Гость из будущего. Том 4

— Для инноваций у нас есть НИИ, — проворчал Семичастный.

«Да-да, НИИ, — усмехнулся я про себя. — Алексей Пажитнов, изобретатель „Тетриса“, тоже в НИИ штаны протирал, получая сущие гроши. Хотя своим изобретением мог для себя и страны заработать сотни миллионов долларов. Между прочим, компании Nintendo эта детская забава принесла до трёх миллиардов зелёных американских рублей».

— НИИ работают по госзаказу, и на инновации у них элементарно нет времени, — возразил я. — И потом мы, творческая интеллигенция, принесём государственной казне гораздо больше денег, если будем давать концерты как частники. Просто нужно внести соответствующие правки в закон.

— По поводу твоих ленинградских концертов, мы ещё поговорим, — хмыкнул Владимир Семичастный. — Или ты думаешь, что мне ничего неизвестно? Ладно, поехали, самолёт ждать не будет.

«Вот это поворот? — подумал я, молча пошагав в машину. — Кстати, а чего я так раздухарился-то? Вмешался в историю, чтобы вместо Лёни Брежнева на кремлёвский трон усадить „Железного Шурика“ Сашу Шелепина, а ради чего? От Брежнева я знаю что ждать. Он благополучно погрузит страну в сонно-алкогольное болото, которое „глубинным народом“ будет восприниматься как рай земной. Ну а чего? Головой же соображать не надо: пришёл в цех — болтов наточил, вышел с проходной — выпил пива с водкой, лёг в кусты и счастлив. За тебя всё решили, всё сделали. Нужна продукция завода кому-то или нет — это дело сотое. Государство большое, богатое, нефти и газа завались, поэтому можно жить на расслабоне. Кстати, тебя и квартирой обеспечат после десятилетней очереди или пятилетней, если предприятие является оборонным. Кроме того летом, коли не все деньги с дружками пропиты, можно и на Чёрное море смотаться, где в пляжный сезон курятники, кладовки и сарайки сдаются как съёмное жильё. Бумажный кулёчек отварных креветок — рубль, стакан вина — 20 копеек. Не жизнь, а лафа. А вот чего ожидать от „Железного Шурика“ я пока не знаю. Как начнёт гайки закручивать, пересажает всех фарцовщиков, перекроет возможность играть „левые концерты“, накроет заведения всех „цеховиков“. Во что тогда люди будут одеваться, когда своя промышленность вся заточена на „военку“? Хуже того он и воевать куда-нибудь в Африку полезет. Ведь если в джунглях реки Лимпопо не построить социализм, то всё, жизнь прожита зря. Влип я, однако, влип».

— Что обиделся из-за концертов? — криво усмехнулся Семичастный, когда служебная «Волга» вырулила к зданию аэровокзала. — Это же противозаконная деятельность?

— Если закон запрещает зарабатывать честным трудом, то с законом что-то не так, — проворчал я.

— Ну и сколько ты выручил за прошедшую неделю? — снова усмехнулся председатель КГБ.

— Полторы тысячи, — буркнул я. — Семь концертов за три дня. И чтобы так пахать здоровье нужно конское.

— И зачем тебе тогда снимать кино? — примирительно хохотнул Семичастный. — Ладно, не обижайся. Давно пора всю вашу артистическую братию как-нибудь грамотно оформить. Есть в этом рациональное зерно, — на этих словах Владимир Ефремович протянул мне ладонь для рукопожатия и добавил, — сейчас подойдёшь к окошку администратора, и тебя посадят на ближайший рейс до Ленинграда. А 16-го будь готов.

— Всегда готов, — сказал я, тяжело вздохнув.

* * *

Уже в самолёте под успокаивающий гул двигателя я немного расслабился, прикрыл глаза и мысленно вернулся к загадочному письму. И мучил меня один единственный вопрос: «Как мой странный незнакомец сумел заглянуть в будущее?». Я ведь ни на секунду не сомневался, что это его рук дело, а так же ни капельки не верил, что моего собрата по путешествию в прошлое заботит судьба страны и волнует какой-то там НЭП. Его больше всего заботила возможность половить крупную рыбу в мутной воде лихих 90-х годов. Так как если сейчас в 60-е легализовать частное предпринимательство, то никаких лихих 90-х не будет. В 90-е установится обычная размеренная европейская жизнь: без бандитов, разборок, без стремительного накопления воровского капитала. А если и будут какие-нибудь массовые беспорядки, то они вспыхнут либо вокруг футбола, либо из-за хоккея, чего и в благополучной Европе предостаточно. Даже бастующих шахтёров в 90-е не будет, а совхозы и колхозы постепенно превратятся в большие фермерские хозяйства.

«Как же ты заглянул в новое будущее? — пробурчал я про себя. — Итак, если верить моему знакомому, бывшему сотруднику КГБ, то в секретной лаборатории испытуемых отправляли в прошлое с помощью регрессивного гипноза чуть ли не ежедневно. То есть „путешественники во времени“ просыпались в прошлом множество раз и скорее всего в один и тот же день. Значит мой „странный незнакомец“ прожил этот 1964 год десятки раз! Следовательно, новую дату правительственного переворота он узнал самым элементарным способом: он притаился и спокойно прожил эти дни, затем собрал все сплетни, слухи и вернулся обратно в 90-е годы, где добыл ещё больше дополнительной информации о смещении Хрущёва. И с этим багажом знаний он прыгнул обратно в начало 1964 года. Интересно, как такое вообще возможно, как возможны такие прыжки во времени? Может быть, здесь в прошлом нужно произнести какое-то кодовое слово, чтобы проснуться в 90-х? Однако есть нестыковка. Если я изменю будущее, то никаких опытов с перемещением в прошлое и никакого секретного отдела больше не будет. Хотя и тут есть лазейка, „мой незнакомец“ мог воспользоваться услугами самого обычного постороннего гипнотизёра. С его опытом перемещений, секретный отдел вряд ли нужен. Хлоп, и вот он уже знает дату снятия Хрущёва и знает, что страна пойдёт по пути НЭПа. Ничего-ничего, он у меня когда-нибудь допрыгается».

— Что вы сказали? — спросила меня голубоглазая симпатичная стюардесса, которая из головного отсека самолёта, где я сидел на откидном сиденье, намеревалась вывезти тележку с разными вкусностями в салон.

— Возможно, я что-то пробормотал сквозь сон? — смущённо пробурчал я. — Хотя один вопрос у меня имеется, — я расплылся в широкой улыбке, показав стройный ряд своих белых зубов. — Скажите, если бы ваш самолёт имел возможность периодически летать в будущее, примерно на 30 лет вперёд, что бы вы там сделали?

— В будущем? — захихикала стюардесса. — А на какой срок?

— На день.

— Нууу, одного дня мало, — закапризничала девушка, — давайте хотя бы дня на три?

— Хорошо, — согласился я.

— Сначала бы пробежалась бы по магазинам, чтобы прикупить что-нибудь модное, — стюардесса принялась загибать свои тонкие пальчики. — Затем сходила бы на современное кино, в ресторан, может быть, на день слетала бы на Луну. Всё же интересно узнать, как там в космосе? Ха-ха. А потом встретила бы саму себя и спросила, каких ошибок лучше избежать? А ещё — с кем лучше всего создать семью? — на этих словах девушка немного погрустнела.

— Хорошие желания, — улыбнулся я, — жизненные.

— Скажите, а вы — режиссёр? — стюардесса с интересом посмотрела на меня, особенно заинтересовавшись моими американскими джинсами и кроссовками.

— Кхе, работаю на «Ленфильме».

— И что-то уже сняли? — улыбнулась она и как бы невзначай прикусила свою нижнюю пухленькую губу.

— Нет пока, я ещё начинающий, — соврал я и, мысленно проворчав, что мне только любовных интрижек на стороне не хватало, снова закрыл глаза.

— Я вам через десть минут кофе принесу, а вы мне расскажите что-нибудь про кино, договорились? — спросила миловидная девушка, которую я, наверное, чем-то успел заинтересовать.

— Хорошо, — смущённо кивнул я.

* * *

К пятнице 11-го сентября все секретные переговоры в «Барвихе», все мысли о перемещениях во времени и идеи по обустройству светлого советского будущего, которое может быть наступит после снятия Никиты Хрущева, улетучились на второй план. Так как, во-первых, я почти сутки не спал, монтируя киножурнал, а во-вторых, на послеобеденный просмотр этого материала приехали: директор Ленинградской студии кинохроники Валерий Соловцов и начальник КГБ по Ленинградской области Василий Шумилов. В общем, кто-то из «доброжелателей» успел настучать, что в моём киножурнале есть сведения, которые вредят безопасности всей нашей огромной страны.

Кроме весельчака Соловцова и его полной противоположности Шумилова, человека с печальным и неприметным лицом, в просмотровый кинозал были допущены: директор киностудии Илья Киселёв, режиссёр Леонид Быков, актриса Нонна Новосядлова и руководитель Первого творческого объединения «Ленфильма» Иосиф Хейфиц. Кстати, Леонида Фёдоровича и Нонну я пригласил специально, чтобы они хоть чуть-чуть разрядили напряжённую обстановку. А вот Саву Крамарова на показ затащить не удалось, потому что он ещё утром улетел в Москву на озвучание фильма «про завтрашнюю улицу». Что касается Хейфица, то он пришёл сам, и что-то мне подсказывало, что кляузу написали по его заказу.

— Включай, Серёжа! — крикнул Илья Киселёв киномеханику, когда все присутствующие заняли свои места.

Я и Нонна присели с краю, чтобы видеть реакцию товарищей Соловцова, Шумилова, Хейфица и Киселёва. А Леонид Быков, который своей ролью профессора остался немного недоволен, разместился в самом центре просмотрового кинозала.

— Спокойно, всё будет хорошо, — шепнула мне Нонна.

«Посмотрим», — подумал я, взяв свою девушку за руку. Наконец, погас свет и на экране сначала появился логотип Ленинградской студии кинохроники, затем логотип «Ленфильма», а потом зазвучал коротенький музыкальный джингл, который мне сыграл на электрооргане клавишник «Поющих гитар» Лёва Вильдавский. И через пару секунд вместо логотипа нарисовался профиль итальянского физика Галилео Галилея, а поверх профиля проявилась диагональная надпись: «Галилео». Именно так я назвал своё киношное детище.