Говори со мной по-итальянски

Пояснения к главе

[1] — Национальное испанское «игристое вино».

[2] — Испанская водка. Название этого напитка переводится как «горящая вода», что говорит о его большой крепости, достигающей 50 %.

[3] — Специальные бокалы для коньяка.

[4] — «Чтобы не умереть никогда» (название песни/итальянский язык).

Глава 27

Ева

В наушниках гремит моя любимая песня Маroon 5 «Nеvеr gоnnа lеаvе this bеd». Одна улица сменяет другую в одном из самых древних районов Вечного города. Я пробегаю мимо базилики[1] Санта-Мария Маджоре, перевожу дыхание около базилики Санта-Прасседе, а после вновь бегу. Даже когда ощущаю боль в ступнях, даже когда чувствую, что мне трудно дышать, даже когда понимаю, что кроссовки натерли пяточные кости. Вероятнее всего, придется лепить пластыри, и крови не избежать. Но я сама решила, что это хорошая идея — довести себя до изнеможения, вновь начать бегать, только я не рассчитала силы. Занятия в спортзале определенной нагрузки, плавание в бассейне не сравнятся с тем, что я, не жалея себя, практически без отдыха оббежала весь район. Склонившись у местного магазина, я пытаюсь привести дыхание в порядок. Ко мне подходят люди, интересуясь все ли со мной хорошо. И всем я отвечаю одно и то же: я в порядке. Мне нужно взять себя в руки и попробовать без происшествий добраться до дома. В любом случае, я не пожалела, что поступила так: по крайней мере, хоть ненадолго, хоть на сорок минут плохие мысли покинули меня. А теперь они наваливаются одна за другой, сводя с ума.

Мой телефон, покоящийся в кармане, вибрирует. Я выключаю музыку на айподе, попутно срывая наушники с ушей. Сердце делает сальто, и мы оба надеемся, что это сообщение от Лукаса, но… написала Лесса:

«У тебя сегодня вечерняя смена, малышка. Ты не забыла?»

Конечно же, нет. А ещё мне нужно перед сменой провести урок у Блэнкеншипов. Признаться честно, я соскучилась по Киану, но после того, как поняла, какой же Лукас трус, видеть его не хочется еще больше, чем раньше. Боже мой! Я ещё и жду от него вестей… Полная дура… Несмотря на жуткую боль, я, ощутив прилив ненависти и гнева, разбегаюсь снова. Теперь мне нужно выдержать до собственного дома. Надеюсь, я не подведу сама себя.

В квартирном холле отец спешно натягивает на себя пиджак, разговаривая с кем-то, прощаясь, прежде чем закрыть дверь. Он не ожидает увидеть меня, выходящей из лифта.

Удивленный моим внезапным появлением, он устало вздыхает, обремененный тяжелыми буднями.

— Твоя пробежка затянулась? — добродушно интересуется отец, поцеловав меня в лоб.

Я верчу в ладонях телефон, айпод и наушники, преисполняясь нервозностью, беспокойством. Мне вовсе не нравится находиться в подобном состоянии, но со мной это часто происходит в последнее время.

— С кем ты говорил? — отвечая вопросом на вопрос, обращаюсь к папе.

Он почесывает появившуюся щетину, виновато на меня глядя.

Створки лифта после моего выхода из кабины быстро закрылись, и он был вызван на другом этаже, поэтому сейчас отцу приходиться ждать его повторного приезда. Дольше обычного. Зато у нас есть время обсудить некоторые вопросы, мне небезразличные. Например, любопытно, почему папа прячет от меня глаза?

— Ты не станешь отвечать? — Наверное, уже выхожу из себя, потому что перестаю следить за интонацией. — Кто в нашей квартире? — указав на дверь рукой, я намереваюсь проверить свои предположения, но папа ловит меня за локоть.

Поворачиваюсь к нему на автомате, и сама не понимаю, почему начинаю злиться. Бесноватость и безумие из-за минувших эпизодов в моей жизни создают хаос в голове, окончательно запутывая.

— Селест сказала, что вы поссорились, — признается отец, поджимая губы, словно это он являлся инициатором ссоры. — Но я не мог отказать в гостеприимстве ей и Доминик. Я уверил их, что ты скоро придешь.

Значит, вот с кем он прощался… Они не вступились за меня вчера, хоть и не были теми, кто обидел.

— Нет, — былой огонь потух, и мне больше не хочется устраивать сцен, — я не ссорилась с ними. Просто теперь все иначе.

Лифт подъезжает, и папа, прежде чем зайти в кабину, обнимает меня со всей силы.

— Мы обязательно поговорим об этом, когда я приду с работы, хорошо? А сейчас тебе нужно поспешить, девочки заехали, чтобы забрать тебя в университет.

Я улыбаюсь ему, просто кивая без всяких словесных согласий, потому что уже твердо решила, что не поеду сегодня на занятия. И пускай это противоречит моей любви к учебе и желанию перевестись на бесплатное обучение, сегодня я не хочу видеть Пьетру. Я не хотела видеть и девочек, но, похоже, придется пережить выяснение отношений с ними двумя.

Селест встречает меня в прихожей. Она набирает сообщение на телефоне, но, завидев меня, тут же прекращает делать это, сконцентрировав все свое внимание на мне.

— Доброе утро, — приветливо здоровается в попытках улыбнуться.

Следом в прихожую выходит Доминик. Они обе, как всегда, разодеты так, словно собираются не в универ, а улетают на неделю моды в Париж. Шикарны, красивы, безупречны. Лишь сейчас я начинаю видеть, что мы действительно очень отличаемся.

— А Пьетра знает, что вы здесь? — холодно и достаточно цинично отвечаю на приветствие.

— Прекрати, Ева, — упершись бедром о дверной косяк, просит Доми, грустно посмотрев на меня.

Я снимаю спортивную куртку, кроссовки и иду в ванную.

Протягиваю там не менее получаса, а, когда выхожу, обернувшись в полотенце, с удивлением отмечаю, что подруги ждут меня в гостиной.

— Вы в курсе, который час? — говорю им, указывая на настенные часы. — Вас хватятся в «Тор Вергата».

— Как и тебя. — Селест пожимает плечами, буквально разваливаясь на диване. — Если ты снова хочешь опоздать или вовсе не прийти, то мы с тобой.

— Точно, — подхватывает Доми. Она, в отличие от Селест, не сидит, сложа руки, а хозяйничает на кухне, разделенной от гостиной небольшой перегородкой, длиною в полтора метра.

Заварив кофе, девушка приносит одну кружку мне. И, вздохнув, я вынуждена ее принять, хоть пить с утра любимый напиток и следить за тем, чтобы полотенце не упало вниз — не самое лучшее занятие.

— Слушай, — Селест садится ровно, приближаясь немного ко мне, касаясь ногами пола, — мы знаем Пьетру лучше всего. Мы знаем ее с самого детства, и я с уверенностью могу сказать, что она отличный человек, но слишком зацикленный на статусе.

Сел забирает у Доми кружку и отпивает немного горячего дымящегося кофе.

— Хорошо это или плохо — пускай решает сама, — говорит мне Доминик, присаживаясь в светлое кресло, купленное отцом в Триесте. — Но ее уже не изменить. Наверное, стоило сразу тебя предупредить… В их семье все очень строго с тем, что подумают о тебе окружающие. Первым делом для них самым важным является впечатление, которое они производят на остальных. В смысле, Пьетра воспитана соответствующе, — Доминик вскидывает свободную будто наша подруга поступила со мной нормально, и это является чем-то само собой разумеющимся.

— Ты сама себя слышишь? — выдержав паузу, обращаюсь к Доми, поставив кружку на журнальный стол между нами. — Пьетра могла отвести меня в сторону и высказать все возмущения, касающиеся моего поведения, наедине, но она предпочла унизить меня, исходя из своих ошибочных предположений.

Селест открывает рот, чтобы ответить мне, но я выставляю ладонь и задаюсь целью все-таки закончить начатое.

— Уж извините, что не принимаю ее поведение, как разумность и естественность. Получается, что наше общество всесторонне и бесповоротно разделилось, и бедным нельзя общаться с богатыми? Так, что ли? Мне вообще можно здороваться с вами или это не вяжется с вашим уставом?