Говори со мной по-итальянски

Доминик сильно хмурится.

— Ты утрируешь, Ева.

— Ничего подобного. Ты просто не была на моем месте. Мне хотелось испариться вчера, хотелось раствориться в воздухе.

— Пьетра не хотела…

— Что она не хотела, Селест? — придерживая полотенце, наклоняюсь вперед, слыша свое тяжелое дыхание. Я смотрю прямо на подругу, не отрывая от нее взгляда. — Ни в чем не разобравшись, стала предъявлять обвинение, действуя лучше любого прокурора. Отныне, пожалуйста, выпишите мне на бумаге мои права. А я поставлю свою подпись.

Доминик перегораживает выход из гостиной, встав передо мной.

— Бессмысленно, — спокойно комментирую я.

Но Доми качает головой, по всей видимости, не собираясь уступать мне дорогу.

— Вы ещё помиритесь, Ева…

— Дело не в этом, — перебиваю ее я, — а в том, какой, оказывается, меня считают. Думаешь, приятно чувствовать себя ущербной? Единственной в компании, кому нужны подработки. И ко всему прочему, спешу объяснить, — встав в позу, я смотрю то на Доми, то на Сел, — ничего не было с

Маркусом. С Лукасом и Дейлом тоже. Я устала от секретов.

Хотите знать всю правду? Спросите у Диего, что произошло.

Думаю, он захочет поделиться с вами…

Я обрываю себя на полуслове, посмотрев в окно. Мне нужно было сделать что-нибудь, чтобы не продолжать. Я больше не хочу расплакаться, впасть в уныние. Не чувствуя себя жалкой, я стала намного сильнее, меня это безгранично радует, но пора остановиться — не хочу вести беседу о неимоверно серьезных вещах в таком виде.

— В чем дело? — Селест делает глубокий вдох и встает с софы.

— Диего знает что-то, что не знаем мы?

Я все-таки обхожу Доминик. Перед тем, как повернуть ручку двери своей комнаты, я поворачиваю к девочкам голову.

— Вернее будет сказать, узнал ночью. Кое-что запредельно изменилось прошлым днем.

Я прячусь в спальне, прокричав оттуда подругам:

— А теперь отправляйтесь на занятия. Пообщаемся позже.

Не жалею, что практически раскрыла все карты. В ближайшем будущем девочки и Диего сойдутся в одной непростой беседе. Я не хочу, чтобы обо мне ходили дурные слухи. И не должна скрывать подростковое происшествие, в этой истории стыдиться нужно не мне.

* * *

К счастью, девочки все-таки догадались оставить меня, поэтому, надев простые джинсы, растянутый свитер и кое-как завязав волосы, я выхожу в пустую гостиную. Глубоко в душе радуюсь этому. Никаких перекусов. Никаких новых раздумий, мне хватило старых. Я запираю дверь на ключ, быстро спускаюсь вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

Расстегнутое пальто и болтающийся на шее шарф вовсе не смущает, мне просто не до таких мелочей. Пройдя немного, дохожу до самого центра и ловлю такси прямо у Колизея.

Машина останавливается не сразу, а когда это происходит, какая-то наглая девица юркает в салон быстрее меня и посылает мне виноватый взгляд, раньше чем авто отъезжает. Я стараюсь не раздражаться, но хотелось бы выдернуть этой стерве все волосы. Странно, как одна маленькая, незначительная вещь становится последней каплей, и ты просто взрываешься, начиная ненавидеть каждого человека во всем городе. В смысле, сейчас у меня не такой момент, но я близка. Чертовски близка.

Стоит, наверное, подойти к официальной стоянке, чтобы поймать такси, но до нее идти довольно долго, а если вызову по телефону, ждать не менее получаса. И хоть в Риме таксисты нечасто останавливаются по взмаху руки, у мамы всегда это получалось, она ловила удачу на лету.

Наконец, спустя минут пятнадцать, возле меня тормозит белая Тоуоtа Auris[2]. Я открываю пассажирскую дверь, в ту же секунду обратив внимание на счетчик, на нем горит: три евро. Я знаю, в какой район ехать, но не знаю, насколько мы будем в него углубляться.

— Ciао! — радостно улыбаясь, здоровается усатый водитель. — Siеditi, ti pоrtо dоvе vuоi![3]

— Мне нужно до Гарбателлы[4]. — Передумав садиться вперед, я открываю заднюю дверь. — Знаете ли вы про заброшенный спортивный комплекс, который находится в том районе? — Я, разумеется, разговариваю с ним также по-итальянски.

Большинство местных жителей или не знают английского совсем или знают его очень плохо. Мы общаемся на своем языке, но я невероятно довольна тем, что могу поддерживать беседы и с представителями других стран и национальностей.

Я запомнила, в какой квартал мы заехали тогда с Лукасом, но впервые была в зале, в который он меня привез.

— Cеrtо, signоrinа! Dоро vеnticinquе minuti siаmо sul pоstо[5].

О'кей. Я мысленно высчитываю, учитывая тариф, сколько мне нужно будет заплатить водителю. Увы, многие работники такси в Риме склонны обманывать. Особенно часто попадаются туристы, однако и с местными они не честны до конца.

Спустя какое-то время мы оказываемся в нужном районе, проезжаем мимо рынков со свежей едой, мимо огромного количества тратторий, которые здесь буквально на каждом шагу. Уж я-то знаю, что неприметные здания с простыми стенами в этом квартале скрывают за собой лучшие маленькие ресторанчики и красивые внутренние дворы, а стрит-арт тут развит, как нигде больше в Риме. Это чудесное место, и пока мы ехали по здешним улицам с Лукасом, я не успела из-за собственного страха насладиться колоритом Гарбателлы. А сейчас у меня появилась такая возможность. Я бы доехала сюда на общественном транспорте, но мне абсолютно неизвестно, где же находится заброшенный зал, а таксисту я готова за это заплатить, хоть и знаю, что карманных денег у меня не много.

Водитель плотного телосложения оборачивается ко мне, закинув правую руку на спинку соседнего сидения.

— Тгеntа еurо, signоrinа, — говорит он, показывая на счетчик.

Я, уже и не пытаюсь понять, все ли верно. Отдаю ему тридцать евро и, поблагодарив, выхожу из «Тойоты». Те же гаражи, что я видела в прошлый раз, та же сбитая ко всем чертям дорога, ужасный асфальт. И спортивный комплекс передо мной. Грязное здание из белого кирпича, давно покинутое людьми, за которым, как я прочла в Интернете, площадки для футбола, баскетбола, тенниса и прочего никогда не пустеют. Особенно, футбольное поле зачастую принимает непрофессиональных игроков со всего квартала. По сути, это комплекс, за который совершенно ничего не нужно платить.

Рай для детей, подростков и людей с низкооплачиваемой работой.

Внутри так же холодно, как и в тот день, когда я разбила самоуверенность троих британцев в пух и прах. Хотя Маркуса называть британцем не совсем правильно, хоть он родился и вырос в Англии, и сам, по словам его сестры, не чувствует себя полноценным итальянцем. Пьетра… Мне не верится, что все так сложилось. Это, должно быть, все неправда. И мое нахождение здесь тоже.

Я вновь взбираюсь на маты, прежде сняв сапожки и избавившись от джинсового рюкзака и верхней одежды. На подиуме, как ни странно, чувствую себя комфортно. Только это не тот, на котором я строила из себя крутую девчонку. Это — соседний боксерский ринг, только с помостом пониже и с грушей для битья, свисающей с потолка посреди самого ринга.