Грузинские романтики
Шрифт:
1832
Петербург
Мелкие стихи
Пусть вянет роза молодая, Пусть облетает каждый куст, Лишь только б, жемчугом сверкая, Цвела улыбка милых уст. Пока желанье не угасло, Любовь волнует нашу кровь, Но догорело в лампе масло — Погас огонь, прошла любовь. 1832
Когда в руках у Нины розы, Едва ли кто откроет нам: Вдыхает Нина запах розы Иль роза — Нины фимиам? 3 февраля 1833 Когда, блаженствуя, над розой Поет влюбленный соловей, — Зачем вороне остроносой Сидеть меж ними средь ветвей?3 марта 1832
Мухамбази
Мне сегодня охоты до шалостей нет: К Саломэ я сегодня иду на обед! Я — портняжка Бежан, я — для женщин букет, Я — утеха для них, это знает весь свет! Хоть и много красоток блистает красой, Хоть не в силах они устоять предо мной, Но для них у меня нынче времени нет: К Саломэ я сегодня иду на обед! Ведь лицо Саломэ — как ночная луна, Белоснежная грудь ее неги полна. Как, бывало, услышу: «Бежанчик ты мой!» — Вся земля из-под ног поплывет подо мной. Потому-то сегодня и времени нет: К Саломэ я сегодня иду на обед! Постоянно у женщин не дело торчать: На любовь перестанет душа отвечать. Хоть и ждали подружки Бежана вчера, Хоть в слезах утопали они до утра — К ним я в гости сегодня, увы, не пойду, Даже если за это притянут к суду: Мне сегодня охоты до шалостей нет — К Саломэ я сегодня иду на обед! Я,
1833
Авлабарские казармы
Подражание Саят-Нова
Я — Арутин, певец Саят-Нова,
Я знаю азбуку, и песнь моя нова.
Саят-Нова
Пой, звени, чианури, волшебной струной, Будь приветлива с тем, кто доволен тобой, Чтобы скрипнул зубами твой недруг от злобы немой! Хинико, хинкико! Чтоб раздулась от гнева его борода, Чтобы чашу вина принесли мне сюда, Чтобы сердце мое веселилось и пело всегда: Хинико, хинкико! Я в руках моих розы веселия нес, Но завистливый рок не простил моих роз, И попал я, изгнанник, в обитель печали и слёз. Хинико, хинкико! Весела моя песня когда-то была, Но пронзила мне бедное сердце стрела, Только небо одно защитит человека от зла! Хинико, хинкико! Пой, звени, чианури, о милой моей, Чье кристальное сердце лазури светлей! Под знакомым окном никогда не увижусь я с ней! Хинико, хинкико! Только вспомню я родинку нежных ланит Как в огне мое сердце опять закипит… Ах, немало я вынес на свете тяжелых обид! Хинико, хинкико! Нас спасает любовь от житейских сует, Я же брошен в пучину печалей и бед! Только разум один за любовью стремится вослед! Хинико, хинкико! Я из чаши страдания рано испил, Пораженный стрелою, я падал без сил, Но не сжалился рок и с любимой меня разлучил. Хинико, хинкико! Он порвал, разорвал нить любви молодой, Соскочила струна с чианури долой… Замолчи, моя песня! Пропали мы вместе с тобой! Хинико, хинкико! Ты возьми, Соловей, чианури мою, Схорони чианури в родимом краю! Я, несчастный Григол, эту песнь, умирая, пою. Хинико, хинкико!1833
Авлабарские казармы
К Саломэ (от Бежана-портного)
Нет конца утехам и веселью Над твоею новой колыбелью. Возвращайся, солнышко, домой! Пусть они баюкают малютку, Не смыкая глаз ни на минутку, Возвращайся, солнышко, домой! А Венере, матушке дитяти, Я спою сегодня на закате: Возвращайся, солнышко, домой! Счастье ножниц, если ты здорова, Не забудь влюбленного портного, — Возвращайся, солнышко, домой! Кто папаша — разве я скрываю? Свой покрой я издали узнаю. Возвращайся, солнышко, домой! Пусть царице роз не будет жалко, Что порой чарует нас фиалка. Возвращайся, солнышко, домой! Что мне делать? С сердцем сладу нету Я люблю и ту, люблю и эту. Возвращайся, солнышко, домой! Но когда другой с тобою дружит, Он меня как по сердцу утюжит. Возвращайся, солнышко, домой! Ты — свеча, я — бабочка ночная! Горе мне! Я плачу, умирая: Возвращайся, солнышко, домой! Ах, любовь заставит быть поэтом, Но легко ль портняжкой быть при этом? Возвращайся, солнышко, домой! 1834
Вильно
К С<офь>е
Ты роза? Нет! Лилея? Нет! Но в сладостном блеске волшебных ланит Их образ незримый таинственно слит. Блажен соловей, что во мраке аллей Поет сладострастие роз и лилей! Блажен, кто тобою Живет неустанно, Кто локонов негу вдохнет, Кто смелой рукою Касается стана, Кто пояс любви разомкнет! Блажен, чья душа, Любовью дыша, Умчится навстречу цветам, — Волшебные сны Дыханьем весны Ее убаюкают там! О, нежные очи, В сиянии ночи Вы — ясные звезды, вы страсти приют! Зачем вы горите, Кому вы сулите Блаженство и негу счастливых минут? Когда окружают Тебя кавалеры Блестящей толпою ночных мотыльков, Когда увлекают Твой разум химеры И сердце открыто на пламенный зов, — Я не грущу, Я всё прощу, И буду я счастлив вполне, Коль в сумраке дня Ты вспомнишь меня — По-прежнему верная мне! 24 ноября 1835
Рига
Моей сестре Евфимии
Утешенье мое, упованье мое и отрада, Утоление сердца во мраке томительных лет, О сестра дорогая, одна ты мне в жизни награда, Только ты охраняешь меня от печалей и бед. Только ты, как звезда, над пустынной сияешь тропою, Чтобы грозные тучи улыбкой своей разогнать, И, согретое лаской, беседует сердце с тобою, И смеется, и плачет, и тянется к жизни опять. На заре моих дней, у истока живых впечатлений, Открывая глаза, озаренные блеском светил, В этом мире я видел лишь яркую пышность растений И сиянье любви в неиспорченном сердце носил. Терн казался мне розой. Любовь ликовала и пела В переполненном сердце. Не ведая слез и забот, Окруженный друзьями, смотрел я в грядущее смело, Веселился и пел беззаботно, как птица поет. Но пора миновала, и где оно — счастье былое? Даже тени его не осталось от прожитых дней. Одинокое сердце, навеки забыв о покое, Как бессильная жертва в когтях у судьбины своей. Вихрь превратной судьбы налетел на меня издалека, Груды туч грозовых заслонили сияние дня, Чашу, полную радости, крылья железного рока Унесли, увлекли и низвергнули в бездну меня. И низвергнули в бездну, откуда ни слез, ни рыданья Не услышит прохожий, где в мертвых глубинах земли Опалили меня безутешные слезы страданья, Где друзья и родные утешить меня не могли. О, как медленно шло в заточении быстрое время! Отпечаток его на лицо мое скорбное лег. Не воскреснет душа, чтобы сбросить печальное бремя, Чтобы вырвать из сердца облитый слезами клинок! Шли своим чередом бесконечные дни и недели, Я считать перестал их, я стал равнодушен к судьбе, Разум мой притупился, желанья мои охладели, Я забыл о слезах, перестал горевать о себе. Я забыл о слезах. Даже этой последней отрады Я лишился, несчастный; объятый бессмысленным сном, Я припомнить не мог, кем я был в этом мире когда-то И во что превратился в печальном безумье своем. Лишь однажды — я помню — мне ласточка в небе пропела. Я услышал ее. Мне почудился голос родной, Словно чья-то душа мне послать утешенье хотела… Я запел ей в ответ. Ах, не песня, но жалобный вой Прокатился по сводам, и своды его повторили. Пораженный, я смолк, не узнав своей песни. С тех пор, Испугавшись себя, замолчал я в холодной могиле, И молчал я, покуда на двери не дрогнул затвор. Миг блаженный настал, и она отворилась, темница. Я шагнул за порог. Я от света едва не ослеп. Боже мой! Те же горы и та же прохлада струится! Так же солнце блестит, так же зреет за городом хлеб! Я помчался на родину. Я умирал от волненья. Я стремился домой. Я надеялся счастье вернуть. Но да будет он проклят — бессмысленный день возвращенья! Если б только я знал, чем окончится горестный путь! Как я выжил тогда! Почему меня скорбь не убила? Тот, к кому я стремился, тоскуя о ком, изнемог, Уж не встретил меня… Предо мною зияла могила. Я смотрел на могилу. И слез я исторгнуть не мог. И состарилось сердце. И в горе своем одиноком Я познал, сколь обманчива счастья неверная тень. И смотрю я на жизнь недоверчивым опытным оком, И крещусь я впотьмах, провожая безрадостный день. Утешенье мое, упованье мое и отрада, Утоление сердца во мраке томительных лет, О сестра дорогая, одна ты мне в жизни награда. Ты
одна охраняешь меня от печалей и бед. Только ты мое сердце своей согреваешь любовью, О свиданье с тобой день и ночь небеса я молю, Чтобы в час моей смерти, склонясь к моему изголовью, Горсть родимой земли ты на грудь уронила мою. 1835
Рига
Мухамбази
Азарпеши и чаши, рога и ковши Поднимайте, друзья, веселясь от души! Пусть цветами украшена будет еда, Пусть на тари сыграет нам Алаверда, Пусть поет соловей нам во мраке ночном, Димплипито пусть гремит за столом! Предводитель у нас с виду сущий араб, Он родился на свет для пирушек и баб. Пусть он шапку заломит, воссев тамадой, Ведь недаром прошел его школу любой! В сорок лет полетит он от нас кувырком! Димплипито пусть гремит за столом! Ах, недолги, друзья, нашей юности дни — Расцветут, отцветут и исчезнут они. Горе тем, кто о счастье своем позабыл, Кто с рожденья утратил божественный пыл. Чтобы юность гуляла и пела кругом, Димплипито пусть гремит за столом! Словно сад без цветов, словно дом без гостей, Не люблю я пиров без любви и страстей! Так налей же мне кубок, светило мое! Дай коснуться мне губок, блаженство мое! Мы из этого кубка бессмертие пьем! Димплипито пусть гремит за столом! Если родинка милой — любови престол, За здоровие родинки выпьет весь стол! Кто не хочет любить, что он ищет, чудак? Веселитесь, друзья, — и рассеется мрак! Опрокиньте веселые чаши вверх дном! Димплипито пусть гремит за столом! Ах, кому в этой жизни бывало светло? Чье светило за тучи навек не ушло? Чья судьба благосклонна к любимцу вовек? Верить в завтрашний день не стремись, человек! Не заботься о нем! Не грусти о былом! Димплипито пусть гремит за столом! Оглянитесь вокруг — много ль, юноши, нас? Где же те, что навеки сокрылись из глаз? Эти — бродят далече, те — спят под землей… Что ж вы брызнули, слезы, горячей струей, Что ж вы горечь разлуки смешали с вином?.. Димплипито пусть гремит за столом! 1935
Рига
Н<ин>е
Мой милый друг, под бременем невзгод Влачил я дни печально и уныло, Но ты мне улыбнулася, и вот — Всю жизнь мою улыбкой озарила. Возможно ль после этого терпеть Мученья преждевременной разлуки, На милый край лишь издали глядеть И звать тебя, в слезах ломая руки? Когда ж наступит долгожданный миг, Блаженный миг волшебного свиданья? Когда ж небес преображенный лик Откроется, исполненный сиянья? Окаменев в далекой стороне, Где жизнь была столь тягостна вначале, Опять сегодня мечется во мне Живое сердце, полное печали. И странно мне, что здесь, в краю чужом, Где всё так мрачно, пусто и уныло, Живое сердце — этот малый ком — Столь дивную любовь в себя вместило! Мой милый друг, страданье — высший долг, Любовь не утомляется страданьем. Не будь его — давно бы я умолк, Приверженный к иным очарованьям. Страдание — кормилица любви, Оно вздувает светлый жар приязни, Его, как жертву, ты благослови И вверь ему свой жребий без боязни. 13 декабря 1835
В альбом графини Оп(перман)
Когда вокруг — покой и тишина И свет звезды прозрачнее алмаза, Когда ты вновь стоишь, поражена Величественным зрелищем Кавказа; Когда луна медлительно плывет И лунный луч скользит над головою, — Вся эта ночь, весь этот мир красот Вдвойне, вдвойне украшены тобою! Ведь ты сама — как дивная звезда, Упавшая с ночного небосклона. О, счастлив тот, на ком ты иногда Свой взор приостановишь благосклонно! О, змеи кос над розами ланит, О, стражи роз, сомкнутые рядами! Вот перед вами снова я, убит, Испепелен и уничтожен вами! Покорствуя невиданной судьбе, О, кто распустит сей клубок змеиный? Кто тот счастливец, что придет к тебе И склонится над шеей лебединой? Кому молниевидные глаза Вдруг улыбнутся нежно и туманно? О, чья рука, как дивная гроза, Коснется кипарисового стана? В тот миг, когда, исполненный чудес, Твой взор меня улыбкою встречает, Когда короной, бледною венчает Твою главу сияние небес; Когда я слышу нежный голос твой, Томительно-певучий и прекрасный, — В каком восторге, с мукою напрасной Я замираю вдруг перед тобой! Не испытав восторгов и страстей, Кто выполнит небес предначертанья? К чему оно — томленье праздных дней, Покуда в сердце нет очарованья? И где мне утешения искать, Пока я сон сердечный не нарушу, Пока любовь не озарит мне душу, Как горний свет, как божья благодать? Поймешь ли ты, мой незабвенный друг, Напев любви, медлительный и грустный? Бессилен был язык мой неискусный Изобразить всю горечь этих мук! Но если вспомнишь дальний ты Кавказ, Не поминай с холодною душою Того, кто, очарованный тобою, Любил тебя и слезы лил не раз! 5 мая 1840
Гори
* * *
Всякий, кто увидит, — заглядится, Отойдет — и снова возвратится, Потеряв — забудет о покое, Отыскав — счастливым будет вдвое. Для кого мечты его и речи, Если ты, любимая, далече? Ты войдешь — и день его блистает, Отойдешь — и солнце угасает! 1840
Рига
Вечер разлуки
Заря небес вечерним багрецом Вершины гор Кавказских озарила. Так девушка прощается с отцом, Лобзая старца нежно и уныло. Но молчалив гигантский тот собор. Передо мной от края и до края В короне льдов стоят вершины гор, Плечами дэвов небо подпирая. И, прижимаясь к кручам, облака Грозят потопом, и с горы отвесной, Блистая, низвергается река, Стремительно висящая над бездной, И воет Терек, надрывая грудь, И скалы вторят Тереку в тревоге… Печально я гляжу на этот путь, На тень судьбы, скользящей по дороге… Всё лучшее, что было мне дано, Всё светлое, что управляло мною, Чем было сердце бедное полно, — Опять, опять похищено судьбою! Прощай, мой друг! Прощай на много дней! До моего последнего мгновенья Всегда с тобой печаль души моей, Моя любовь, мое благословенье! Стучат колеса. Милой больше нет. На повороте пыль еще клубится. И, обезумев, ей летит вослед Душа моя, как раненая птица. Прощай, мой друг! Унынием объят, Смотрю я вдаль с невыразимой мукой. Твоих очей уж мой не встретит взгляд, Навеки затуманенный разлукой. Не утолит печаль моей души Твоя любовь, и только скорбь немая Источит сердце бедное в глуши, Последние надежды отнимая. И как, безумец, я поверить мог, Что счастье наше будет беспредельно? Прощай, мой друг! О, как я одинок! И скорбь моя — о, сколь она бесцельна! И вот уж ночь. Сижу, объят тоской. О, кто теперь мои услышит пени? Недвижен воздух. Только часовой, Перекликаясь, ходит в отдаленье. И, подперев вершиною зенит, Молчит гора, увенчанная снегом, И о прошедшем счастье говорит Звезда небес, сияя над Казбеком. Потоки гор, свершив свой краткий путь, Алмазной грудой бьют через пороги, И воет Терек, надрывая грудь, И скалы вторят Тереку в тревоге. 1 мая 1841
Владикавказ
О разум мой!
О разум мой, не надо вспоминать! Минувшему прилично лишь забвенье. Что толку умножать сердечное волненье И жизнь бесплодную напрасно проклинать! 1843
Тбилиси
Подражание Пушкину
Дар напрасный, дар случайный…
О жизнь моя, Бесплодный дар пустой, Зачем, зачем дана ты мне судьбою? Из тьмы небытия Исторгнутый тобой, Зачем я свыкся с мукою земною? Зачем мой ум Сомненьем возмущен, Зачем душа мятется сиротливо, Зачем мой день угрюм, Прошедшее — как сон, Грядущее — обманчиво и лживо? И цель свою Не в силах я найти, И тщетно я о помощи взываю, И, как слепец, стою На жизненном пути, И самого себя не понимаю. И плачу я, Когда передо мной Влекутся дни унылой чередою. О жизнь моя, Бесплодный дар пустой, Зачем, зачем дана ты мне судьбою?Поделиться с друзьями: