Грабь награбленное

— Танек! У меня все готово! — выглянула из кухни Светка.

Я вскочила с дивана и вприпрыжку побежала к столу. Мне было, что отмечать: произошел существенный сдвиг в расследовании.

— Ну, Светик, давай! — бокалы звякнули и послышалось громкое двойное бульканье, потому что я от радости решила выпить шампанское залпом, а Светка — так, для солидарности.

* * *

— Надо ехать к Курбановой… — размышляла я, лежа в постели, — ох, тяжко…

Голова трещала, потому что мы со Светкой засиделись до полуночи, а после полбутылки шампанского не мешало бы выспаться. С балкона дул приятный свежий утренний ветерок. Он бодрил, но подниматься с постели не хотелось. Однако нужно было вставать и начинать работать. Мой гонорар, конечно, довольно приличный, но я всегда считала — деньги зарабатывают для того, чтобы их тратить, поэтому даже солидные суммы у меня долго не задерживались.

Приподнявшись с подушки, я почувствовала легкое головокружение, но, переборов его, все же заставила себя встать. За чашкой кофе я из элементарного любопытства стала листать старый географический атлас.

— Да… Далеко наша пташка залетела… — задумчиво протянула я, отыскав на карте Тюмень. — Кстати, а доехала ли она? — возник у меня вопрос, поскольку расстояние действительно было немаленьким, а супербыстроходных поездов у нас в России, к сожалению, еще не изобрели.

Я подошла к телефону, набрала номер справочной железнодорожного вокзала и спросила, сколько суток придется провести в вагоне желающему посетить Тюмень. Через минуту молчания мне голосом робота ответила какая-то тетенька. Судя по количеству часов, которые предстояло затратить на преодоление пути от Тарасова до Тюмени, Суркова уже должна была прибыть по месту назначения.

Выкурив сигарету, я вышла из квартиры с намерением отправиться в лагерь. Вспомнив вчерашний разговор со Светкой, я поставила перед собой две цели: поговорить с Курбановой о возможных тюменских родственниках или друзьях и полазить по дому в надежде обнаружить что-нибудь вроде тайника.

Преодолевая ставшие знакомыми ухабы на пути к лагерю, я подумала, что не зря оставила «чумазой» свою «девятку», так как мойка перед поездкой туда была бы мартышкиным трудом.

Курбанова еще спала. Увидев меня, она заметно обрадовалась. Судя по внешнему виду Екатерины, ее последние ночи были бессонными: под глазами образовались темно-синие круги, веки припухли, уголки губ как-то безнадежно опустились.

— Боюсь вас напрасно обнадежить, но, кажется, след вашей матери отыскался, — сказала я, проникшись к Курбановой подлинным сочувствием.

— Как? Где? — Катя вскочила и уставилась на меня с каким-то агрессивным нетерпением.

— Успокойтесь, сядьте, — я дотронулась до ее руки, — нам нужно поговорить серьезно и спокойно. Прошу вас, не воспринимайте пока эту информацию близко к сердцу. Версия может быть ошибочной. И еще — все сказанное должно остаться между нами. Это не просьба, а приказ, если хотите.

— Да, да, — Курбанова сложила руки в молельном жесте и прижала их к груди, глядя на меня теперь послушно и умоляюще.

— Катя, сосредоточьтесь, пожалуйста, и вспомните, нет ли у вас родственников в Тюмени.

— Не-ет… — сразу и изумленно ответила она.

— А быть может, есть какие-то знакомые, у которых можно пожить недельку-другую? Может, мамины друзья молодости?

Курбанова ненадолго задумалась и стала размышлять вслух:

— Да нет… Мама заканчивала тарасовский политех. Те, с кем она поддерживает отношения, живут здесь же или в области. Да и вообще, ее близкие хорошо знакомы и мне, поэтому я без сомнения могу ответить на этот вопрос отрицательно. А что случилось? При чем здесь Тюмень?

— Я выяснила, что Инной Георгиевной был куплен билет до Тюмени. А вот зачем она туда поехала — предстоит выяснить.

Выражение лица Екатерины в этот момент трудно описать: в глазах светилась и надежда, и сотня вопросов, и возмущение, и радость.

— Вы думаете, она найдется? — тихо спросила Курбанова.

— Я в этом уверена, — решительно сказала я, думая в то же время о том, что желательно бы ей найтись живой.

Мы несколько минут посидели молча, потом я обратилась к Курбановой:

— Я могу еще покопаться в доме?

— Конечно, даже не спрашивайте, — Екатерина думала о чем-то своем.

Вздохнув, я встала и пошла по коридору в направлении кабинета Сурковой. Если тайник у нее и существовал, вряд ли бы она стала делать его в тех комнатах, которые еще не были отделаны. Спальня, на мой взгляд, тоже мало для этого подходила, поэтому я и хотела начать поиски с кабинета.

Сначала я решила проверить те места, наличие тайника в которых считается банальным: приподняла висящие на стене картины, осмотрела пол — там тайника просто быть не могло, поскольку его качество этого не позволяло.

Затем я начала тщательно простукивать стены, но никакого звука, напоминающего тот, который раздается в том случае, если за стеной находится пустота, не слышалось. Пока мной были обследованы только легкодоступные участки, то есть стены, близко к которым не стояла мебель. Однако за ней тоже надо было все проверить, а сама отодвинуть книжный шкаф я не смогла.

Я вышла и крикнула Курбанову.

— Что? — отозвалась она издалека.

— Владимир сегодня здесь? Мне помощь нужна.

— Сейчас пришлю.

Орлов где-то в глубине лагеря занимался вырубкой небольших сухих сосенок. Они, во-первых, портили общее впечатление от окружающей красоты, а во-вторых, Екатерина задумала приготовить шашлык, оригинальный рецепт которого ей поведал когда-то муж.

Я решила прислушаться, как отреагирует на просьбу Кати Орлов.

— Я пока занят, — ответил он, не сумев скрыть чувство раздражения.

— Это ненадолго, — успокаивала его Курбанова.

Вслед за этими словами послышались твердые тяжелые шаги. Походка многое говорит, если не в целом о человеке, то о его внутреннем состоянии на данный момент, и я поняла, что Орлов взвинчен, возбужден и настроен далеко не доброжелательно.

— Что? — спросил он, не глядя в глаза.

— Помогите отодвинуть шкаф.

Владимир зло усмехнулся, но просьбу выполнил. Затем, ничего не говоря, сразу вышел. Я обстукала и эти места, но никаких намеков на наличие тайника по-прежнему не было. Кроме шкафа, вплотную к стене стоял письменный стол, но с ним я надеялась справиться собственными силами. Потянув за край, я обнаружила — стол не тронулся с места. Он был, конечно, немаленьким, но не настолько, чтобы вообще не поддаваться.

Я подошла к нему сбоку и повторила свою попытку. Стол оставался на своем месте. Я заглянула под него, думая, что что-то может мешать движению. Тут я обнаружила — мне противостоят крепления, которыми стол был прикручен к полу, можно сказать, намертво. То же самое я заметила, поглядев на заднюю часть крышки.

— Зачем это? — произнесла я задумчиво.

Присев на рядом стоящий стул, я стала на нем по привычке покачиваться. Это было не так увлекательно, как дома, так как мой стул был крутящимся, а этот обыкновенным, на четырех ножках. Я с иронией думала над тем, какая причуда могла заставить Суркову «приковать» эту мебель. Одна моя нога оперлась о заднюю стенку стола. Вдруг нога резко соскользнула, и, чтобы не грохнуться, я рукой попыталась уцепиться за какую-нибудь опору. На минуту обретя равновесие, я ухватилась за ручку верхнего ящика и, когда стул встал на место, с силой непроизвольно надавила на него.