Грешник
Шрифт:
Это раздражало меня. Как будто они знали что-то интимное, чего не знала я. Знали ли они, что невозможно было ничего поделать с тем, кем он на самом деле был? Они думали, что знают его. Никто не знал его.
Звук каждого прослушивания раздавался над пляжем через колонки. Рядом с Коулом на колонке сидел худой, долговязый парень с блондинистыми волосами до плеч и в очках-авиаторах. Он был так невероятно расстрепан, что должен был быть либо хиппи, либо знаменитостью.
Текст на экране под его лицом гласил: Джереми Шатт, бывший басист Наркотики.
Я не
Марк уселся на прилавок рядом со мной, чтобы смотреть; я наклонила мой телефон, чтобы ему было лучше видно.
Толпа собралась вокруг Коула. Он был таким электрическим, язык его тела — таким магнетическим, что даже на таком маленьком экране я могла чувствовать притягательность его чар. Я завидовала тому, как легко это у него получалось, пока не вспомнила, как много он практиковался — он предназначался для того, чтобы было интересно смотреть даже из самых дешевых мест в зале.
Шнуры расстилались как лианы на песке; Коул убедил людей подключить в них свои собственные колонки. Разнообразие небольших динамиков от айподов усеивали землю также, как и большие колонки для меломанов, которые должно быть некоторые люди купили. Это выглядело, как электрическое дерево со странными фруктами.
А басисты все продолжали приходить.
Я не знала, как все они узнали, что нужно прийти. Возможно, Бейби задействовала свои связи. Или Коул. Возможно, было какое-то огромное сообщество фанаток «Наркотики», которые постят каждое его движение. Или, может, это потому, что у него была такая огромная толпа, так много колонок, и сам он как-то превратил Венис-бич в свою площадку.
На экране маленькая девочка подключила небольшую оранжевую колонку и восхищенно хлопала. Коул Сен-Клер только что стал немного громче.
— Я слышал это, когда ехал, — сказал Марк. — Мне было интересно, что происходит. Это, должно быть, так громко. Это, должно быть, нелегально.
Никто из музыкантов не удовлетворил Коула, хотя Джереми одобрительно пожал плечами на некоторых. Там был один парень, фаворит толпы, который все играл, и играл, и играл. Победитель?
Но затем Коул выключил усилитель. Он покачал головой.
Толпа застонала, но Коул просто махнул рукой. Он развернулся, и парень больше для него не существовал. Я всегда хотела узнать, как Коул получил практику, как взлетел так высоко, и сейчас я видела. Люди не были людьми, они просто были частью плана, цели. И части можно было перемещать без мыслей и эмоций.
Это заставило меня подумать обо всех девушках, с которыми Коул, как он сказал, спал в туре. Это казалось таким невозможным для меня, не потому что я не верила ему, а потому что я не могла представить, как можно позволить многим людям иметь доступ ко мне. Это звучало утомительно, неистово. Теперь я вдруг увидела это. Как он превращал людей в объекты, и как легко он мог расправиться с ними.
Внутри моего сердца было холодно и темно.
— Этот парень невероятен, — сказал Марк, но я не могла понять говорит он о Коуле или о следующем музыканте.
На несколько дюжин больше колонок было воткнуто
с тех пор, как камера в последний раз фокусировалась на них. Было трудно сказать, откуда все они получали заряд. Джереми продолжал возиться с чем-то.— Думаю, я помню что-то из их репертуара. Ты фанатка «Наркотики»? — спросил Марк.
— Я знаю его. Коула, я имею в виду.
— Он действительно такой?
Коул был таким. Он также не был таким. Это просто зависело от того, когда ты видишь его. Не одно и то же, правда?
— Ага.
— В следующую субботу у нас в доме кое-что намечается, — сказал он. — Остальные придут. А ты?
— Остальные?
Пока Коул отшивал очередного басиста на экране, Марк обвел рукой магазин. Оу. Остальные монстры.
— Какого рода кое-что?
Марк взял ногу чайки.
— Просто кое-что. Никакого давления. Подумай об этом. Ладно?
Мое лицо не выражало ничего, но внутри я была немного польщена.
— Я подумаю об этом, — я попыталась представить, как иду на «кое-что» с Коулом.
На шоу Коул отправлял назад всех пришедших, пока еще больше колонок продолжали подключаться. Оператор ходил вдоль ряда колонок, которые тянулись на ярды и ярды: большие черные прямоугольники и размером с ладонь красные, и квадратные серые.
Копы приехали, конечно же. Они выглядели так, как будто ожидали неприятностей, но Коул был не проблемой.
— Мы никому не причиняем зла, — сказал он, жестикулируя. — Посмотрите на эти счастливые лица.
Камеры водили над толпой, которая весело щебетала, веселилась и прыгала, привлекая внимание. Коул был прав: большинство из них были счастливы. Как легко ему удалось заменить их собственные мысли и настроение своей шумной радостью.
Полиция сообщила Коулу, что он нарушает предел допустимого шума.
— Рад это слышать, — ответил Коул, и он на самом деле звучал радостно. — Кто-либо из вас играет на басу?
— Прошу прощения?
— Мне нужен басист.
Полицейский рассмеялся.
Коул тоже. Потом он прекратил.
— Нет, серьезно. Сыграй нам риф, и мы прекратим.
Копы, стражи благоразумия, посмотрели на камеры, толпу и друг на друга. Коул ослепительно им улыбался.
Благоразумие проиграло.
Конечно же, копы сыграли. Разве у них был выбор?
Один офицер играл. Другой танцевал. Толпа взбесилась. Офицер Басисит не был великим музыкантом, но это не имело значения. Это был полицейский, играющий на басу, усиленном тремя тысячами колонок и улыбкой Коула Сен-Клера.
Мир принадлежал Коулу.
— Теперь вы прекратите? — спросил коп. — Таков был уговор.
Коул сказал:
— У меня все еще нет басиста.
Конечно, на этом все не закончилось. Вся эта шумиха не была ради ничего. Толпа притихла.
В тишине Джереми шагнул вперед. Он покачал головой, как будто не веря. Заправил прядь своих блондинистых волос за ухо.
— Ладно, Коул. Ладно. Я сделаю это.
На секунду, короткую, короткую секунду, я увидела настоящую улыбку Коула, а потом она растворилась в его улыбке для шоу. Он проделал сложное мужское объятие с Джереми, а потом схватил его руку и поднял ее вместе со своей.