Граница надежд

Да и кто только не причинял ей беспокойство!.. Мы все пользовались ее добротой, беззастенчиво черпая ее, как из неиссякающего источника, а я даже не спросила Жасмину, как она живет.

— Возле дома ждет фаэтон. Мне надо тебя приготовить, — сказала Жасмина и начала меня одевать. Потом приподняла меня и чуть ли не на руках понесла к двери.

Моя мать пошла за нами. Она села напротив нас и туго перевязала шаль под подбородком. К стеклу окна прильнуло и словно сплющилось личико Сильвы. И мне так хотелось иметь такую же девчушку!

— А где Павел?.. — Я с надеждой посмотрела на Жасмину.

— Его нет в городе. Он придет в больницу. Непременно придет.

Раз Жасмина сказала, значит, так оно и будет. Ей я верила.

Фаэтон медленно тронулся с места. Колеса скользили по обледеневшей мостовой, но лошади попались сильные и ступали твердо.

Я выздоровею... И смогу родить, обязательно рожу дочь, такую же, как Сильва.

Меня начало клонить ко сну. Жасмина обняла меня...

Командир дивизии оказался настоящим человеком. Придрался к недостаткам в боевой готовности и объявил мне выговор, состоявший, по сути, из одной фразы. Обещал отдать меня под суд за то, что я взломал замок склада, но ведь завтра он сам увидит, как обмундированы солдаты.

Я думал о завтрашнем дне. Хотелось попросить о небольшой отсрочке, но командир дивизии приказал, чтобы через пять суток третий батальон занял участок границы, усилив ее охрану. Он разрешил доукомплектовать третий батальон за счет других батальонов.

— Товарищ полковник... — Я хотел задать ему вопрос, но командир, махнув рукой, прервал меня:

— Возражений не принимаю. Если возникнут дополнительные нужды, приходите лично ко мне. Задача серьезная и весьма ответственная, товарищ майор. Пешев, у вас есть что-нибудь? — обратился он к сидевшему на диване Ярославу.

— Товарищ полковник, как мы и договорились, я сам отправлюсь на место, — ответил Ярослав.

Я собрался уходить, но командир дивизии и майор из академии генерального штаба опередили меня и покинули комнату первыми. Ярослав в это время рылся у себя в письменном столе, и я счел неудобным оставить его одного.

— Ты хочешь мне что-то сказать? — спросил я, хотя знал его привычку: когда ему предстояло решать что-нибудь важное, он начинал заниматься незначительными вещами, тем самым отвлекая свое внимание, пока его мысль не успокаивалась, не становилась предельно отчетливой и ясной.

— Ничего особенного. Вчера я был у Драгана.

— Уж не появилась ли новая группа диверсантов? — старался я поддержать настроение, создавшееся после разговора с командиром дивизии.

Ярослав встал и долго не сводил с меня глаз. Вот точно так он рассматривал нас в партизанском отряде перед уходом на операцию. И всегда обнаруживал тех, кто трусит. Он отводил их в сторону без всяких объяснений, а потом сам вел остальных на операцию. Вернувшись, сразу же засыпал непробудным сном. Нелегко ему было при такой двойной нагрузке.

Меня смутил его взгляд. Неужели он думает, что я боюсь?.. Нам предстояло решать столько проблем, а он завел разговор о Драгане. До каких же пор связи прошлых лет будут нам создавать препятствия, заставляя нас постоянно оглядываться и ломать себе голову над тем, как бы не обидеть друг друга? В общем походе — у каждого свой путь. Нельзя же, в самом деле, по любому пустяку задавать себе бесчисленные вопросы: «А сейчас что?.. А каков будет конечный результат?»

Как раз в этот момент Ярослав прервал мои размышления:

— Нам еще рано расставаться.

Мне даже не передать, как он произнес эти слова.

— Пытаешься прочесть мои мысли?

— А почему бы и нет? Мы с тобой из одного материала, душой болеем за одно общее дело. Так что же удивительного в том, что мы пытаемся проникнуть в мысли друг друга?.. Драган, как это неоднократно бывало и до сих пор, остался в одиночестве. Делает вид, что шагает вместе со всеми, но все же одинок. Он не виноват в этом, виноваты годы, в которые он жил, его восприятие мира и жизни.

— Это мне уже ясно.

— И, несмотря на это, ты сторонишься его. Ведь он никогда и ни у кого помощи не попросит. Если мы сами ему не предложим...

На сей раз я не совсем понял его и потому промолчал. Но Ярослав, подумав, продолжал:

— Снова близятся неспокойные дни, а он на таком месте, где ошибка возможна только раз. Он не имеет права до конца верить каждому из нас, но не имеет права и сомневаться в каждом из нас. А враги есть и будут. И он обязан искать их повсюду, даже в своем окружении.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы сейчас должны быть рядом с ним и вместе с ним, если потребуется. Вчера его вызывали в Софию. Самое сложное положение создалось в нашем гарнизоне.

— Неужели ты полагаешь, что кто-нибудь из нас дезертирует с поля боя или постарается увильнуть от ответственности? — Я хотел встретиться с ним взглядом, ведь ответ иногда легче прочесть по глазам.

— Если бы я так считал, то не разговаривал бы с тобой.

— Тогда в чем же дело?

— Я могу быть сильным лишь тогда, когда мутная пелена спадет с глаз, когда мне все ясно.

И вдруг я почувствовал, что краснею. Да что же случилось с нашим Ярославом в этот день? Не хватает только, чтобы мы здесь клялись друг другу в верности, а полк пусть ждет, и третий батальон пусть ждет.

— Обо всех этих вещах поговорим в другой раз. Нам нет нужды заниматься взаимной агитацией. Пошли! Теперь ты мне крайне необходим...

Ярослав начал собирать вещи с письменного стола, но я понял, что он не скоро уйдет отсюда.

— Ты вчера заходил к себе домой? — спросил он.

Я опешил от такого неожиданного вопроса.

— А в какой мере это связано с боевой готовностью полка или с Драганом? — вспыхнул я. Он часто позволял себе вмешиваться в дела, которые его не касались.

— Я встретил Жасмину. Она очень встревожена.

— Из-за меня?

— Не будь эгоистом. Ты же знаешь, что она любит тебя и никогда не скажет о тебе дурного слова. Знаешь и другое: ты и ребенок — это единственное ее богатство.

— За сегодняшний день я уже второй раз что-то тебя не понимаю!