Грузинские романтики
Шрифт:
7 ноября 1830
Закатала
* * *
Когда толпою бабочек ночных Поклонники влекутся за тобою, Зачем ты хочешь каждого из них Очаровать мгновенной красотою? Зачем сквозь гул восторженных речей Ты слушаешь нескромные признанья, Зачем стыдливой прелестью очей Немыслимые сеешь упованья? Среди толпы холодной и чужой, Стрелою черной ревности ужален, Издалека слежу я за тобой — И взор мой тих, и голос мой печален. Ни словом, ни вниманием своим Ты здесь меня, мой друг, не удостоишь, Не скажешь мне, что я тобой любим, Волненье чувств моих не успокоишь. Не знаешь ты, как в пламени любви Сгорает сердце, как душа живая Ревниво ловит возгласы твои, Под бременем тоски изнемогая. Но я — я знаю, милая, тебя! Я верю в час, назначенный судьбою. Вот отчего, ревнуя и любя, Я так любуюсь издали тобою… 9 декабря 1831
Пулково
* * *
Тебя любовь на свет произвела, И, в чем она действительно повинна, — Одной тебе все прелести дала, И так сказала: «Будь прекрасна, Нина!» И Купидон, сей маленький стрелок, Принес стрелу, исполненную яда. И ранен
(1832)
* * *
И ты меня предал, мой разум, И ты покоряешься той, С которой окончились разом И счастье мое и покой. Чей образ, немой и прекрасный, Смутил мои ранние сны, Пред кем мои слезы напрасны, Кому мои стоны смешны! (1832)
* * *
Когда кистины, персы и османы, Как звери лютые, терзают край родной, Когда кровоточат бесчисленные раны, Враждебной нанесенные рукой, Когда молчит закон и справедливость дремлет, Когда никто врагу не в силах дать отпор, Когда народ зовет, когда никто не внемлет Его отчаянью, — о, как я с давних пор Всей силою души мечтаю о возмездье! Какие замыслы таит мой скорбный ум! С какою жаждою неутоленной мести Брожу я по земле, печален и угрюм! О, как душа моя тоскует по свободе! Придет ли ночь или настанет день — Мысль о моем истерзанном народе Преследует меня, как горестная тень. Сижу ли я в семье моей любимой, Молюсь ли в храме, — всюду вслед за мной Она как спутник следует незримый, Чтоб возмутить душевный мой покой. И тайный голос, сумрачный и страстный, Не устает мое сознанье жечь: «Пора, пора! Иди на бой опасный! За родину свою вздыми кровавый меч!» К чему скрывать: безвременной могилой Свой смелый подвиг увенчает тот, Кто в яростной борьбе померяется силой С безжалостным врагом, терзающим народ. Но, боже мой, хоть ты открой народу — Кто до сих пор, когда, в какой стране Без жертвы и без ран свою купил свободу И от врагов своих избавился вполне? И, если я в расцвете юной жизни Теперь стою на грани бытия, — Клянусь моей возлюбленной отчизне: Такую смерть благословляю я! (1832)
Любовные четверостишия
Что есть любовь? Высокое забвенье! Кто, полюбив, не умолял творца, Чтоб ни тоска души, ни сожаленье Не омрачали милого лица? Поверьте мне: кто недоступен страсти, Вся жизнь того — пустой, бесплодный сон И ни блаженства, ни любви, ни счастья В печальном мире не познает он. Внемли, любовь, последнему стенанью: Добыча исступленного огня, Я вечно предан страстному желанью, Я вечно пьян… не отрезвляй меня! О, если б мне тебя услышать снова! О, если б я тебя увидеть мог! Блаженства не изведали такого Ни царь земной, ни всемогущий Бог! (1832)
К Ярали
Ярали, друг мой, когда ж мы с тобою Сядем опять под чинарой густою, Светлые чаши наполнив вином, Старую песню затянем вдвоем: Яри-арали! Чтобы шашлык серебристый из лани Снова вертелся, шипя на огне, Чтобы дразнил он мое обонянье, Ноздри опять щекотал бы он мне; Чтоб кахетинского полную чашу Подняли мы высоко над землей, Чтобы украсили трапезу нашу Рыба, и зелень, и сыр молодой; Чтобы блестел, Поднимаясь над нами, Залитый светом родной небосвод; Чтобы летел Над горячими лбами Сладостный ветер Коджорских высот, Чтоб, не смыкая до вечера глаз, Снова я слушал знакомый рассказ, Как иверийцы с отвагою львиною В годы старинные бились за нас. Ты рассказал бы мне, Ярали мой, Как, поднимаясь на зов боевой, Дети картвелов, венчанные славою, В битву кровавую шли чередой. Горе врагу, если в чаще дремучей Он не укрылся от сотен мечей, — Яростный сокол, срываясь из тучи, Молнией врежется в стан голубей! О, как завиден мне жребий желанный Тех, кто за родину пал бездыханный! Где они — дни, когда сердце картвела Жаркой любовью к отчизне кипело И, провожая героев, страна Радостно славила их имена? Всё бы я слушал, как в старые праздники По бесконечным дорогам ристалища Вихрем летели отважные всадники, Чтоб обогнать в состязанье товарища. Вросшие в седла, стройны словно тополи, Все они знали искусство великое: На два отряда рассыпавшись по полю, Вот они мчатся, ликуя и гикая. Конское ржанье, Жужжание стрел, Копий сверканье — Желаний предел. Мчатся стрелой — С седел долой! Время пришло — Снова в седло! Бьются копыта, Звенят стремена, Шашка над шапкою Занесена! Лук поднимая рукою уверенной, Эти — стреляют в орла одинокого, Эти, — прицелившись в кубок серебряный, Сбить его с камня стремятся высокого. И, наслаждаясь веселой забавою В этот поистине радостный час, Смотрит с улыбкой на них величавою Тот, кто когда-то был счастьем для нас. Славные годы, счастливые дни! О, как давно миновали они. Здесь, на далекой холодной чужбине, Вижу я ныне могилы одни. Стоит ли дальше бороться с судьбою? Спи, азарпеша, под купами роз! Вместо вина — только квас предо мною, Вместо полдневного зноя — мороз. Север холодный угрюм и тревожен, Где он — небес ослепительный жар? Ты — в Петербурге, я — в Новгород брошен, Холод на улице, дома — угар. Только припомню утехи былого — Сердце заплачет, печали полно… Так, вдалеке от родимого крова, Ищет в слезах утешенья оно… 8 марта 1832
Новгород
Штаб наследника принца Прусского
Весна
Когда откроется весной Душа для радости земной, Для счастья и забав; Когда над розою своей Опять влюбленный соловей Воспрянет, зарыдав, — Уж не пойдем мы, милый друг, Туда, где всё цветет вокруг. Откуда шлет веселый луг Благоуханье трав. Пускай блаженствуют сердца На лоне вешних дней — Душе истерзанной певца Не сладок соловей. Увы, не для моих очей Цветет волшебный луг, Не для меня звенит ручей И лес шумит вокруг! К
иным, нездешним берегам Стремлюсь я, наг и сир, Когда лишь бурям и громам Смятенный внемлет мир. О, как я жду, когда с высот На мой последний путь Смертельный пламень упадет И поразит мне грудь! Когда за дверью гробовой, Свой подвиг заверила, Сойдет в приют последний свой Печальная душа; Когда за дверью гробовой, Согбенная от мук. Она обнимется с тобой, Мой незабвенный друг! О, как тебя я не сберег? Глаза твои закрыв, Не понимаю, видит Бог, Как я остался жив; Не понимаю, видит Бог, Как я безумье превозмог, Как я живым остаться мог. Себя переломив? И я возненавидел свет, Где людям счастья нет, Где всё цветет — и всё умрет, Увянет в цвете лет. И равнодушно я молчу, Когда цветет весна, И горевать не захочу. Когда уйдет она. 28 марта 1832
Прощание
На лепестках едва открытой розы Роса небес сверкает и горит. Не так ли, друг мой, медленные слезы С твоих печальных катятся ланит? Мой милый друг, в минуту расставанья, О, как ты мне безмерно дорога! И как умерю я твои страданья, Как осушу печали жемчуга? Я слез не лью, и страшной немотою Опять окован бедный мой язык. Пустым словам, затверженным толпою, Моей любви вверять я не привык. Ведь только призрак чувства многословен, Язык любви не есть язык глупца, И не найдется в нем таких диковин, Чтоб всю любовь исчерпать до конца. Вот почему так страшно сердце гложет Пылание бестрепетных страстей: Оно наружу вырваться не может, Но тело прожигает до костей. Лишь слабый сердцем любит по-иному, Его любовь — упавший с гор поток. Упавший с гор поток подобен грому, Но средь долин он мал и неглубок. Такое сердце стоном и разлукой Свою любовь развеет без труда И, не знакомо с длительною мукой, Вернется к жизни, легкой, как всегда. Но есть сердца, подобные граниту, И, если чувство врезалось в гранит, Не властно время дать его в обиду, Как и скалу оно не раздробит. Пока восходит солнце над землею, Пока луна не остановит бег, Пока живу я жизнию живою, — Мой милый друг, я твой, я твой навек! 15 июля 1832
Петербург
* * *
Кто жемчуг добывал, не погружаясь в море Кто вздохом погашал пылание страстей? Ты захотел любви? Бросайся в волны горя Узнаешь, какова цена любви твоей! 7 августа 1832
Петербург
Эпитафия Мирзаджана
Ты счастья захотел? Оно недолговечно. Люби и пей, как я, чтоб затопить беспечно Любовью и вином печали бытия; Чтоб пред лицом судьбы, как некогда и я, Блаженствовать и петь, не поддаваясь страхам… Хоть целый мир познай, — как я, ты станешь прахом! 2 октября 1832
Петербург
* * *
Быстрей, чем ласточки полет, Твой взор скользит по небосклону; Твой улыбающийся рот Подобен нежному бутону; Вино и снег твоих ланит Хранит благоуханный локон; Твой стан о счастье говорит, Как кипарис у милых окон. И я, увидев милый лик, То слезы горьки? глотаю, То, как безумец, через миг Опять блаженство постигаю. 18 октября 1832
Петербург
* * *
Дни прошлого, я вспоминаю вас, Но нет душе моей успокоенья! И еле-еле различает глаз Звезду судьбы — мерцающий алмаз, Окутанный туманом сновиденья. Блаженства миг пропал, как смутный сон. Зачем же сердце мне смущает он? 1832
Ночь
Луна, пособница влюбленных, Сияла в небе, как кристалл; Витая в листьях благовонных, Крылами ветер помавал. Укрытый сумраком растенья, Рыдал над розой соловей. Какое сладкое томленье Он пробуждал в душе моей! Раскрыв листы, меня манила Деревьев сладостная мгла. В сиянье бледного светила Моя душа изнемогла. О, как медлительно струился Неторопливый ход минут, Когда к тебе мой взор стремился Когда к тебе я рвался тут! Но чу! Трава прошелестела, Мгновенный свет прорезал тьму. Зачем душа моя запела И сердце сжалось почему? Услышав розы трепетанье, Душа узнала — это ты, И я ловил твои лобзанья, Едва признав твои черты! И две души в тот миг чудесный Единой сделались душой И охватил восторг небесный Меня незримою волной. Слились сердца, закрылись очи, Замолкли разум и язык, И под покровом темной ночи Мы обо всем забыли вмиг. О, где тогда с тобой мы были, В какой волшебной стороне? Пусть обо всем мы позабыли, Но рай познали мы вполне. Летело время час за часом, Уж срок свиданья истекал, Но, покорен любовью, разум Часов любви не наблюдал. И понял я — на этом свете Есть исцеление от мук. Но почему мгновенья эти Столь мимолетны, милый друг? Зачем короткий миг блаженства Не утолил нас до конца? Зачем, вкусив от совершенства, Всё так же горестны сердца? Заря вставала над землею, Виденья сна летели прочь. Лишь тут познали мы с тобою, Как коротка бывает ночь. И проклял я рассвет печальный — Блаженства горестный предел, И поцелуй любви прощальный Союз сердец запечатлел. 1832
Новгород
Руставели
(Фрагмент)
Его творенья время пощадило, И так была их сила велика, Что, загоревшись в небе, как светило, Они прошли, блистая, сквозь века. Блажен певец, чей труд потомству нужен, Чьи песни озаряют наши дни! Открой тетрадь. Перед тобой они — Как тысячи сверкающих жемчужин!Пир
(Подражание Пушкину)
Люблю я пир, где царствует свобода, Где слово «пей!» с заката до восхода Над беззаботной слышится толпой, Где, веселясь за чашей круговой, Мы пьяный рог сменяем азарпешей, Где на исходе ночи догоревшей, Когда заря над городом встает, Ко мне моя красавица идет, Свой легкий стан в объятия склоняет И за разгул веселый упрекает!Поделиться с друзьями: