Грань

Отношения Кевина с единственным родителем все еще были не ясны. В отчете коронера не было информации о сколь бы то ни было серьезных заболеваниях Элеоноры. Но он все же решил убедиться в этом, а потому запланировал встречу с ее надзирающим агентом.

Преподаватель изобразительного искусства посоветовала адвокату побеседовать с местным священником. Она сказала, что было всего три места, где Кевин обычно проводил время в школе после занятий: первое – библиотека, второе – это ее кабинет, а третье – это исповедальня. К своему несчастью, Стэнхоуп оказался в церкви в момент службы. В такое время здесь присутствовала практически вся школа, включая родителей учеников. Пастор проповедовал увлеченно и страстно, и Чарльз испытал легкое чувство ностальгии по безвозвратно ушедшим студенческим годам.

Священник был немного старше Чарльза, невысокий и худощавый, но открытый и улыбчивый. Единственное, что, пожалуй, не вписывалось в праведный образ, это едва уловимый во взгляде и жестах невротизм. Такой невротизм Стэнхоуп чаще всего наблюдал у своих бывших любовников, не нашедших в себе силы открыться близким, либо у своих клиенток, изменяющих своим мужьям. Вообще ориентация бы объяснила определенный артистизм в словах и действиях святого отца, но Чарльз предпочел не думать об этом сейчас, ведь это не имело прямого отношения к делу. Стэнхоуп дождался окончания службы и обратился к священнику.

– Я – Чарльз Стэнхоуп, адвокат Кевина Квинси.

– Отец Брайан, – взволнованно представился священник в ответ. – Директор упоминал о вас. Какое несчастье. Это все похоже на чудовищную ошибку.

– Вижу, вы в курсе обстоятельств, – кивнул адвокат. – Преподаватели говорили, Кевин проводил много времени в церкви. Вы можете рассказать о нем? Я уже знаю, что он был хорошим учеником. Но что насчет его характера?

– Он был силен духом, упорен и настойчив. Мы много говорили о смысле жизни, об обстоятельствах, о смирении и прощении.

– Кевин рассказывал что-нибудь об отношениях с матерью?

– Он говорил лишь, что с ней бывает непросто. Как бы сказать, – Отец Брайан задумался. – Кевин всегда был очень осторожен в выражениях.

– Парень не доверял вам?

– Вы знаете, что меня в моих комментариях ограничивает тайна исповеди. Хотя я думаю, мне он доверял больше чем кому бы то ни было, – понизив тон произнес священник.

– Поясните, – адвокат напряженно прищурился.

– Отец Брайан! – их обступила толпа родителей и студентов.

– Не здесь, – он нервно огляделся по сторонам. – И не сейчас.

Адвокат кивнул. Он сам пришел к мысли, что в стенах школы он вряд ли получит от кого-либо честный ответ. Стэнхоуп приблизился к священнику вплотную так, чтобы только он мог его слышать.

– Я остановился в отеле Каса, – сказал он. – Буду ждать вас в лобби сегодня в восемь вечера.

– Понял, – ответил Отец Брайан.

Чарльзу оставалось наведаться только в медкабинет. Уж если кто и мог различить на теле Квинси следы домашнего насилия, так это школьный врач. На пороге кабинета адвоката встретил тучный седой мужчина с пышными усами. Он едва помещался в свой халат, поэтому даже не надел его, а просто накинул на плечи. С первых слов приветствия Стэнхоуп распознал в нем человека скользкого.

– Мистер Вэлкрофт, вы наблюдали мистера Квинси на протяжении трех лет. Вы замечали на нем повреждения, характерные для систематических побоев?

Доктор Вэлкрофт некоторое время покачивался в едва выдерживающем его вес кресле, затем повернул пухлую шею в сторону адвоката и сказал задумчиво:

– Ничего такого, что нельзя было бы объяснить падением с лестницы или игрой в баскетбол. Я понимаю, чего вы от меня ждете. Но я скажу вам то же, что обычно отвечаю представителям органов опеки. Если ребенок утверждает, что он поранился, упав с лестницы, у меня нет оснований ему не доверять. Даже если на самом деле это не так, и он подвергается насилию со стороны родителей или сверстников.

– Разве вы не обязаны докладывать о подобных случаях? – покачал головой адвокат.

– Мистер Стэнхоуп, наши ученики – не дети. Большинство из них уже работают, встречаются с девушками и занимаются сексом. Мало кто из них желает быть «жертвой насилия». Я даю им шанс в тот самый момент, когда спрашиваю, что произошло. Бывает так, что они рассказывают, как подрались с отцом и старшим братом, как к ним отнеслись несправедливо. Тогда я передаю информацию куда следует. А бывает, что они как и подобает взрослым мужчинам, не желают выносить сор из дому. И тогда падение с лестницы – это то, что я пишу в отчете, и ставлю точку.

– И часто у Кевина случались падения с лестницы? – мрачно спросил Чарльз.

– Периодически, – бросил доктор, склонив голову набок. – Но в суде я, разумеется, этого не скажу. И уберите этот злобный взгляд. Кевин Квинси – конченый псих, зарезавший свою мать. Его отправят в тюрьму, и туда ему и дорога. Он не стоит того, чтобы рисковать из-за него карьерой.

Чарльз мог бы обвинить его в халатности, но сдержался. Он прекрасно понимал, насколько ценными были бы показания доктора в суде, и насколько переменчивым бывает настроение людей в зависимости от обстоятельств. Сохранив хладнокровие, он попрощался с медиком и ушел.

Направляясь к выходу, он то и дело натыкался на снующих по коридорам студентов. Некоторые из них задерживали на нем свое внимание и о чем-то перешептывались друг с другом.

– Эй, мистер! А правда, что Квинси отрубил башку своей мамаше?! – крикнул Чарльзу вслед один из них, когда адвокат уже выходил на крыльцо.

Стэнхоупа передернуло. Он ненавидел такие чудовищные формулировки, а вот сплетники и журналисты их очень любили. Он обернулся к говорившему.

– Где вы это услышали? – поинтересовался он с деловой улыбкой.

– От Барри, – парень указал на одного из студентов. – А тот от матери. Она работает в редакции.

– Все обстоит иначе, – ответил адвокат. – Не стоит верить слухам.

Чарльз отправился в отель, где забронировал номер утром, на случай, если придется задержаться еще на день. Сразу после предъявления обвинения он связался со своими бизнес-партнерами и ввел в курс дела. Заседание магистратского суда было назначено на следующую пятницу. Он рассчитывал съездить в Лондон до той поры.

На похороны он не явился, но на чтении завещания должен был присутствовать. Чарльз вообразил себе перекошенное от злости лицо мачехи. Последние несколько лет каждая их встреча оборачивалась скандалом. Она не гнушалась ничем и часто прилюдно высмеивала его внешность, бедность или ориентацию. Чарльз сдерживал себя, как мог, стараясь не отвечать на ее выпады. Хотя были моменты, когда он был бы не прочь пустить в ход кулаки.

Стэнхоуп размышлял об этом, принимая душ, и понимал, что даже в его жизни были обстоятельства, когда ему хотелось преступить черту. Ну, или хотя бы сбежать от реальности в мир, где он не был бы ненавистным пасынком и пятым колесом. После душа он надел чистую рубашку и белье, купленные по дороге в отель, отметив про себя, что в следующий его визит в Честерфилд надо бы озаботиться сменной одеждой и туалетными принадлежностями.

В половине восьмого Стэнхоуп спустился в лобби-бар. Он еще не ужинал и готов был вола проглотить целиком. Меню бара состояло в основном из закусок, но Чарльз к еде был не привередлив. Наскоро перекусив, он вернулся к ресепшену. Отец Брайан уже ждал его там. Он был одет в обычную одежду, отчего выглядел еще более тощим. Его мимика и быстрая походка выдавали теперь уже ничем не прикрытую нервозность. Завидев адвоката, он кивнул. Стэнхоуп по привычке протянул ему руку, но тот, казалось, не заметил ее. Священник сжимал в ладонях пластиковый конверт с такой силой, что его пальцы побелели.