Грязное белье

– Ни за что. Ты только что выписался из больницы.

– После глупого приступа паники, а не сотрясения мозга.
– Мне не нужны лекарства, когда я мог бы получить тебя.

Денвер уставился на него, его лицо было в тени, а тело освещено светом, льющимся из кухни. Он был большим и красивым, и Адам хотел его. Он пытался придумать, как бы заполучить его.

Денвер отвел глаза и скорчил гримасу, уставившись на свой ковер.

– Кроме того, насколько я помню, я тоже вел себя как придурок.

Ой. Это. Забавно, что он, казалось, больше не возражал, особенно после того, как увидел, как Денвер хозяйничает в больнице, задирает врачей, обращается с Адамом, как с экзотическим русским крашеным яйцом.

– Мне все равно. И я думаю, что я тоже был ослом.

Денвер фыркнул.

– Ты не был ослом.

– Я думаю, был. Я не подумал о том, что для тебя может значить сообщение о твоей инвалидности.
– Адам вернулся к оформлению потолка.
– Думаю, я был слишком поглощен мыслью о том, как здорово, что ты похож на меня, чтобы думать о том, что...
– Он вздохнул.
– Хорошо. Я думаю, тебе, наверное, неинтересно слышать, что у тебя сломан мозг.
– Он начал считать фигуры, которые у него получились, и разбивать прямоугольники на квадраты поменьше, пытаясь сделать пространство однородным.
– Я думаю, это довольно по-идиотски - радоваться чьей-то неспособности к обучению, потому что это делает их такими же уродами, как ты.

Знакомые пальцы обхватили его подбородок и наклонили к себе, заставляя оторваться от математики. Лицо Денвера все еще оставалось в тени, но Адам мог разглядеть сильную линию его подбородка, легкий изгиб губ, мягкий блеск в глазах.

– Ты не был мудаком. И ты не урод.
– Его большой палец погладил челюсть Адама.
– Ты просто столкнулся с тем, чего я так долго боялся. Как в короткометражке про Багза Банни, где он стоит лицом к лицу с каким-то огромным парнем, ростом с меня, и ничто не может его тронуть, пока Багз не ударит его в челюсть. «Его стеклянная челюсть!» - говорит кто-то, и здоровяк разбивается вдребезги и падает, побежденный. Вот что я чувствовал. Как будто я сделал себя большим и непробиваемым, но у меня была стеклянная челюсть, и ты это понял.
– Адам съежился и открыл рот, чтобы извиниться, но Денвер мягко прижал его губы подушечкой большого пальца.
– Ты мог бы прийти ко мне с самым лучшим, самым терпеливым, одобренным психологом объяснением, и я бы все равно взбесился. Я всю свою жизнь боялся, что я глупый и никчемный, как и говорил мне мой папа. Я ждал чего-нибудь, чего угодно, что подтвердило бы его правоту, и ты нашел это для меня.

Адам чувствовал себя дерьмово. Полное, беспросветное дерьмо. Он не мог говорить из-за большого пальца Денвера, поэтому вместо этого скорбно поцеловал его.

– Детка, если бы это был не ты, это был бы кто-то другой. Я был так уверен, что придет бугимен. Я не собирался двигаться вперед, я не думаю, что я собирался что-то предпринимать, пока не узнаю, где он. Мне нравится твое беспокойство. Я боялся призрака, но я был уверен, что это не просто призрак, что он может добраться до меня. Я позволил своему страху взять надо мной верх, поэтому, когда ты рассказал мне, от чего я прятался, я не смог ни услышать, ни увидеть ничего, кроме того, что это было правдой, это было там.
– Денвер криво улыбнулся.
– Знаешь, ты не единственный, у кого может начаться приступ паники.

Это заставило Адама улыбнуться, и он отодвинулся от большого пальца, хотя ему понравилось, что Денвер снова погладил Адама по щеке.

– Да, но не ты попал в больницу.

– В следующий раз я буду стараться усерднее.

Адам посмотрел Денверу в глаза, и его улыбка стала мягче и глубже. Он забыл о потолке и его геометрических возможностях, слишком увлеченный фигурой человека, стоявшего перед ним. Без шляпы его волосы стояли дыбом, а уши торчали так, что Адаму показалось, будто именно поэтому Денвер был так непреклонен в том, чтобы всегда носить головной убор. В темноте, когда он склонился над Адамом, его тело казалось бугром мускулов, таким большим и мощным. Такой надежный. Такой сильный.

Такой Денвер.

– Я люблю тебя, - прошептал Адам.

Лицо Денвера все еще было в тени, но затем оно оказалось прямо перед Адамом, его темные глаза блестели, губы приоткрыты, руки властно сжали Адама.

– Я тоже тебя люблю, - прошептал Денвер в ответ.

– Займись со мной любовью.

– Адам устроился поудобнее на диване, сдвинув ноги так, чтобы обхватить коленями бедра Денвера.
– Пожалуйста, сэр.

Денвер поймал нижнюю губу Адама, затем отпустил ее.

– Сегодня вечером - Денвер.

Адам закрыл глаза в сладостный момент интимного блаженства. Затем он открыл это блаженство своему любимому и сказал:

– Пожалуйста, займись со мной любовью, Денвер.

Электрический разряд пробежал по его спине, когда губы Денвера накрыли его губы, а большие руки вдавили его в подушки. Адам стал податливым, двигаясь так, как указывал Денвер, становясь мягким для него, отдавая ему все не только потому, что это приносило облегчение, но и потому, что это было правильно. Не отвлечение. Не терапия. Отдаться Денверу, подчиниться Денверу - быть с Денвером не было ни созависимостью, ни опорой.

Это было возвращение домой.

Когда Денвер подхватил его на руки, Адам схватил его и крепко прижал к себе, не давая прервать поцелуй, пока он нес Адама в спальню. Беспокойство Адама возросло, и ОКР насторожилось, потому что они никогда не делали этого раньше, не в комнате Денвера. Не в постели, на самом деле. Это было что-то новенькое. Было немного страшновато.

Но Денвер все еще был рядом, сильный и уверенный, и просил его об этом, так что Адам - и все его внутренние качества, включая лошадей - решили, что все в порядке.

Это был не тот грубый трах, которым они обычно занимались. В этот раз это была не игра, и не потому, что они, казалось, не могли перестать целоваться. Это было из-за того, как Денвер раздевал Адама, словно он был женихом, словно он был подарком, в который Денвер не мог поверить. Это было из-за того, как Денвер обнимал обнаженные бедра Адама и гладил его кожу, как будто он был бархатом, драгоценностью, о которой он никогда не думал.

Когда Денвер прижал его к кровати, все еще целуя, все еще поглаживая, именно Адам поднял ноги, раскрываясь, предлагая, нуждаясь в этом, желая сказать не словами, а своим телом: Да, это все для тебя, Денвер, я весь, пожалуйста, возьми меня - потому что я твой. Это заставило Денвера отстраниться, и в тусклом свете Адам увидел на его лице выражение удовольствия не только от того, что он увидел, но и от того, что Адам сделал.

Денвер наклонился, доставая из ящика презерватив и смазку. Он не сводил с Адама горящего взгляда все то время, пока раздевался.

Адам застонал и раскрылся шире.

Смазанные маслом пальцы скользнули внутрь Адама, раз, другой. Затем Денвер взял Адама за лодыжки и вошел в него быстро и глубоко.

Адам дернулся и запрокинул голову, вскрикнув одновременно от боли и напряжения - приятной боли, неприятного растяжения, которое обжигало, прежде чем перейти в острое наслаждение, грубость, которая заставляла его чувствовать себя счастливым, использованным и востребованным. Он вцепился в кровать, пока Денвер толкался в него, и хныкал, и стонал, и просил, и умолял о большем.

Как раз в тот момент, когда это начало доходить до исступления, Денвер почти с рычанием вырвался, перевернул Адама и рывком поставил его на колени. Одной рукой он обхватил член Адама, а другой обхватил его торс, когда Денвер снова выпрямился и закончил движение, трахая резкими толчками, которым он вторил безжалостным скольжением по эрекции Адама, пока они оба не кончили, содрогаясь в конвульсиях, прежде чем рухнуть вместе в липкое месиво, которое они превратили в постель.

– Я собираюсь поработать с Тайни, - сказал Денвер после того, как они пролежали так несколько минут.
– Я собираюсь сказать ему, что это займет у меня некоторое время, что он не может рассчитывать на то, что я быстро закончу занятия, но я это сделаю. И я позволю тебе помочь мне получить этот грант или что-то в этом роде, чтобы я мог пройти тест. Я хотел сделать это сам, чтобы заполнить все бумаги, когда приду извиняться перед тобой, но нервничал, так что на этот раз, возможно, тебе придется поддержать меня, когда я буду делать что-то трудное.