Государственный палач

Человек создан для службы, для карьеры, для творчества, для безделья, которое, видимо, и есть высшее человеческое предназначение на земле.

В самый разгар этих политически-семейных рассуждений-трактатов я поймал себя на непредусмотренном желании: мне вздумалось облобызать беззащитное, украшенное золотящейся солнечной паутиной ухо моей сладко почивающей жены. Вернее сказать, меня обуяло острейшее желание приласкать эту выразительную, нежную, с едва приметным проколом, живую розовеющую мочку, – точно в мое сердце вспрыснули какой-то любовно-чувственный раствор.

Хотя, если быть последовательным психологом, один вид этого вызывающе прелестного органа должен возбудить во мне пренебрежительные защитные эмоции, обыкновенное здоровое отвращение. А может, вновь старина Фрейд обходит дозором свои владения: мое подсознание, которое добровольно содержит себя глубоко под коркой, в таинственной непознанной темнице… А впрочем, безо всяких аналитических фрейдов ясно, что со мною делается: натуральная проснувшаяся похоть встрепенулась, самец зашевелился. И опять я стал наливаться-накачиваться ядреным помидорным соком.

Сорвать-содрать с этих наглых эгоистических форм одеяло и с бешеной животной неукротимостью овладеть собственной женой, без трусливого обязательного предупреждения, без осточертелых прелюдий-ласканий, представить себя мужланом-любовником, который имеет права быть грубым и омерзительным, потому что он платит – и немалые – зеленые денежки! Именно немалые, да-с…

Нет, голубчик, не позволишь ты себе эту семейную игру-шалость в дикого мавра. Потому что существо, которое так сладко-мерзко посапывает подле тебя на семейном ложе, это давно уже не твое личное существо, на которое ты, вспомни-ка, голубчик, молился, боготворил, отдавал все ласки, которые могла нафантазировать твоя молодая, обезумевшая от любовного жара голова-головушка.

Этой другой головушки давным-давно уж нет. Вместо нее выросла-вылезла совсем не похожая на старую, бесшабашную. Трезвая, циничная, достаточно прагматичная башка, не компьютер, конечно, но где-то ближе к кассовому аппарату. Это все моя любезная супруга, это ее молитвами разумными обрел ее нынешнюю, рассудочную.

У нас скромная семейная фирма. Скверно, правда, что не удалось получить патент-лицензию-разрешение, вид на жительство как бы. Зато не обременяем службой-заботой районную налоговую инспекцию. Как бы скромные кустари-одиночки по производству… интимных утех.

То есть наша семейная фирма за определенную, достаточно высокую, плату разрешает пользоваться теплом существа, которое, дрянь такая, дрыхнет себе и… И на завтрак мне вновь придется употребить холостяцкую глазунью с кусочками грудинки.

А я жажду каши! Гречневой, с мясной подливкой, которую эта спящая колода превосходно умеет готовить. Моя любезная жена, хочу сразу похвастаться, искусный природный кулинар и кондитер. Как-нибудь при случае я поделюсь ее поварским секретом – покручусь возле, запомню детали-подробности и на свежую голову запишу процесс выпекания каких-нибудь чудотворных, воздушных восхитительных пирожков с валютными томлеными рыжиками под брусничный ядовито-фиалковый кисель…

Воспоминания о нежных душистых пирожках с грибами переломили мое очередное жеребячье настроение, даже голова прояснилась, точно мензурку полноценного французского «Камю» вытянул, не закусывая. И ведь какое издевательство терпит мой неудовлетворенный, незаряженный организм – не сметь трогать руками производственный станок… Станок-наковальня, на коей куется благосостояние нашей милой, добропорядочной ячейки-семьи, куются доходы нашей слегка нелегальной фирмы по производству самых земных и естественных утех-удовольствий.

По негласному общесемейному приказу на меня возложены обязанности менеджера, рекламного агента, личного телохранителя. За президента фирмы и главного счетовода-кассира, разумеется единогласно, моя любезная лучезарная супруга.

Самый главный цех – ее неподражаемое в ореховом атласном загаре тело – мы ведем общими усилиями. И следует сказать, ведем добросовестно. Специальная энергетическая гимнастика, вибромассаж и ручной в помощь. Наемные специалисты (кстати, я сам окончил ускоренные курсы массажистов), бассейн, сауна с финской парилкой, легкие, но калорийные ланчи, разумеется, комплекс разминочных и восстановительных упражнений. В иных нештатных случаях гипнотический общеоздоровительный сон-погружение. Минимальное знание просторечия той страны, жителем которой приходится наш уважаемый гость-клиент. Дотошное знакомство с текущей авангардной модой женских туалетов, в особенности нижнего, интимного гардероба.

И прочее, и прочее – всего не охватишь, не предусмотришь, потому что, если быть до конца искренним, мы ведь пока, собственно, прилежные ученики, и процесс усвоения программы идет одновременно с практическими занятиями.

И вообще, специализация нашей фирмы – это отечественный контингент. Во-первых, мы с женою нормальные русские недотепы-интеллигенты, из чего следует, что мы все-таки патриоты своей истерзанной, растаскиваемой во все мыслимые стороны страны – России. А во-вторых, родной российский, особенно с русской испорченно-простодушной харей, посетитель с распухшим кожаным портмоне большей своей частью никогда не куражится, не корежит станок извращенными нетерпимыми позами. Этого русского начинающего купца отличает и конфузливая трогательная повадка, и щедрость, и какая-то странная, на общем телевизионном фоне растлительных личностей, мужская и как бы топорная угловатая жалость-сочувствие к униженному предмету отдохновения.

А предмет отдохновения, он же рабочий специально настроенный станок, эдак томно-печально неспешно укроет прекрасные, лучащиеся нежным пониманием глаза черными опахалами ресниц и в тон угловатому сострадателю учащенно и несколько конфузливо проворкует одну из кротких, грустных легенд, сочиненных лично мною, мною же аккуратно перепечатанных на пишущей машинке и прилежно зазубренных ею, которая наш замечательно отрегулированный станок, наше нынешнее жизненное благополучие.

Я все еще истово лежал, разглядывал ухо жены, играючи пронзенное солнечным клинком-лучом, – изящное дамское ухо, от вида которого я какую-то минуту истекал вожделением, точно натуральный кобель, а теперь меня занимало другое не менее сладостное желание – отрубить, отсечь это беззащитное женское слуховое приспособление.

Боже мой, одним ласковым махом отсечь ей ухо – как же это сладко и мучительно! А затем увидеть ее глаза. А в них неподдельное возмущение, искренняя боль и недоумение – почему без ее личного разрешения я порчу «станок», который есть собственность фирмы? И какой же я гад и кто мне позволил!

И ведь прикажет: пришивай сейчас же, моджахед паршивый, иначе сам станешь «станком»…

Я машинально лежал и, страдая, лелеял в душе самую гнусную месть для этой очаровательной призовой кобылицы в солнечной паутине волос. Боже мой, и это родная законная жена, разве я о такой жене мечтал, за что мне такое наказание, зачем полюбил эту женщину, зачем позволил родиться моему ребенку, зачем ему, моему Даньке, такая мама? Завела ему какую-то гувернантку с английским уклоном и жадными, завидущими глазками, потому что мамочке всегда некогда: ее ждут на теннисном корте, потом в бассейне, потом крепкий двухчасовой сон, а потом, разумеется, тяжелый производственный цех нашей фирмы по производству постельных утех. А я буду четко исполнять суровую роль непреклонного, немногословного телохранителя, оснащенного миниатюрной переносной рацией, пейджером, официально зарегистрированным газовым оружием и еще кое-чем не огнестрельным, но не менее серьезным… Отпечатанными в памяти номерами телефона домашнего и служебного одного важного нашего, что ли, посетителя. Сказать: нашего клиента – у меня язык как-то не счел возможным.

Года полтора с нашей фирмой произошел не рядовой, а точнее сказать, замечательный случай. Нашу скромную контору «Утеха» посетило одно значительное Лицо. Не какое-нибудь лицо совершенно неизвестное, с тугим кошельком. Нет, именно Лицо. Именно с прописной буквы.

Это примечательное Лицо не гнушается ни нынешнего телеэкрана, ни первых, ни вторых полос независимой демократической прессы. Очень руководящее, с приятными располагающими чертами, с актерски поставленным голосом.

Это чистое, емкое Лицо со своей слепой страстностью не привечали лица, которые были недовольны своей партийной кличкой, – красновато-коричневая оппозиция.