрис поколения. Так уж устроено наше примитивное линейное восприятие действительности. Если артист на пике славы умирает молодым, то он автоматически становится легендой. А если вдруг доживает до седин, наделав на старость лет множество ошибок, то после кончины превращается в мудозвона, который сдулся и профукал свой талант.

— Ерунда, враки, — захихикал Миронов, который умрёт в 46 лет и не запятнает своё имя ни участием в политической буффонаде, ни съёмками в какой-нибудь сомнительной рекламе банков или финансовых пирамид. И будет по праву признан одним из самых выдающихся актёров советского союза.

— Мне иногда кажется, что тебе, Феллини, лет шестьдесят, не меньше, — неожиданно признался Прыгунов и попал своей странной догадкой в самую точку.

— Вот что, мои дорогие шестидесятники, давайте быстро к морю, нет её здесь, — предложил я и сам же буквально побежал по узкой лесной дороге вперёд.