Говори со мной по-итальянски

— Я никогда не забуду, как впервые пересекся с тобой глазами. Тогда, на пляже. Я никогда не забуду, что тогда почувствовал. Ты засела у меня вот здесь, — пальцем свободной руки Лукас стучит по своему виску, поглядывая на мои губы. Он неосознанно проводит языком по своим, и оглядывает помещение, о чем-то размышляя. Потом парень резко поднимает голову обратно вверх.

— Поехали со мной в Лондон? — предлагает вдруг

Блэнкеншип.

Я выпадаю в осадок от такой абсолютно непредвиденной и скоропостижной инициативы. Мой рот автоматически трансформируется в букву «о», и мозг ещё несколько секунд обрабатывает «запрос», прежде чем я могу хоть что-то ответить Лукасу.

— О чем ты… говоришь? — усмехнувшись безрадостно и шокировано, я качаю головой.

Он хватается за меня двумя руками, пробирается ими неспешно наверх и кладет красивые ладони с длинными пальцами на мои скулы. Из чего следует, что я гляжу только на него, не смея прервать зрительного контакта.

— Я улажу… Я улажу все дела с твоими подругами, я проконтролирую, чтобы Пьетра извинилась перед тобой. Мне плевать, что будут говорить о нас, если слухи распустятся в

«Тор Вергата». Я хочу, — пусть я и не имею права даже мечтать о таком, — чтобы ты тоже наплевала на окружающих, и отдалась мне. Стала моей, Ева. — Каждое его слово, каждая буква, без прибавлений и раздуваний, преисполнены горячностью, воодушевлением, пылкостью.

Этого никак нельзя не расслышать Я задыхаюсь от его прикосновений, от его отчаянных намерений. Мне, по сути, даже неизвестно, что происходит, как это назвать, и куда это приведет, и всего на некоторое время, выбросив весь негатив, я смотрю на нашу ситуацию по-другому: никогда никто не был со мной до такой степени увлеченным и вдохновленным.

— Поехали в Лондон на осенних каникулах? Мы, как раз, отпразднуем там День Благодарения. Я покажу тебя своим друзьям и родственникам. Я покажу им, какая ты! — дополняет темпераментно Лукас. Забыв о своих нескончаемых заморочках, я с задором интересуюсь у него:

— Какая?

— Замечательная…, - на выдохе произносит Блэнкеншип.

Он прислоняет меня к стене, следом крепко прижимается, вызывая во мне возбуждение, вызывая во мне настоящие эмоции. Его руки так и остаются на моих щеках, ощупывая бережно кожу лица, спуская к шее. Языком Лукас поначалу ласкает губы, что и является причиной трепета и нешуточной взволнованности. Но потом проникает внутрь, создавая пожар во рту, и тем самым влияя на мое тело непостижимым образом.

Я льну к нему ближе, сама желая придать ласкам экспрессии и яркости. Поцелуй Алистера не идет ни в какое сравнение с тем, что творит со мной Лукас. Если бы кто-то пару месяцев назад сказал, что я буду чувствовать к Блэнкеншипу… влюбленность… я бы врезала этому человеку. А теперь даже не знаю, что предпринимать, как вести себя, когда внутри бушует страсть.

Лукас сам прерывает поцелуй, и я закусываю нижнюю губу от досады. Он прислоняет свой лоб к моему, густо смыкает веки и принимается пришептывать, отчего я становлюсь ещё более мокрой:

— Я хочу тебя, — почти с болью отдается в его голосе. — Боже, как же я сильно хочу тебя…

Мне думается выкрикнуть: «Я тебя тоже!», но сдерживаюсь, соблюдая недолгую паузу.

— Хочешь узнать кое-что? — слегка изогнув губы в улыбке, говорит парень.

Я тянусь и целую его, он в ответ сладко отвечает мне.

— Хочу, — шепчу у уха Блэнкеншипа.

Он высказывается не тот час же, но когда я слышу следующие слова, мои колени подкашиваются сами собой, а надетое кое-как пальто спадает с плеч:

— Только из-за тебя я полюбил Италию. Этот город, в частности. Только благодаря тебе.

Непредвиденно Лукас хватает меня на руки. Он весело смеется, довольствуясь моей реакцией: смущение, тревога и легкое замешательство — все, держу пари, отразилось на моем лице. Парень сажает меня на стол, который разместился совсем рядом. Он совсем старый, а на его краю лежат тетради, блокноты, тоже не отличающиеся новизной и свежестью. Я улыбаюсь, пройдя этап обескураженности и успокоившись, завидев теплоту его холодных глаз. Как бы странно и эксцентрично это ни звучало.

— Эй, — он поднимает мой подбородок, когда я опускаю глаза в свободную область промеж наших тел. — Посмотри на меня.

Лукас достаточно ловко и без промедления укорачивает расстояние, и мне больше нечего лицезреть, поэтому я вскидываю на него взгляд — в котором определенно поселилось блаженство и восхищение. Британец натягивает пальто мне на плечи, вынимает из кармана мой мобильный, который чуть на свалился на пол, и кладет его на стол вблизи моей правой ноги.

Взор Лукаса красноречивее всех на свете слов. Но внезапно он принимается стягивать с меня джинсы.

— Ты что делаешь?! — растерянно, со страхом восклицаю.

Указательный палец Лукас прикладывает к губам, растянутым в коварную улыбку. И не знаю, что мне от нее ждать. В один миг все переменилось. Я все ещё та же трусиха, и на долю секунды даже подумалось, что Лукас хочет изнасиловать меня. Конечно, эта гнилая мысль быстро покинула голову.

Мистер Блэнкеншип, засучив рукава, словно собирается заняться ремонтом мотоцикла, доводит пояс темно-синих джинсов до колен, а затем в достаточной степени быстро сдергивает крохотные серые стринги в цветочек. Приподняв меня за бедра, он внимательно следит за моим выражением лица, и начинает водить по моим влажным складкам пальцем.

Через пару мгновений — уже двумя. Удивительно — но мне вовсе не страшно. Совершенно, напротив — я ощущаю приятную дрожь, тягучую елейную боль внизу живота и сладостное покалывание в области груди. Я хочу прикоснуться к соскам, но практически по талию укутана в одежду. Им.

Лукасом.

— Я собираюсь стереть границы, — заговорщическим шепотом сообщает британец.

Он сказал это по-итальянски, и этот английский акцент ни с чем не сопоставляем. От его слов становится еще лучше, когда пальцы касаются набухшего клитора. Я выгибаю спину, а после слышу его слабый вздох.

— Я бы предпочла, чтобы мы ликвидировали с тобой все границы прямо на ринге…

Он чуть сгибается, приставив свою левую ладонь к стене над моей головой. Мы затруднительно и напряженно дышим в унисон. Я, сколько бы раз сама не достигала оргазма, понимаю, что никто не сделает это со мной лучше, чем другой человек — желательно, мужчина. А в идеале — Лукас

Блэнкеншип. Он аккуратно входит внутрь, слегка расширяя меня, не применяя больше одного пальца. Пока что. Я чувствую слабую несущественную боль. Она не так значительна, как удовольствие, которое я получаю, просто переглядываясь с британцем. Дразня его глазами, опуская ресницы, взмахивая ими, приоткрывая губы и постанывая. Он сходит с ума, этого не отнять.

— Перестань, — сексуально усмехнувшись, он мотает головой, не косясь в мою сторону, — не смотри так.

— Как же? — продолжаю дразнить, и сейчас шире раздвигаю ноги.

Его умопомрачительные глаза цвета морской волны увеличиваются. Меня забавляет такое состояние Лукаса, и становится намного приятнее чувствовать, как он увеличивает темп своих ласк.

— Никакого ринга, — отвечает Блэнкеншип на мое предыдущее замечание. — Все будет иначе, ты лишишься девственности по другому, просто… я не мог сдержаться…, — признается британец, осматривая свою руку у меня между ног.