Государственный палач
Шрифт:
И нате вам, на нашу фирму по чьей-то интимной рекомендации свалилось значительное Лицо. И черт бы с ним, лишь бы деньги исправно вносил в кассу. Так нет же – ему подавай ласки заднего прохода. Начитались, сволочи, разной бульварной порнухи – просветились, прониклись душком загнивающей западной цивилизации…
И черт его знает, что мужику не хватает? Такая сладкая баба, с таким загаром, с такими ножками…
Да-с, батенька, вырождаются мужики. А с вырожденческой психологией разве сумеют эти дяди управлять матушкой-Россией. А все равно ведь лезут и лезут, потому что нынче их время.
Я
Меня приятно удивила странноватая предупредительность Высокого гостя, когда он, не церемонясь, сразу же передал незапечатанный конверт с довольно кругленькой суммой в отечественных кредитных билетах и затем, как бы между прочим, по-свойски предложил не удаляться «телохранителю этой замечательной женщины, а составить непринужденную компанию…»
В свою очередь, телохранитель этой роскошной кобылицы чрезвычайно корректно, но категорически откланялся, сказавши в извинительной манере, что весьма тронут и благодарен за столь лестное приглашение, но специфика работы фирмы не предполагает нахождения третьего лица…
И тогда же я убедился, насколько это значительное Лицо не актер, потому что, не справившись с неудовольствием, которое вскипело у него внутри от моей нахальной речи, его значительное лицо тут же повело еще более вкривь, но, вовремя спохватившись, он голосом благожелательного убийцы выпроводил меня вон:
– И даже сюда проник формализм, бюрократизм, господи. Я не удерживаю вас. Вы свободны.
Я сам не большой любитель формалистики, однако у нас с женою с самого начала создания фирмы существовала устная декларация, в которой я торжественно обязывался не присутствовать в качестве наблюдателя или вольнослушателя в период производственного цикла.
– Если только я сама попрошу. Вдруг клиент покажется мне подозрительным или опасным для моего здоровья.
Пока такого случая мне не представилось. И слава богу! Откровенно говоря, я просто не могу и не хочу представить себя в пикантной ситуации, прислушивающимся из другой комнаты, как берут мою жену (какая разница, что эта роскошная женщина давно ненавидима всеми фибрами моей души), как она «страстно» заводится и сама заводит клиента, как представляет органистические стенания, как ревет-хрипит удовлетворенный опустошенный козырь-клиент…
Нет и еще раз – нет! Противоестественная, извращенческая картина. Хотя столько лет живя с этой красивой тварью, столько лет наслаждаясь ее телом, ее ненасытным телом, точно специально созданным для «службы» в подобных утешных фирмах, я, видимо, приобрел навыки мазохиста-дилетанта, но присутствовать почти рядом, слышать эти специфические развратительные звуки… Я и так-то стараюсь не давать полную волю своему
воображению.Хотя, черта с два, все равно все достаточно зримо и в цвете представляю. Особенно зримо, почти зрительно фантазировал, когда препровождал ее на свидание с первыми партиями клиентов.
И вот фирма работает, приносит вполне ощутимые доходы. Есть личные счета в двух порядочных частных банках. Сделались акционерами нескольких могущественных полугосударственных и частных объединений. Президент нашей фирмы собирается включиться еще в какие-то чрезвычайно выгодные трастовые операции.
Вообще в смысле делания денег моя стерва – неподдельный самородный талант. Я тут как-то заикнулся – а почему бы ей не заняться вполне легальным каким-нибудь производственным бизнесом? На что моя тигрица, не меняя выражения гладкого, всегда прибранного лица и не отводя тупого взгляда от телевизора, в котором шевелились, мило прелюбодейничали какие-то разложившиеся видеотрупы-персонажи, авторитетно, с терпеливой педагогической интонацией, заверила:
– Миленький мой, когда сочту нужным – наша фирма обанкротится. И я открою новое дело. А пока мне наше дело по душе. Я свободный художник. Хочу – работаю. Не хочу – мужа своего люблю…
И ее тигриные выразительные, плотские глаза безо всякого удовольствия (как мне помнилось) скользнули по моей фигуре, пренебрежительно застряв на доли секунд на моих родных глазах.
А ведь как играет, стервозная дама, ведь актриса же, а сама без меня ни шагу.
Любит потому что…
Потому что я свет в ее окошке.
Потому что, когда грязь и искренняя пошлость возле, подле, вблизи – кругом, – ей нужна отдушина, чистый незамутненный чистоганом взгляд, взгляд ее ленивого мужа, который по какой-то странной случайности вдобавок еще и детский писатель, сочинитель детских безобидных историй и приключений.
– Ты у нас, папулечка, талантище! А за это тебе многое прощается. Был бы ты обыкновенный – ты бы у меня бегал. Я бы тебя научила, как делаются деньги. Сиди уж, сиди. Думай свои детские сказки.
Этюд пятый
И прошел почти год со дня основания нашей утешной семейной фирмы. И я почти привык. И понапрасну не третирую свои воображательные способности.
Зато в последние месяцы самым пунктуальным образом участвую в сновиденческих обрядовых казнях. В этих обрядовых снах мне жить совершенно не страшно, совсем напротив, там я занят или, точнее, привлечен на весома ответственную службу – я служу Государственным исполнителем приговоров, которые исключительно подразумевают смертную казнь через четвертование при прямой телевизионной трансляции.
Я самым тщательным образом, не без профессиональной грации привожу в исполнение высшие наказания, которые вынесли члены Присяжного Демократического Суда Священной Демократической Империи-к о л о н и и. Впрочем, слово «колония» в официальных бумагах не употребляется. Это второсортное словечко в основном фигурирует в пресс-устах патриотической оппозиции, и…
А впрочем, я ни черта не понимаю в этих сновиденческих политических дебатах, и головной боли мне вполне достает на разрешение моих личных проблем.