Гость из будущего. Том 4

А после сюжета в кадре снова появилась наша футуристическая студия, где студент-стиляга Сава Крамаров неожиданно предстал в аккуратненькой и комичной шапочке из фольги. Этот сюжетный ход я придумал прямо во время съёмки киножурнала.

— Борис, — всплеснула руками студентка-отличница Нонна Новосядлова, — прекрати! К чему опять твои глупые шуточки? Мы здесь разговариваем о важных вещах.

— Да какие шуточки? — обиделся Савка. — Я, может быть, готовлюсь к отражению атаки бунтующих машин! А вдруг они придумают что-нибудь подавляющее нашу человеческую волю и психику? Например: специальный зов роботов? О, началось! — вскрикнул он.

И тут же за кадром зазвучали «Поющие гитары», которые исполняли инструментальную композицию из кинофильма «Отроки во вселенной». Фильм этот ещё не скоро снимет кинорежиссёр Ричард Викторов, однако драйвовый мотив музыкального «зова» я знал превосходно. И именно под него стал дёргаться и изгибаться Сава Крамаров. Я же невольного захихикал, вспомнив, как снимали данный эпизод, и как я показывал всей съёмочной бригаде странный танец инопланетянина Агапита.

— Спокойно, Борис! — рявкнул профессор Леонид Быков. — Это в соседней студии репетирует музыкальный ансамбль.

В этот момент музыка моментально стихла, а шапочка из фольги слетела куда-то на пол.

— Возмутительно, — проворчала студентка-отличница, поправив на носу очки.

— Чуть-чуть не сцапали, — буркнул студент-стиляга. — Профессор, а у меня вот какой появился вопрос. Сейчас ведь техника в кино развивается семимильными шагами, а вдруг кто-нибудь возьмёт, да и снимет вот в таком же кинопавильоне высадку на Луне, а потом выдаст это за чистую монету? Может такое случится или нет?

— Мне кажется, что у кого-то голова под шапочкой из фольги слишком сильно перегрелась? — язвительно заметила отличница. — Это, Линейкин, невозможно! Во-первых, в кинопавильоне используются разнонаправленные источники света, поэтому тени будут смотреть в разные стороны.

— А во-вторых, по рисунку звёздного неба, каждый астроном легко раскроет обман, — поддакнул профессор. — Это мы на Земле из-за наличия воздушной атмосферы, которая рассеивает солнечный свет, в дневные часы не видим звёзд. А на Луне атмосфера практически отсутствует, поэтому там звёзды должны сиять яркими и сочными красками в любое время суток. И потом мы уже упоминали проблему убийственного космического излучения, которая пока не решена. Однако мы немного отклонились от темы киножурнала. А между тем наша Солнечная система таит не меньше загадок, чем галактика Млечный Путь. Смотрим заключительный сюжет…

* * *

Когда 15-минутный киножурнал закончился, и когда в просмотровом кинозале зажегся свет, то директор Ленинградской студии кинохроники Валерий Соловцов и наш «ленфильмовский главнокомандующий» Илья Киселёв разразились аплодисментами. Похлопал в ладоши и начальник Ленинградского областного КГБ Василий Шумилов. А вот Леонид Быков и Иосиф Хейфиц сидели с кислыми лицами. Леонид Фёдорович, который исполнил роль профессора, был крайне недоволен своей бородой и усами, поэтому ещё до киносеанса, в кулуарном разговоре заявил, что из-за этой идиотской бороды его никто не узнает. «Так у нас с тобой, Феллини, дело дальше не пойдёт, — проворчал он. — Сам киножурнал получился что надо, тут не поспоришь, и смешно, и увлекательно. Но извини, я там вместо себя вижу какого-то Деда Мороза». Я же сказал, что хорошего актёра никакая борода испортить не может, и что будет дальше не известно никому.

— Отличная работа! — первым высказался Илья Киселёв. — Как вы считаете, Василий Тимофеевич? — он тут же обратился к товарищу из КГБ.

— Лично я никакого криминала в этом киножурнале не нашёл, — ответил Шумилов, покосившись на Иосифа Хейфица. — Бодро, весело, — произнёс он с непроницаемым и скучным лицом.

— А к чему была эта шапочка из фольги? — проскрежетал Хейфиц. — На что это был намёк?

— Иосиф Ефимович, это был просто юмор, — заступился за меня Леонид Быков. — В наших сюжетах звучит много технической информации: парсеки, плоскость эклиптики, первая космическая скорость, вторая. И чтобы интерес к серьёзной информации не пропал, нужно делать паузы или контрапункты.

— Это шапочка что ли контрапункт? — рыкнул Иосиф Хейфиц.

— Да, Иосиф Ефимович, — ответил Быков.

— Лично мне очень понравилось, — высказался Валерий Соловцов. — Завтра же копию отправим в Госкино. Пусть там решают, как будет размещаться наш киножурнал. Я думаю, его лучше всего показывать перед детскими киносеансами, как «Хочу всё знать».

— Правильно, но я бы и более взрослую публику не сбрасывал со счетов, — кивнул Илья Киселёв, пожав руку своему коллеге из ленинградской кинохроники. — У Савы Крамарова сейчас просто всенародная любовь какая-то. Вы бы видели мешки писем в моём кабинете, — похвастался он товарищу из КГБ. — Есть ещё замечания? — спросил он у Хейфица.

— Нет, — недовольно пробурчал кинорежиссёр, который после фильмов «Дело Румянцева» и «Дорогой мой человек» в историю советского кинематографа вписал свой имя навсегда, но по какой-то причине этот мастер советской мелодрамы испытывал ко мне стойкую неприязнь.

«Ничего не поделаешь, — подумал я, выходя из кинозала, — всем угодить нельзя. Какого-то будет раздражать твой уникальный киношный подчерк, а кого-то будут бесить твои взгляды на жизнь и твоя философия. Невозможно быть хорошим сразу для всех».

— В кафе? Отметим? — спросила Нонна, которую я как взял за руку во время просмотра, так и держал до сих пор.

— От кофе и пирожного я бы не отказался, — кивнул я.

— Феллини, на два слова, — отозвал меня в сторону Илья Киселёв, распрощавшись со своими гостями.

Я шепнул Нонне, чтобы она шла в кафе, а сам прошёлся за Ильей Николаевичем и присел на край какого-то деревянного ящика. К сожалению, в коридорах нашего «Ленфильма» царил не меньший бедлам, чем на «Мосфильме». Здесь тоже каждый божий день что-то перетаскивали и что-то складировали. И пока такой рабочий беспорядок не мешал снимать хорошее кино ни в Ленинграде, ни в Москве.

— В курсе, что на тебя Хейфиц и Козинцев зуб точат? — прошептал он.

— Это крайне вредное занятие, — улыбнулся я. — Точение зубов вредит зубной эмали и ведёт к потере самого зуба, а они у нас, у людей, не отрастаю заново как у акул.

— Хватит умничать, — прошипел Илья Киселёв. — Делай, что хочешь, но с Козинцевым и Хейфицем помирись. Если на простой детский киножурнал приехал сам начальник ленинградского КГБ, то что будет дальше?

— А дальше приедет сам генеральный секретарь ЦК КПСС, — хохотнул я. — Нет у меня времени, ни на Козинцева, ни на Хейфица. У меня сегодня два вечерних концерта, завтра — два концерта, а послезавтра, в воскресенье я еду на целый день с музыкантами и актёрами в Гатчину. Пашу аки конь.

— Кстати, что касается твоих музыкантов, — ткнул в меня пальцем директор киностудии, — второй съёмочный павильон на следующей неделе нужно освободить.

— Как освободить? — опешил я. — Вы же сами дали добро на фильм-ревю? И потом где нам репетировать? Мы же деньги в казну киностудии приносим?

— Не хотел тебя раньше времени огорчать, — замялся Илья Николаевич. — Всё же у тебя сегодня праздник, торжественная сдача киножурнала. А со следующей недели я тебя официально отправляю в отпуск по состоянию здоровья.