Грешник
Шрифт:
— В этом ты не права, мой друг, — сказал я ей. — Я здесь ради и того, и другого. Пятьдесят на пятьдесят, в конце концов. Может даже сорок на шестьдесят.
— Ты уже написал альбом, который мы должны записать за шесть недель?
— Теперь ты портишь мой кайф.
Это не было весело, прикалываться над кем-то, кто даже не знал об этом.
Лейла спросила:
— Как ты можешь знать, что не возненавидишь и мою игру тоже?
Я послал ей улыбку Коула Сен-Клера, чтобы выиграть немного времени.
Дело в том, что я мог устроить прослушивания для басистов, потому что Джереми, мой старый басист,
Хрупкий конец.
Я сказал:
— У меня есть план. Все под контролем.
Она вновь закрыла глаза.
— Контроль — это иллюзия. У животных нет мании контроля.
Неожиданно мне беспричинно захотелось оказаться рядом с Изабел и только с ней так сильно, что я не мог поверить, что должен провести вечер в одиночестве в этом месте, где посмотреть можно только на Лейлу.
— Ты чудаковатая хиппи, — сказал я, не заботясь, что камеры могут меня слышать.
— Среди животных нет хиппи, — ответила Лейла, — потому что каждое животное, по своей природе, наедине со своим окружением.
Я споткнулся о порог и ступил обратно во двор. Желание все еще горело во мне.
— Я могу уволить тебя завтра.
Она не открыла глаза.
— Я в порядке, что не принес бы завтрашний день.
Какой нелепый настрой. Завтрашний день принесет только то, что ты скажешь ему принести. Если ты скажешь «ничего», то все, что ты получишь, будет «ничего». Я покончил с «ничего», я хотел «что-то». Нет. Я хотел все.
Глава 14
ИЗАБЕЛ •
Всего через сорок пять минут Коул снова мне позвонил. Я только начала преодолевать последнее снижение к Дому Разрушения.
— Я подумал о твоих планах на вечер, — сказал Коул, — и, как мне кажется, они, на самом деле, не достаточно хороши для Сильвии. Софии? София.
— Вижу, ты хорошо ее знаешь. Как это они не достаточно хороши для нее?
Я повернула внедорожник на подъездную дорожку. Я не посмотрела в зеркало. Поначалу я ехала правильно, но теперь, если я задавлю бабушек, животных или детей, это будет их вина. Справедливое предупреждение.
— Как это… о, смотри, ты сказала точно по тексту. Потому что они не включают меня.
— И каков, собственно, твой великий план, включающий тебя?
— Все планы, включающие меня, — великие. Но этот будет сюрпризом, и тебе следует взять Сильв… Софию, свитер и, возможно, несколько кубиков сыра на палочках.
— Я не люблю «та-да», — мое сердце уже забилось чаще. Именно то, чего я хотела избежать.
— Это не «та-да». Это великий план. О, еще там будут двое других людей. Но один из них похож на Софию, потому что жизнь — страшная штука, а другой похож на тебя. Примерно. Только вместо
сарказма у него религия.— Коул…
— Не забудь сыр.
Часом позже я стояла с Софией и кучей мертвых людей. Великий план Коула включал встречу с ним на кладбище «Голливуд навсегда» у мемориала Джонни Рамону. Он — Коул, а не Джонни — выглядел свежим и манящим в простой белой футболке и очень дорогих джинсах. Он взял двоих не-мертвых людей: Джереми и мужчина, которого звали Леон. Последний годился мне в отцы и был одет в очень милые брюки и аккуратную куртку с закатанными рукавами. Возможно, менеджер? Джереми, между тем, выглядел более похожим на хиппи и менее узнаваемым в лицо.
София была не очень рада пребыванию на кладбище. Как и Леон. Оба явно были слишком вежливы, чтобы сказать это вслух.
Меня это ничуть не беспокоило, потому что:
— люди здесь были давно мертвы, и им нельзя было помочь;
— я не знала никого из них, включая Джонни Рамона;
— требовалось довольно много усилий, чтобы не думать, когда выдастся следующая возможность поцеловаться с Коулом.
Также, кладбище было не очень жутким. Солнце сияло розовым на закате позади высоких пальм и белых мавзолеев. Смутно веселые надгробья расположились вокруг прекрасных озер. И там были павлины. Трудно было покрыться мурашками от жути в присутствии павлинов.
Плюс там было множество тысяч живых людей, сидящих на покрывалах между могилами.
— Я хотел бы послать открытку фламинго, который умер для твоего пальто, — сказал мне Коул, — потому что это большой труд — быть одеждой. Я хотел бы взять все, что не покрыто им, в свой рот.
Это было слишком. Это был небольшой розовый пиджак (и это был мех, а не перья). Его глаза сказали все, чего не сказал он. Я не была уверена, что мое лицо не говорило то же самое ему.
Я никогда не собиралась воплотить это в жизнь до сегодняшнего вечера.
— Не при детях, — сказал Джереми.
Коул протянул мне свои солнцезащитные очки. Я надела их и посмотрела на него через них. Не было и следа его улыбки шоумена этим вечером или, возможно, эти очки были запрограммированы редактировать ее. Он просто выглядел… красивым, веселым и как будто занимался сексом со мной прямо там.
Помогите.
Но рядом была лишь я, чтобы помочь мне.
Он переключил свое внимание на Софию.
— В этой штуковине сыр? — спросил он ее, махнув рукой на корзинку для пикника, что она держала. К этому моменту она еще ничего не сказала, ее мозг был перегружен присутствием множества других особей ее вида. Сейчас это было слишком — спрашивать ее о сыре. Она посмотрела на него круглыми глазами.
— Только сэндвичи, — выдавила она. А потом немного громче, — Разные виды сандвичей.
Это были не просто сандвичи. Потому что это была София, это была современная корзинка с крышкой, из которой заманчиво выглядывало полосатое одеяло для пикника. Он был готов для журнального распространения: План вашего идеального пикника! Просто добавьте друзей!
— Я хочу клавиши на своем надгробии, — заметил Коул, переключив свое внимание на статую Джонни Рамона, играющего на электрогитаре. Он притронулся к лицу Джонни, что казалось кощунственным.