Грехи Матери

Я была королевой, когда Сирилет была молода. Королевой-трупом. Я взяла город, который вытащила из земли, и превратила его в средоточие своей власти. Я построила вокруг себя королевство и назвала его Йенхельм в честь моего бедного друга Джозефа. Я думала, что оказываю ему большое уважение, называя в его честь новую нацию. В моменты прояснения, когда он вспоминает, кто он и как стал тем, кто он есть, он смеется над этим и называет меня дурой. В темные моменты ему все равно. Дикая магия, которую он впитал, чтобы спасти меня, сыграла злую шутку с его организмом. Иногда он превращается в каменную статую, иногда он может проходить сквозь стены, как призрак. Иногда он может видеть прошлое и будущее, а иногда его глаза тают, а пальцы ног чернеют от обморожения. Но он все равно выздоравливает. Его бессмертие — это проклятие, которого я никому не желаю, и у меня много врагов.

Первые несколько лет в качестве королевы Йенхельма я просто барахталась. Я изо всех сил пыталась научиться править и решить, какой правительницей я хочу быть. Мне также не удавалось стать матерью, которой я хотела быть. Я любила Сирилет всем своим несчастным сердцем с того момента, как она родилась, но я не знала, как ее воспитать. Я старалась изо всех сил. Этого было недостаточно.

Когда Сирилет исполнилось три года, она стала ходить за мной повсюду, куда бы я ни пошла. Ее маленькие ножки были недостаточно длинными, чтобы поспевать за мной, и она время от времени спотыкалась о собственные ноги, но отказывалась, чтобы ее несли. Она также не плакала, когда падала, ставила ссадины на ладонях или обдирала коленки. Первые несколько раз я бросалась к ней, полная решимости помочь ей и заверить, что все будет хорошо, как когда-то моя мать делала для меня. Но Сирилет только махала на меня своими маленькими ручонками, пока я не пятилась, а затем вставала на ноги сама, с дрожащими губами и влажными глазами. Она отряхивалась точно так же, как я делала всякий раз, когда Хардт укладывал меня на спину во время спарринга, а затем проходила мимо, не сказав ни слова. Ее непоколебимая независимость и решительность вдохновляли меня. Странно ли, что я черпала такое вдохновение у своей дочери? Я впадала в отчаяние всякий раз, когда она причиняла себе боль, изнывала от беспокойства, плакала слезами, которые она отказывалась лить, но вытирала их прежде, чем Сирилет их замечала.

Залы моего дворца в Йенхельме были широкими, они изгибались сначала наружу, а затем внутрь, к крыше. Древние руины Джиннов, основанные на эстетике гарнов, любивших все строить в виде слизней, были извлечены из земли моей собственной гордостью. В этих коридорах было легко заблудиться, если не знать дорогу. Я остановилась перед гигантским дверным проемом, который вел в мой тронный зал, и подождала, пока Сирилет догонит меня, улыбаясь при виде сурового выражения на ее пухлом лице. Глаза Сирилет всегда излучали странный темный свет, как солнце во время затмения. Этот свет казался тусклым, но, если смотреть на него слишком долго, он мог ослепить. Я любила ее глаза.

Моя дочь остановилась рядом со мной. Она всегда шла справа от меня. Если бы она когда-нибудь оказалась слева от меня, она бы попыталась перейти. Она выглядела очень официально в своем маленьком красном платье, ее темные волосы, точь-в-точь мои собственные, были заплетены в две косички, свисающие за каждым ухом. Заплетал их Хардт, поскольку Сирилет никому не позволяла прикасаться к своим волосам, даже мне. За правым ухом у нее был заткнут фиолетовый цветок — подарок Тамуры. Старый Аспект увлекся садоводством в качестве хобби и любил удивлять Сирилет красочной флорой. Я посмотрела на свою дочь и спросила, готова ли она. Она молча кивнула, глядя прямо перед собой. Я почувствовала, как ее рука сжала мою. Она была теплой, мягкой и такой успокаивающей, что мое сердце слегка сжалось. Мне пришлось открыть дверь ногой, и мы вошли в тронный зал, королева и принцесса, рука об руку.

Я всегда ненавидела заниматься повседневными делами короны. Тамура заверил меня, что важно придать всему официальный вид и позволить просителям смотреть на меня, сидящую на троне, когда они приходят просить о решении или милостях. Хотя, клянусь, в половине случаев люди приходили ко мне просто пожаловаться на своих соседей, как будто забота о них входила в мои обязанности как королевы. По-видимому, так оно и было. Однажды я помогла Хорралейну справиться с кошмаром, когда просители требовали от него решений. В то время я думала, что это сон, который он выдумал, но этот сон был гораздо ближе к действительности, чем я думала. Мне больше нравился подход Имико к управлению своей криминальной империей. Она проводила встречи в тавернах и обсуждала проблемы за выпивкой, смехом и музыкой. В этом я завидовала своей младшей сестре.

Мой тронный зал представлял собой обширную пещеру, уходящую в темноту и способную легко поглотить целую армию. Две огромные колонны стояли нетронутыми, сквозь них змеились светящиеся голубые минеральные пласты. Когда-то здесь было больше колонн, целых двенадцать, но они рухнули, когда я подняла город из земли, и обломки уже давно убрали. В тронном зале были люди. Большинство из них ждали моего решения или надеялись на мою милость, некоторые были наняты мной, чтобы сообщать новости. Тамура сидел у подножия моего трона и что-то насвистывал себе под нос.

Рывок за руку заставил меня двинуться с места. Маленькая Сирилет стремилась исполнить свой долг больше, чем я. Она пошла вперед с высоко поднятой головой, одной рукой держась за мою, а другой расправляя платье. Мяла и разглаживала, мяла и разглаживала. Она всегда так нервничала в присутствии незнакомых людей, но это никогда не мешало ей вступать с ними в конфронтацию.

Мой трон был весьма зловещей штукой. Из черного камня были вырезаны фигуры трупов, поднимающихся из земли и тянущихся к живым. Я его не заказывала, но обнаружила, что он ждет меня после моего возвращения из мертвых. Мои подданные гордились моей репутацией и стремились укрепить ее, и это возымело желаемый эффект. Люди, которые не привыкли к этому ужасному зрелищу, приходили ко мне и не могли удержаться от того, чтобы не уставиться на когтистые руки и не закричать.

Я села на трон и облокотилась на него. Когда-то я могла скрестить руки на груди, глядя сверху вниз на ожидающих, но это не производит такого впечатления, когда у тебя только одна рука. Вместо этого я положила руку на один из вырезанных черепов, побарабанила по нему пальцами и изо всех сил постаралась не ерзать в поиске удобного места на этой проклятой штуке. Я пригласила Сирилет присоединиться ко мне, но она покачала головой и встала напротив Тамуры с таким суровым выражением лица, что мне захотелось рассмеяться и заключить ее в крепкие объятия. Жаль, что я этого не сделала.

В тот день я часами выслушивала людей, которые приходили ко мне со своими проблемами. После нескольких первых просителей Сирилет села, у нее подкосились ноги, и она изо всех сил старалась сосредоточиться на происходящем. Такая сила воли для маленького человека. В конце концов, она заснула, прислонившись головой к каменному Трону-трупу. Я должна была прекратить это тогда. Я должна была избавить свою дочь от того, что последовало дальше.

Где-то на третьем часу вперед вышел мужчина в сопровождении двух солдат из Йенхельма. Он был в кандалах, но его одежда говорила о деньгах и о том, что он обладает властью. Он был высоким и бледным, а его глаза горели убежденностью. Он был прорицателем, обученным находить Хранителей Источников. В подвале его дома нашли двух маленьких мальчиков, прикованных цепями к стене. В ходе допроса выяснилось, что он работал на Коттлелан на востоке, и ему было поручено похищать молодых, необученных Хранителей Источников, чтобы основать новую академию магии. Я не могла этого допустить. Похищать граждан, детей из моего королевства, отнимать их у родителей, как когда-то похитили меня, было для меня невыносимо. Я слишком хорошо знала, как обращаются с такими детьми, какой боли и пыткам их подвергают и в каких монстров их превращают. Я мог бы отослать этого человека обратно в Коттлелан с приказом держаться подальше от Йенхельма, но я знала, что это ни к чему хорошему не приведет. Некоторые послания лучше передать кровью, чем словами.

Я с рычанием вскочила со своего трона и вытянула руку, призывая свой Источник кинемантии, чтобы активировать источникоклинок. Глаза высокомерного ублюдка расширились за мгновение до того, как он осознал, в какой опасности находится. Он умер с криком: мой клинок пронзил его грудь, и он замертво упал на пол, кровь пузырилась на его губах. Что я могу сказать? Правитель всегда должен быть готов запачкать свои руки в крови. И я была зла. Ярость всегда была одним из моих недостатков, а этот человек пытался украсть детей. Он отнимал их у родителей и обрекал их на пожизненную боль. Я знаю, это оправдания. Я сделала то, что сделала, не задумываясь о последствиях.

Когда я вернулась на трон, моя грудь все еще вздымалась от гнева, и я чувствовала на своем лице пятна крови этого человека. Сирилет проснулась и смотрела на меня. Широко раскрытыми темными глазами она посмотрела на труп, остывающий у моих ног, затем перевела взгляд на свою мать, которая это сделала.

Сирилет было всего три года, когда она в первый раз увидела, как я убиваю человека. Не в последний.

Я бы хотела сказать, что наше путешествие к озеру Лорн было приятным, но не могу. По крайней мере, оно прошло без происшествий, а когда у тебя такая жизнь, как у меня, отсутствие происшествий — это лучшее, на что ты можешь надеяться. У нас было три аббана и тринадцать всадников, так что седла были тесноваты. Я ехала с Ариксом, Джуйи и ее большой подругой-воином, которую, как оказалось, звали Блеск. Я спросила ее, не прозвище ли это, но Блеск предпочла не отвечать, а подталкивать ее казалось бессмысленным. В первый день Арикс и Джуйи поддерживали непрерывный разговор, но на второй темы иссякли. Я попыталась молчать, наслаждаясь тишиной, но Джуйи умела втянуть меня в разговор. Она говорила что-то явно неправильное, например, что небо было чертовски здорово фиолетовым, и в тот момент, когда я усмехалась, она предлагала мне ее поправить. Невыносимая женщина. Хотя, должна признаться, благодаря ей время проходило значительно легче.